Ознакомительная версия.
— Махн мандтугай! — выругался отставной майор, нечаянно плеснув горячим кофе на палец.
— Давно хочу спросить, дядь Вадим, что это значит?
Павел Шаров, свежеиспеченный кандидат технических наук, выпускник аспирантуры кафедры термодинамики и тепловых двигателей университета имени Губкина, автор десятка печатных работ, посвященных диагностике оборудования компрессорных станций, был достойным продолжателем славных семейных традиций.
— А я знаю, Паш? — улыбнулся Вадим Иванович Афанасьев, давний друг семьи Шаровых. — Это у меня вместо тривиального русского мата в ходу. А наделе это лозунг монгольский. Что-то вроде нашего «Слава КПСС!».
Двое мужчин удобно расположились в креслах кабинета старинной квартиры на Арбате. Вдоль стен тянулись высокие — под потолок — полки с книгами. На журнальном столике у стены тепло светился абажур лампы. Окно, за которым шумела столица, было задернуто шторами. Павел, отодвинув ноутбук, шумно отхлебнул из чашки. Здесь фактически ничего не изменилось с момента трагической гибели его отца. Те же книги, тот же массивный шкаф со старой пишущей машинкой наверху, та же страшная — с черепами — маска над дверью…
Афанасьев перехватил взгляд собеседника.
— Да. Это я Васе, отцу твоему, подарил. Одна из немногих вещиц, которые я привез из той удивительной страны…
В первой половине XVII века сын Тушету-хана Ундур-гэгэн, глава ламаистской церкви и государства, основал в урочище Ширээтцагаан-нуур обитель, состоявшую из временных сооружений, окруженных завесами из желтых полотнищ. Она так и называлась Шар бесийн хот (Желтый полотняный город). Лет шестьдесят кочевой монастырь многократно менял свое местонахождение, но в 1779 году расположился оседло на северном берегу Толы, недалеко от впадения в нее речки Сельбы, в долине, окруженной горами со всех четырех сторон. Говорят, что именно здесь находился дворец легендарного кереитского правителя Ван-хана. Через эту долину проходил и чайный путь из Китая в Россию, и дороги, связывавшие восточные и западные районы Монголии.
Молодые автоматизаторы стояли на огромной центральной площади бывшего Святого куреня. Так к концу девятнадцатого столетия стал именоваться монастырь, а точнее, совокупность нескольких монастырей, окруженных кольцом двадцати восьми дамских общин-аймаков. Только монахов-лам жило тогда в курене более тринадцати тысяч — это при всем населении вымирающей от голода и сифилиса Монголии, не насчитывающем и девяноста тысяч.
Нынче от бывшего семидесятихрамового центра Урги оставались лишь свидетельства Пржевальского да фрагмент общего вида города начала XX века работы Джугдера. Но и то, что предстало взорам новоявленных жителей монгольской столицы, впечатляло.
— Так, парни, — обратился к экскурсантам Саша Дубинин, один из счастливцев, которые работали на «Мире». — Уж если фотографироваться, то здесь. Внутри монастыря все равно аппарат работать не станет.
— Это еще почему? — возмутился обладатель последнего слова в отечественном фотоаппаратостроении — новенького «Зенита-Е» — Вадим Афанасьев.
— Про-о-осто не станет, и все-о-о, — замогильным голосом протянул Саня. — Проверено.
Афанасьев недоверчиво пожал плечами, решив непременно на деле опровергнуть всяческую отсталую мистику. Но сняться снаружи всех храмовых и дворцовых сооружений тоже стоило. И Вадим принялся интенсивно щелкать «Зенитом», снимая приятелей и захватывая в объектив то резные триумфальные ворота с шатровой крышей типа китайских пагод, то главные ворота Зеленого дворца с изображением богов или великих батыров.
Сфотографировались и у деревянного, оформленного резными капителями портика грандиозного храма Мэгджид Джанрайсэг. Над нижним двухэтажным кирпичным сооружением были надстроены два деревянных этажа с шатровой кровлей, образуя огромное единое пространство, где когда-то во всю высоту стоял медно-позолоченный колосс Авалокитешвара. Само здание стоит на холме, что еще более возвышает его над низкорослой монгольской столицей. И даже окраска храма — нижняя часть белая, а устремленный в небо шатер темно-коричневого цвета— способствовала иллюзии, делая храм выше, чем он был на самом деле.
Вошли в монастырь Гандан. И тут Вадим убедился в правильности Саниного предостережения. Статую Дзонхавы неподалеку от входа сфотографировать еще удалось, но сколько ни жал потом лейтенант на кнопочку, открывающую затвор, ни единого щелчка не последовало до самого выхода за ворота.
Пришлось достопримечательностями любоваться просто так, открыв рот. И без всякой надежды на документальные свидетельства. Жаль. Тем более вскоре лейтенант навсегда покинул эту далекую страну…
Вадим Иванович улыбнулся, вспомнив себя молодым. Моложе, чем Пашка сейчас. Эх, где мои семнадцать лет?.. Как он был тогда самоуверен и наивен! Разве думал он, разглядывая экзотические монгольские храмы, что так непросто сложится его дальнейшая жизнь?..
Проработав после успешного окончания юрфака пять лет опером, Афанасьев, снискавший славу принципиального и неподкупного мента, был в очередной раз отмечен начальством. Ему было предложено перейти в Управление собственной безопасности, и он, подумав, согласился. Ну такой уж он был правильный и принципиальный, что казалось ему важным заботиться о том, чтобы в правоохранительных органах работали честные люди.
Обычно ведь предполагается, что работают в УСБ лица не только профессионально подготовленные, но и отвечающие высоким нравственным принципам, для которых служение закону — главная задача. Однако действительность оказывается далекой от подобных предположений, и поэтому созданные государством органы контроля за преступностью сами требуют контроля. Ибо преступник, наделенный знаниями закона, в том числе уголовного, обладающий властными полномочиями и имеющий в силу этого возможности применения различных средств принуждения к рядовым гражданам, опасен вдвойне.
Афанасьев искренне считал, что подобных преступников в органах быть не должно.
Так он и попал в отдел к подполковнику Соколовскому.
Но оказалось, что не слишком надолго.
Поскольку в очередной раз имел неосторожность проявить свою честность и принципиальность…
Вообще говоря, в стране нашей в то время стали происходить удивительные, небывалые события.
Могущественная держава трещала по всем швам.
В марте девяносто первого года на Красной площади движение «Демократическая Россия» организовало мощную демонстрацию. В столицу вошли войска, и демонстрация проходила на фоне автоматчиков в касках и бронежилетах. Это была первая неразрешенная демонстрация демороссов. Она стала своеобразной репетицией событий последующих.
В апреле на площади перед Домом правительства состоялся десятитысячный митинг. Его участники скандировали: «Да здравствует независимая Грузия!» За этим последовали волнения в Литве и Азербайджане.
В июне на президентских выборах победил Борис Ельцин.
В августе на улицах Москвы появились танки. Вся страна в ожидании замерла. На броню поднялся президент. Он читал обращение руководства России к гражданам. Спустя еще три дня Ельцин подписал указ о приостановлении деятельности компартии на территории России. Еще через день обязанности генсека сложил с себя Горбачев…
…На душе от всего этого было и радостно, и страшновато. И хотелось жить. И не просто жить, а делать что-то полезное для людей.
Освоившись на новом месте, капитан стал проявлять повышенную служебную активность. С его помощью было раскрыто несколько группировок в московской милиции, которые специализировались на вымогательстве взяток с клиентов. Одни сотрудники такой группировки вымогали взятку и рекомендовали передать ее определенному лицу, которое ее и получало, другие члены «банды» фальсифицировали материалы проверки по заявлению о преступлении и выносили постановление об отказе в возбуждении уголовного дела или о его прекращении. Подобные группы сотрудников-взяточников представляли явно повышенную общественную опасность в связи с тем, что у них были возможности совершать такие действия, которые никто из них не мог бы совершить в одиночку.
Соколовский, получивший к тому времени уже третью большую звездочку на погоны, поначалу был доволен подчиненным и всячески поддерживал его рвение. И в качестве поощрения Афанасьеву, когда подошел срок, было даже присвоено очередное звание — майор, — на ступень выше занимаемой должности. Поскольку любое успешное разоблачение группы нечистоплотных сотрудников в рядах милиции, что само по себе является фактом прискорбным, для собственной безопасности считалось большим успехом. Ну а обо всех успехах отдела наверх докладывал, разумеется, его начальник Соколовский. За что всегда и бывал обласкан начальством еще большим.
Ознакомительная версия.
