Эта информация не сможет ускользнуть от моих коллег. Ни от Лубэ, тем более от Оша. Как только я ее выдам, на нее набросятся другие бригады и нас отстранят от расследования. Обычное дело. Я решил как можно дольше оттягивать этот момент. Умолчать об обыске в подвале, а главное — вообще не упоминать о Рауле Фарже. Одному мне было известно о его связях с Морваном и Тони.
Пришел с кофе Черутти. Я вытащил клочок бумаги, на котором Мари-Лу на скорую руку записала телефон Фаржа и его возможный адрес, где-то на шоссе в Монтоливье. Я подал его Черутти.
— Проверь, совпадают ли телефон и адрес. И смотайся туда с несколькими парнями. Там ты найдешь Фаржа. Он, наверно, не из тех, кто рано встает.
Они ошарашенно уставились на меня.
— Откуда ты это взял?
— У одного осведомителя. Фарж должен быть здесь до обеда, — сказал я Черутти. — Проверь, зарегистрирован ли он у нас. Когда мы получим его показания, устроим ему очную ставку с Муррабедом. А ты, Пероль, заставишь этого негодяя рассказать о наркоте и оружии. Особенно об оружии. Кто поставщик и все прочее. Скажи ему, что мы взяли Фаржа. Пошли кого-нибудь заняться оружием. Опись мне тоже нужна в полдень. Ах да! Я еще хочу перечень всех пушек, из которых убивали в последние три месяца. (Они обалдевали все больше.) Это гонка на скорость, ребята. Скоро у нас здесь будет полно народу. Поэтому, пошевеливайтесь! Ладно, покидаю вас не потому, что мне надоело ваше общество, а потому, что меня «бог» ждет!
Я чувствовал себя свежим и бодрым.
Божий суд слеп, это всем известно. Мой начальник церемониться не стал. «Войдите!» — крикнул он. Это было не приглашение, а приказ. Он не встал. Не подал мне руки, даже не поздоровался. Я стоял, как плохой ученик.
— Что это за история с… — он заглянул в карточку, — с Муррабедом. Насером Муррабедом?
— Драка. Обычная драка между хулиганами.
— И вы сажаете людей за это?
— Поступила жалоба.
— Жалобами у нас вся антресоль забита. Насколько мне известно, человека не убили. (Я утвердительно кивнул.) И, по-моему, я еще не читал ваш рапорт.
— Я его готовлю.
Он посмотрел на часы.
— Прошло ровно двадцать шесть часов и пятнадцать минут, как вы задержали этого хулигана, а вы мне говорите, что ваш рапорт еще не готов. И это по поводу простой драки?
— Я хотел проверить кое-что. Муррабеда задерживают не в первый раз. Это рецидивист.
Он оглядел меня с ног до головы. Я был плохой ученик. Худший в классе. Его презрительный взгляд не произвел на меня никакого впечатления. Я к этому привык с начальной школы. Драчун, крикун, наглец. Мне в избытке досталось головомоек и нотаций, когда только я стоял в классе посреди сидящих учеников. Я выдержал его взгляд, не вынимая рук из карманов джинсов.
— Рецидивист. Я скорее полагаю, что вы просто преследуете этого… (Он снова заглянул в карточку.)… Насера Муррабеда. Такого же мнения и его адвокат.
Он набрал очко. Я не знал, что адвокат уже в курсе дела. Известно ли это Перолю? Начальник заработал второе очко, когда по переговорному устройству пригласил мэтра Эрика Брюнеля.
Эта фамилия что-то смутно мне напоминала. Но я не успел над этим подумать. Человека, вошедшего в кабинет, я, не далее как сегодня ночью, видел на фотографии в обществе братьев Поли, Веплера и Морвана. Мое сердце забилось. Круг замкнулся, и я, действительно, попал в дерьмовое положение. «Полный Хеопс», — говорят рэперы из группы IAM. Сплошной бардак. Мне оставалось только надеяться, что Пероль и Черутти быстро управятся со своими заданиями. Мне нужно выиграть время. Продержаться до полудня.
Начальник встал и обогнул письменный стол, чтобы приветствовать Эрика Брюнеля. Адвокат, в двубортном костюме из темно-синего льняного полотна, выглядел столь же безукоризненно, как и на фотографии. Вопреки тому, что температура воздуха на улице достигала 30 или 35 градусов тепла. Он явно был не из тех людей, что быстро потеют! Начальник указал ему на кресло. Меня он не представил. Наверное, они говорили обо мне раньше.
Я продолжал стоять, но поскольку меня ни о чем не спрашивали, закурил и ждал.
— Я уже извещал полицию по телефону, — уточнил Брюнель, — что нахожу по меньшей мере странным, что моего клиента, задержанного вчера утром за драку, лишили права (он сделал ударение на этом слове) вызвать своего адвоката.
— Закон мне это позволяет, — возразил я.
— Закон не позволяет вам жестоко обращаться с задержанным. А именно этим вы и занимаетесь. Уже несколько месяцев.
— Муррабед — один из крупнейших наркодилеров в Северных кварталах.
— Что вы говорите! Против него нет никаких улик. Вы уже направляли это дело судье. Напрасно. Вас ждет разочарование. Вы преследуете его из самолюбия. Что касается вашей, так называемой драки, то я провел свое маленькое расследование. Несколько свидетелей утверждают, что этот жалобщик жалкий гомосексуалист-наркоман, напал на моего клиента, когда тот выходил из бара.
Я чувствовал, что сейчас будет произнесена защитительная речь. И хотел ее не допустить.
— Продолжайте, мэтр, — сказал патрон, взмахом руки приказав мне молчать.
Я стряхнул пепел сигареты на пол.
Мы получили возможность узнать о несчастном детстве его «клиента». Брюнель вел дела Муррабеда уже почти год. Такие дети заслуживали удачи. Адвокат защищал многих «клиентов», проходивших по аналогичным делам. Арабов, вроде Муррабеда, и еще нескольких типов с вполне французскими фамилиями. У присяжных, наверняка, будут слезы на глазах.
И полилась защитительная речь…
— В четырнадцать лет мой подзащитный покидает дом отца. Там ему больше не было места. Он будет жить на улице. Очень скоро он научится в одиночку справляться с трудностями, рассчитывать только на себя. А также драться. Драться жестоко, чтобы выжить. Вот в каком отчаянном положении он будет взрослеть…
«Если так и дальше пойдет, — подумал я, — мне не сдержаться. Я накинусь на Брюнеля и заткну ему глотку его картой члена Национального фронта!» Но время шло, и я, благодаря этой пустой болтовне, выигрывал время. Брюнель продолжал. Теперь он распространялся о будущем. Разглагольствовал о труде, семье, родине.
— Ее зовут Жослин. Она из того же квартала. Из Брикард. Но у нее настоящая семья. Ее отец — рабочий на цементном заводе Лафаржа. Мать — уборщица в больнице. Жослин была прилежной, примерной лицеисткой. Сейчас она учится на парикмахершу. Вот такая у него невеста. Она его любит и помогает ему. Она станет матерью, которую он не знал. Женой, о которой он мечтает. Вместе они снимут квартиру. Вместе создадут райский уголок. «Да, да, месье!» — воскликнул он, заметив мою насмешливую улыбку.
Я не мог не усмехнуться. Это было слишком. Муррабед в домашних тапочках. У телевизора. С тремя сопляками на коленях. Муррабед — счастливый чернорабочий!
— Вы знаете, — сказал Брюнель, призывая в свидетели моего начальника, — о чем однажды рассказал мне этот молодой человек, этот преступник? Знаешь, — сказал он мне, — позднее мы с женой будем жить в доме, где у входа будет мраморная табличка с позолоченной буквой «Р». «Р» — первая буква в слове «резиденция», в домах, какие существуют в Сен-Трон, Сен-Марсель и в Гавотт. Вот его мечта!
Перебраться из Северных кварталов в Восточный квартал. Фантастический социальный взлет!
— Я сейчас вам скажу, о чем он мечтает, ваш Муррабед, — перебил я адвоката. Потому что меня от его болтовни тошнило. — Он мечтает о драках и деньгах. Он мечтает о шикарной тачке, роскошном костюме и деньгах. Он мечтает стать таким, как вы. Но он не способен, как вы, торговать болтовней. У него только наркота. Которой его снабжают хорошо упакованные дяди, вроде вас.
— Монтале! — заорал патрон.
— Хватит! — заорал я в ответ. — Я не знаю, где в тот вечер была его невеста. Я могу сказать лишь одно: он был занят тем, что трахал шестнадцатилетнюю бегляночку! Поле того, как разбил голову парню лишь за то, что у него волосы чуть длиннее. И для верности они взялись за дело втроем. А то вдруг… гомосексуалист, как вы говорите, умеет драться. Лично я против Муррабеда ничего не имею, но мне было бы очень приятно, если бы его уделал педик!
И я ногой раздавил на полу сигарету. Брюнель остался невозмутим. Еле заметно улыбался одними губами. Мысленно он меня уже «заказал». Он уже видел, как его кореша приканчивают меня. Забивают мне кляп. Стреляют в голову. Он поправил и без того безупречный узел галстука и встал с искренне удрученным видом.
— Принимая во внимание подобные суждения, месье… (Мой патрон встал одновременно с ним. Тоже шокированный моими словами.) Я требую, чтобы мой клиент был освобожден немедленно.
— Вы разрешите, — сказал я, сняв трубку с телефона на письменном столе. — Последнее уточнение.
Было семь минут первого. К телефону подошел Пероль.
