Оливия сунула хлеб в тостер и прибавила громкость радио, когда прозвучали позывные новостей.
Снег пошел сильнее, над озером сгустились тучи, и вода приобрела цвет пушечной бронзы. Ели на другом берегу напоминали солдат с пиками, устремленными в небо.
«Ты сильная. В тебе всего в меру…»
Эти слова Коула стали для Оливии подарком. Эти слова ей должны были сказать родители, муж, соседи, но так и не сказали. Даже близко такого не было.
Только журналистка Мелоди Вандербильт просто сидела с ней много дней и позволяла говорить. Мелоди слушала ее, по-настоящему слушала. Она предложила ей столько сочувствия без осуждения, что Оливия не могла остановиться и все время говорила с ней. Она просто вывалила на нее все. С Мелоди она никогда не чувствовала себя сумасшедшей или ужасной. Мелоди показала ей путь вперед.
И за это Оливия была ей безмерно благодарна. Она ждала, когда тостер выбросит подсушенный хлеб, и пила кофе, гадая, где теперь Мелоди.
«Ты всегда сможешь связаться со мной. Найти меня. Либо через агента по усыновлению, либо по этому номеру на моей карточке…»
Мелоди дала ей свою визитную карточку.
«Никогда не бойся позвонить, хотя бы просто для того, чтобы узнать, как у нее дела…»
Оливия не сохранила карточку. Она не оставила ничего из прошлого. Но теперь она смотрела в окно на Эйса, обнюхивавшего ледяную корку у берега озера, и думала о своей дочке. Как она выросла. Какой стала.
В груди нарастала боль, и Оливия неожиданно остро ощутила свое одиночество. И сожаление.
Потом Оливия отбросила эти мысли. Она намазала тост сливочным сыром, напомнив себе, что поступила так ради дочери.
Если верить сводке метеорологов, то фронт непогоды оказался намного интенсивнее, чем предполагали, и приближался быстрее. В южных районах внутреннего плато уже выпало много снега. Оливия посмотрела на настенные часы. Нужно пошевеливаться, нужно предупредить гостей, оставшихся в кемпинге, чтобы у них было достаточно времени для сборов. Им нужно уехать до того, как дороги станут непроходимыми. Судя по всему, ужин в честь Дня благодарения, назначенный на этот вечер, придется отменить.
Потом диктор перешел к убийству.
– Пресс-секретарь ИГРУ, констебль Айла Ремингтон сообщает, что полиция назначила пресс-конференцию на десять часов утра. CBC удалось узнать, что на этой пресс-конференции полиция сообщит, кто стал жертвой убийцы на берегу реки Биркенхед, и обновит данные о продвижении расследования. Согласно источнику CBC, жертва недавно перенесла операцию по замене коленного сустава, и полиция нашла хирурга, делавшего операцию, по серийному номеру искусственного сустава. Ремингтон не стала комментировать сходство между убийством у реки Биркенхед и убийствами в Уотт-Лейк, происходившими больше десяти лет назад. Сара Бейкер, единственная выжившая жертва убийцы из Уотт-Лейк, молодая жена Этана Бейкера, опознала в Себастьяне Джордже своего похитителя и истязателя. Впоследствии Бейкер свидетельствовала против Джорджа. Около трех лет тому назад Себастьяна Джорджа нашли мертвым в тюремной камере. По мнению криминального аналитика, доктора Гарфилда Барнса, убийство у реки Биркенхед мог совершить подражатель, кто-то, кто идентифицирует себя с…
Оливия протянула руку, нажала на кнопку и выключила радио. У нее тряслись руки. Во рту было сухо, как в пустыне. В ушах застучала кровь. Бум, бум, бум, бум… Так стучал о землю совок, когда она выглянула в щель сарая. Она видела, как маньяк копается в черной суглинистой земле. Она чувствовала запах земли, сырого леса, гнилых досок в обшивке сарая.
Маньяк обернулся и посмотрел на ее сарай. Его глаза, светло-янтарные, встретились с ее глазами, смотревшими в щель. У нее свело желудок.
Оливия ухватилась за кухонный стол, попыталась взять себя в руки, мозг напрягся, когда она попыталась остаться в настоящем.
Тик, тик, так, тик… звук капающей воды. Весна приближается.
«Пора охотиться, Сара… никогда не охотился на беременную олениху, Сара…»
Она повернулась и столкнула кружку с кофе на пол. Та разбилась, и осколки разлетелись по полу. Горячий кофе обжег ногу. Больно, но ничего похожего на боль воспоминаний.
Оливия нагнулась, обхватила руками колени и постаралась дышать неглубоко, короткими вздохами. К опущенной голове прилила кровь. Оливия медленно пришла в себя и выпрямилась. Кожа повлажнела от пота. Оливия почувствовала исходящий от ее тела едкий запах страха, сглотнула и сохранила равновесие, схватившись за спинку стула.
Как, черт подери, она собирается контролировать эти воспоминания? Они окружали ее все более плотным кольцом. Ее охватил внезапный и настоящий страх: что, если она сойдет с ума? Закончит свои дни в лечебнице? В ней взбунтовалась ярость. Нет.
Ни за что на свете она не поддастся и не останется пленницей собственного прошлого. Однажды она едва не убила себя. Она бы умерла, если бы какой-то парамедик случайно не наткнулся на нее и не оказал ей помощь. Теперь она хотела жить. Кто-то в Броукен-Бар устроил заговор против нее и теперь пытался отправить ее обратно в оживший ночной кошмар. Она не позволит им победить. Она не сможет так жить.
Широким шагом Оливия вернулась в спальню и начала бросать в сумки оставшиеся вещи. Быстро переоделась в джинсы и свитер, сложила туалетные принадлежности в другую сумку. На мгновение остановилась посреди комнаты.
«Сосредоточься.
Ты можешь это сделать.
Двигайся дальше.
Уезжай с этого ранчо».
Майрон умирал, в любом случае с ранчо покончено. И у нее совсем мало времени до того момента, когда снег запрет ее тут. Тогда придется остаться на многие дни и даже недели в Броукен-Бар.
Куда ехать?
Не важно куда. На восток. Ехать на восток. В Альберту. В соседнюю провинцию. Через Скалистые горы. Там много ранчо, рек и озер. И большие пространства. И люди, которые ее не знают.
Оливия надела куртку, собрала сумки и начала грузить свои пожитки в грузовик. Как только все оказалось внутри, Оливия накрыла кузов непромокаемым брезентом и мысленно проверила список дел. Оставалось только поговорить с Брэнниганом в конюшне и сказать, что она позвонит, когда будет знать, как и куда перевезти Спирит. А пока Оливия ему заплатит, чтобы он ухаживал за кобылой. Она прокатится на Спирит, пока не начался буран, проедется вокруг озера и заодно проверит, все ли гости уехали. Потом попрощается с Майроном и отправится в дорогу.
Оливия застыла. Коул. Обеими руками она провела по волосам. Нужно оставить ему записку, все объяснить.
Оливия торопливо вернулась через рощу к своему домику и вошла внутрь. Нашла ручку и лист бумаги, написала:
«Спасибо тебе за все. Спасибо за то, что показал мне, что во мне всего в меру. Ты вернул мне часть самой себя, и я возьму это с собой туда, куда я еду сейчас. От всего сердца я желаю тебе успеха с Броукен-Бар. Приглядывай за ранчо вместо меня…»
Оливия остановилась, неожиданно охваченная острой тоской. Потом взяла себя в руки.
«Я знаю, что Майрон сам не попросит тебя об этом, но он заставил меня пообещать ему кое-что. На горном хребте есть одно место, это самая высокая точка, где растет высокая трава. Оттуда открывается вид на лес и озеро. Там я пообещала Майрону развеять его пепел, рядом с каменным мемориалом, который он возвел в память о твоей матери и Джимми. Я буду помнить о нем. Пожалуйста, сделай это вместо меня. Для него…»
Эмоции загнали ее в ловушку. Проклятье. Оливия остановилась, потерла лоб, поморщилась, задев порез от удара о столик для пикника.
«Коул, мне жаль, что мы не встретились при других обстоятельствах. Мне хочется думать, что все могло бы сложиться по-другому, если бы наши пути пересеклись в другое время. Еще раз спасибо тебе. Береги себя. С любовью, Оливия».
