Ознакомительная версия.
— Ох, Коленька!.. Ой, родненький!.. Ах, желанный ты мой!.. Ой, мамочки!.. Ай, ми-и-лень-кий!..
Уходил он, когда совсем свечерело. Впрочем, за то время, пока он отдыхал в жарких объятиях стонавшей от наслаждения Василисы, в городе дали наконец свет. Правда, пока не везде, но основные объекты, от которых зависела напрямую жизнедеятельность города, электроэнергию уже получили. Не все улицы были освещены, в том числе и районы частной застройки на городских окраинах. Но главное было сделано. Операция «Конец света» закончилась, и, видимо, настало время подсчитывать убытки. Что со всего этого должен был поиметь господин Переверзин, куратор не задумывался. Ему вообще сейчас многое стало непонятно. Платить бешеные бабки за имитацию энергетического кошмара? А что, разве в случае отказа города от его проекта он способен повторить операцию? Бред! Или все-таки способен?..
Собственно, от ответа на этот вопрос совсем не зависело решение, уже принятое куратором. Дело сделано. Ровно через три дня, если от него, от Николая, не последует сюда, к Василисе, телефонного звонка, она берет запечатанный конверт, внутри которого короткое письмо и компакт-диск, и относит его в городскую прокуратуру. На конверте написана фамилия прокурора Рогаткина. Куратор слышал, что он — толковый мужик и ни в каких местных, коррупционных делах не замечен. А Василиса просто отдаст, и все, и уйдет. Самой нигде фигурировать не надо.
Но это если он не позвонит. Куратор оставил ей один из своих мобильников и научил пользоваться. Наука нехитрая. Но своего номера не заложил в меню. И более того, он потребовал, чтобы после его ухода женщина выкинула из дома все, что могло бы напоминать здесь о его присутствии. Чтоб никаких концов не осталось. Если бандиты все-таки выйдут на след, они не должны ничего здесь найти, иначе жизнь Василисы и копейки бы не стоила. Словом, раскладушку — в сарай, туда же и тумбочку. А оставшееся после него барахло — белье, рубашки — это все в мешок и на помойку. Остальные компакт-диски, которые он принес с собой, то есть те, что еще могли в будущем представлять какой-то денежный интерес, куратор завернул в несколько слоев полиэтиленовой пленки и закопал в саду, у забора. Если потребуются, сам приедет и выкопает.
Прощание было трогательным. Все-таки что-то у них вроде бы складывалось, и жаль, что так и не сложилось до конца. Впрочем, может быть… хотя куратор в это уже не верил. Да и незачем морочить голову хорошей и совсем еще не старой женщине, у которой определенно могут появиться в жизни подходящие перспективы. Ну верить, во всяком случае, в это хотелось бы.
Василиса всплакнула — искренне, по нему, а не ради денег, которые он ей оставил. Солидно оставил, ополовинил, так сказать, собственные финансы, что копил на черный день, не подозревая, что он уже настолько близок.
Как женщина бережливая, Василиса Захаровна, естественно, не выбросила и не продала ничего из вещей покойного мужа. И, хотя бывший оказался пониже ростом, чем куратор, тот смог выбрать себе хорошую еще, слава богу, не новую куртку, не бросавшуюся в глаза, темные кроссовки и спортивные шаровары, в которых «модничает» нынче братва из бандитских группировок. Самая подходящая одежда для человека, путешествующего налегке. А у куратора ничего, кроме его черной сумки, и не было. Пара смен белья, пара мобильников и несколько банковских карточек — за подкладкой, где их, не зная, обнаружить просто невозможно. Ну и сносная сумма денег в кармане куртки, вместе с документами на имя Курченкова Михаила Ивановича, давно уже дожидавшимися своей очереди. То есть с этой минуты стал Николай Михаилом и ничуть не жалел об этом. Да и о нем, по правде говоря теперь, вот разве что кроме этой плачущей Василисы, и пожалеть-то было больше некому.
В простенькой серой бейсболке, с аккуратной бородкой и усами, только что «родившийся» человек ничем не отличался от многих таких же одиноких туристов, приезжавших в летние месяцы на Черноморское побережье. Ну не молод уже, сутул — так это, как говорится, от постоянной сидячей работы. А за умелой сутулостью и высокий рост нетрудно спрятать. Куратор, во всяком случае, думал, что он сейчас, в наступавшей темноте, когда все кошки, по известной поговорке, серы, ничем не рисковал.
До последнего вечернего автобуса на Анапу, где и намерен был переночевать куратор, сняв койку на ночь у кого-нибудь из местных жителей, промышляющих этим «бизнесом» возле людных мест — автовокзалов, железнодорожных и авиационных касс, оставалось около получаса. Но заранее устраиваться в автобусе, в котором практически все места, за малым исключением, уже были заняты, он не стал. В конце концов, чуточку переплатив водителю, можно было бы доехать и стоя, войдя в автобус в последний момент — не велик барин. Главное, чтоб в салоне не оказалось преследователей.
Он, проработавший в органах госбезопасности без малого три десятка лет, представлял себе не понаслышке, как должны выглядеть внешне эти люди, осуществляющие «наружку», то бишь наружное наблюдение. Несмотря на то что в своей «конторе» считался толковым «технарем», иначе говоря, ноги в постоянной, рутинной беготне не сбивал. Но ведь коллеги были. Да потом, и собственный опыт, учили же… И по этой причине, или, может быть, теплая южная ночь так настраивала либо бурная дневная разрядка, благодаря которой он полностью разгрузил и очистил весь свой организм, подействовала, но он успокоился. Понимая при этом, что никакого спокойствия быть не может — по определению.
Приобретя в кассе билет до Анапы, куратор решил все-таки заглянуть в автобус, где горел слабый, почти призрачный свет верхних плафонов. Народу было много. И в этом стареньком автобусе, каких еще много снует по побережью между поселками, было уже душно. Единственное свободное место куратор заметил в самом конце салона. Там сидел невзрачный, худощавый мужичок в мятой шляпе, а на его коленях и у ног стояло несколько корзин с огородной продукцией, наверное прикрытой сверху тряпками. На базар, видимо, собрался, чтоб заранее, поутру, место занять.
Куратор вежливо осведомился, не занято ли место, и мужичок, ни слова не говоря, подвинулся, хотя мог бы этого и не делать. Куратор присел, размышляя, не рано ли он это сделал?
А у мужичка — вот ведь куда шагнула цивилизация! — неожиданно сыграл какой-то замысловатый мотив находившийся в кармане мобильный телефон. Тот поспешно выхватил трубку и стал кричать в нее на привычной в городе смеси русского и украинского про то, что в городе ничего не продал, поскольку не было света, а теперь решил отъехать в Анапу, может быть, там удастся… Но получалось так, что он-то кричал, а его абонентка, какая-то Гала, может, даже и жена, ничего не слышала. Связь плохая. Или аккумулятор садился. В общем, так ни до чего не договорившись, мужичок сунулся к куратору:
— Сосед! Пригляди, а? А то мени вже моченьки нэмае! — И он, морщась, нервно задвигал коленями.
Ну чего тут было объяснять? И так видно, что еще минута, и не выдержит у того мочевой пузырь.
— Беги, — посочувствовал куратор, улыбнувшись. — Пригляжу, так и быть. Только недолго, а то я тоже хочу. — Он усмехнулся.
Мужичок рванул так, что пятки засверкали. И скрылся в кустах, что окружали автовокзал. Где-то за ними был общественный туалет.
«Точно, нет тут „наружки“, — отметил про себя куратор. — Надоело им, видно… Или уже видели, но пропустили, не узнали… А среди женщин, в основном пожилых, преследователи вряд ли обнаружатся… Неужели пронесло?.. Нет, рано успокаиваться…»
Между тем появился мужичок и, вздыхая облегченно, улыбнулся куратору:
— Ну спасибочки, сосед… Давай, и я твою сумку покараулю, а ты беги. Вона туды. — Он показал рукой на кусты.
— Спасибо, а в ней и нет ничего, вы за местом присмотрите, пожалуйста, я быстро.
Куратор еще шел по салону, когда увидел, как слева к автобусу подкатил большой черный джип и оттуда неторопливо вышли двое парней в бейсболках.
«А вот это — они! — понял куратор и, пригнувшись, быстро вышмыгнул из автобуса. Шаг в сторону — и темнота. Сюда не доходил свет фонарей и цветной вывески и рекламы автовокзала. — Что ж, значит, этот автобус нам не подходит… Подумаем о чем-нибудь другом…» Именно сейчас почему-то очень не хотелось рисковать. Хотя за безопасность свою куратор мог бы и постоять. Давно приобретенный у «неизвестного лица кавказской национальности» «макаров» с глушителем приятно оттягивал правую полу куртки. Но это — крайний случай. Да и не оставлять же ценную вещь в сарае у вдовы!
Между тем молодцы из джипа спокойно подошли к двери автобуса, и один из них поднялся в салон. Второй, облокотившись на дверцу, закурил, поглядывая по сторонам. Куратор, поправив ремень сумки, опустил правую руку в карман и снял пистолет с предохранителя. После чего еще глубже отступил в тень высокого кустарника.
Ознакомительная версия.
