Беккер пожал плечами и вспомнил о кофе. Когда он потянулся к чашке своими безупречными губами, Лукас подумал, что он похож на пиявку.
— А что еще вы знаете об убийствах? Вы сказали, что сделали два вывода, — напомнил Дэвенпорт.
— О да. — Беккер снова улыбнулся, довольный тем, что полицейский внимательно его слушает. — Подготовить и осуществить хладнокровное убийство — на это способен только сумасшедший. Нормальный человек на такое не пойдет. Серийные убийцы, наемники, мужья, планирующие смерть своих жен, — все они безумны.
— Я с вами согласен, — кивнул Лукас.
— Благодарю, — ответил Беккер. — А я совершенно нормален.
— И вы пригласили меня именно по этой причине? Чтобы рассказать, что вы не безумны?
— Да, наверное. Я надеялся, вы сумеете понять все, что я вам скажу. Даже если бы я хотел убить Стефани — а у меня такого желания не было, — я бы не стал этого делать. Я умен и совершенно нормален, — покачав головой, сказал Беккер.
Он подался вперед и коснулся руки Лукаса.
«Этот извращенец пытается меня соблазнить. Он хочет мне понравиться», — подумал Дэвенпорт.
— Ваши коллеги прошли по всем ближайшим домам, действуя совершенно сознательно. Я чувствую, что отношение соседей ко мне изменилось. Не сомневаюсь, что безумный кузен Стефани — он самый настоящий наркоман — сказал вам, что я организовал ее убийство, чтобы заполучить этот дом, но если вы спросите ее друзей, то узнаете, что он меня никогда не интересовал. Ни сам дом, ни мебель.
— Но вы можете его продать…
— Мы еще вернемся к этому вопросу, — перебил его Беккер и резко взмахнул рукой, словно отгоняя надоедливых мошек. — Да, меня не особенно волнует дом и обстановка, но я ценю комфорт, а здесь очень удобно жить. Успех в академических кругах — нередко вещь политическая, а дом является прекрасной декорацией для приемов. Чтобы произвести впечатление на нужных людей, я мог бы сохранить его, но боюсь, что сумасшедший кузен Стефани выкурит меня отсюда. Если все мои соседи будут думать, будто я убил жену, жизнь тут станет невыносимой. При встрече вы должны поговорить с Делом. Если я и продам дом, то только из-за того, что он меня вынудит.
— Обязательно передам, — пообещал Лукас. — И если другие офицеры создают вам проблемы… У меня есть некоторое влияние в руководстве. Я сумею заставить их вас не трогать.
— В самом деле? — удивился Беккер. — И вы это сделаете?
— Конечно. Я не знаю, имеете ли вы отношение к убийству вашей жены, но у нас нет никаких оснований причинять вам беспокойство и нарушать закон. Я этим займусь.
— Это было бы замечательно, — сказал Беккер. В его голосе появилась благодарность, но в глазах промелькнуло презрение. — Я рад, что пригласил вас зайти: интуиция подсказывала мне, что вы все поймете.
Они немного помолчали, а потом Лукас сказал:
— Вашу жену убили здесь, на кухне.
— Да-да… Кажется, здесь, — сказал Беккер, с сомнением оглядываясь по сторонам.
«Ты неправильно реагируешь, идиот». Беккер должен был знать, в каком месте ее убили. Он не мог не думать о месте преступления, наверняка смотрел на него, пытался представить, как все произошло, — так поступил бы любой человек, виновен он или нет, безумен или нормален. «А твоя болтовня о том, что развод — всего лишь неприятный процесс? Если ты в это веришь, то ума у тебя гораздо меньше, чем мне показалось сначала». Дэвенпорт ждал продолжения, но Беккер встал и выплеснул остатки кофе в раковину.
— Относительно людей, которых вы убили, Лукас… Как вы думаете, куда они попали? — небрежно спросил он.
— В каком смысле? — спросил Лукас. — Вы хотите узнать, отправились ли они в рай?
— Или в ад.
Беккер повернулся и посмотрел на полицейского, в его голосе появилась заинтересованность.
— Нет. Я не думаю, что они отправились куда-то, — покачав головой, ответил Дэвенпорт. — Прежде я был католиком, и когда начинал работать в полиции, меня беспокоили подобные вопросы. Я видел мертвых и умирающих людей… я не о тех, кого убил, а об обычных людях. Утонувших детях, людях, погибших в автомобильных авариях или от сердечных приступов. Я видел сгоревшего на столбе электрика, от него почти ничего не осталось, и никто не мог ему помочь. Люди умирали у меня на глазах, они кричали или плакали, иногда просто лежали с вывалившимися языками и тяжело дышали, а их друзья и родственники стонали и выли рядом… но я ни разу не заметил, чтобы кто-то из них смотрел куда-то за грань. Мне кажется, Майкл, они просто уходили — и все. Я думаю, они отправляются туда, где прячутся слова с экрана компьютера, когда вы его выключаете. Вот они живут: умные, трудолюбивые, много работающие. А потом раз — и их нет.
— Нет, — повторил Беккер. Его белые брови приподнялись. — И ничего не остается?
— Ничего, кроме оболочки, а она очень быстро начинает гнить.
— Хм. — Беккер отвернулся, он был потрясен. — Очень печально. Сожалею, но пора ложиться спать. Завтра мне на работу.
Лукас встал, допил кофе и поставил чашку на стойку.
— Я бы хотел задать вам один вопрос. Уверен, что другие полицейские осмотрели весь дом. Могу я заглянуть в комнату, где Стефани и ее друг… проводили время?
— Вы хотели сказать, в ее спальню? — сухо спросил Беккер. — Не вижу причин вам отказывать. Вы и сами заметили, что ковры затоптаны бесчисленным количеством форменных ботинок, прошедших здесь. Надеюсь, я вас не обидел.
Не сумев сдержать смех, Лукас последовал за Беккером вверх по лестнице.
— Я сплю там, — сказал Беккер, когда они поднялись наверх, и показал налево, но свернул направо.
Они прошли по коридору, Беккер распахнул дверь, шагнул в комнату и зажег свет.
— Ну вот, мы на месте.
Стефани Беккер спала на старомодной двуспальной кровати. Скомканное стеганое одеяло и простыни валялись в ногах, частично закрывая стоящий рядом старинный пароходный кофр. На кофре лежали журналы по отделке интерьеров и антикварному искусству. У изголовья кровати, на тумбочке, стоял телефон «принцесса», рядом часы, еще два журнала и роман Стивена Кинга.
Слева была дверь. Лукас открыл ее, заглянул и обнаружил компактную, но оборудованную всем необходимым ванную комнату с туалетным столиком, унитазом, раковиной и душем. На вешалке висело ярко-красное банное полотенце. На столике и всех ручках Лукас заметил следы порошка для снятия отпечатков пальцев. Он повернулся, еще раз оглядел спальню и увидел такое же полотенце, которое лежало на темно-красном персидском ковре.
— Здесь все как… в ту ночь, — проговорил Беккер. — Эксперты сказали, что они позвонят и сообщат, когда я смогу навести порядок. Как вы думаете, когда это случится?
— Они сделали фотографии?
— Думаю, да.
— Я уточню, — пообещал Дэвенпорт, оценивающе посмотрел на хозяина дома и спросил: — Вы этого не делали?
Беккер не отвел глаз.
— Нет, — спокойно ответил он.
— Что ж, рад был познакомиться, — сказал Лукас.
К тому времени, как он покинул дом Беккера, заметно похолодало и в воздухе запахло морозом. После жары в доме Дэвенпорт с удовольствием подставил лицо освежающим порывам ветра. Он прошел по тротуару, свернул направо в переулок, огляделся по сторонам, осторожно двинулся вперед и вскоре оказался за домом Беккера. Убийца почти наверняка попал в дом отсюда.
В этот момент в одной из боковых комнат загорелся свет, и с краю плотной шторы пробился тонкий яркий луч. Повинуясь неожиданному порыву, Лукас толкнул ворота проволочной ограды, которые вели на задний дворик. Заперто. Он огляделся, а затем перепрыгнул через ограду и медленно прошел по темному двору, осторожно нащупывая ногами дорогу, чтобы не наткнуться на валяющиеся крышки от мусорных баков или невидимую бельевую веревку.
Оказавшись возле дома, он осторожно приблизился к освещенному окну, прижался спиной к стене, медленно повернул голову и заглянул в щель между шторами.
Обнаженный Беккер метался по кабинету, что-то конвульсивно жевал, его лицо превратилось в маску боли, ужаса и религиозного экстаза, глаза закатились так, что видны были только белки. Неожиданно Беккер вздрогнул, завертелся, выбрасывая в стороны руки, а затем с приоткрытым ртом бессильно упал в кожаное кресло. В течение минуты или двух он сидел совершенно неподвижно, и Лукас даже подумал, что у него сердечный приступ или инсульт. Потом Беккер зашевелился, и его руки и ноги приняли правильное положение, как у короля на троне. Он смеялся. «Ха-ха-ха-ха», — с хрипом вырывалось из его груди. А глаза все еще были обращены внутрь, к Богу.
Ночью Дэвенпорту приснилось лицо Беккера. Наверняка он принимал наркотики. Иначе и быть не могло. Во сне Лукас продолжал доказывать, что это наркотики, но найти их не удалось, и Беккер, которого не слишком сильно держали двое полицейских в синей форме, но с невидимыми лицами, подскакивал и визжал: «Я кайфую от Иисуса…»
