Джон Кризи - Инспектор Вест возглавляет расследование

— Я считаю, нам нужно вернуться в Ю-Хаус, — сказал Лэмпард. — Вейд слишком долго хозяйничал в нем на свой страх и риск.

— Да, — согласился Роджер. — Марк, ты останешься здесь, будешь приглядывать за Клодом и Мейзи. Сейчас у меня нет уверенности ни в чьей безопасности… Еще одно такое переживание, и я пойду проситься перевести меня на спокойное место стрелком в истребительную авиацию. Верно, Лэмпард?

Телефонный звонок прозвучал одновременно с «да» Лэмпарда.

Взяв трубку, Роджер услышал бодрый голос инспектора Вейда.

— Могу ли я поговорить с мистером Лэмпардом?

— Одну минуточку.

Роджер протянул трубку старинного телефонного аппарата Лэмпарду. Разговор длился недолго.

— Виддисон и Хотебай только что приехали в Ю-Хаус, — объявил Лэмпард, — так что нам пора туда отправляться.

До жилища Трэнсома езды было 20 минут. Малолитражка Харрингтона казалась настоящим пигмеем рядом с солидным «Даймлером», в котором, забившись в уголок, дремал водитель в темной форме. При виде двух полицейских он непроизвольно выпрямился и даже высунул голову из окна, но глаза у него были заспанные.

Дверь отворил слуга.

— Мистер Харрингтон просил, чтобы вы прошли в кабинет мистера Трэнсома.

Голос у старика дрожал, на глаза наворачивались слезы.

Лэмпард первым пошел наверх.

Роджер мельком взглянул на обширный полуосвещенный холл и на широкую галерею. У него появилось ощущение, что он вступил в прошлое. Из-под двери кабинета пробивалась серебряная полоска света. Постучав, Лэмпард вошел.

Харрингтон, по своей привычке, стоял, повернувшись спиной к камину. Хотебай и Виддисон сидели по обе стороны от огня, а где-то в задней половине болтался Вейд с улыбающейся (по неизвестной причине) физиономией. Роджер ожидал увидеть Гариэлль, но ее тут не было.

— Алло! — воскликнул Харрингтон. — Я думал, вы раньше вернетесь.

— Раньше не получилось, — ответил Лэмпард.

Роджер принялся разглядывать Виддисона и Хотебая. У Виддисона был старообразный вид, все лицо покрыто морщинами, кустистые брови сердито нахмурены, из-под них почти не было видно глаз. Толстые губы не прикрывали крупные пожелтевшие зубы с набухшими деснами.

У Хотебая была смуглая кожа, темные глаза, черные волосы. Одет он был неприметно, но вполне пристойно, широкий лоб открыт.

Типичная внешность, подумал Роджер, одна из многих, тогда как Виддисон представлял собой единственный экземпляр.

Два оставшихся в живых директора «Мечты».

— Ваш человек просил нас не прикасаться ни к каким бумагам, — начал Харрингтон, — мы подчинились.

В его голосе звучали насмешливые нотки, но вид был усталый.

— Стрелявшего опознали?

— Да. Это был Петри, дворецкий Прендергастов, — ответил Лэмпард.

— Господи помилуй! — ахнул Виддисон с таким ошеломленным видом, что в его искренности можно было не сомневаться. — Петри, вот старый змей! Но он же…

— Он служил в этой семье четверть века, — сурово сказал Лэмпард. А Роджер подхватил:

— Люди без причины не становятся убийцами. А вот он убил троих, потому что наверняка считал их причастными к гибели Прендергастов.

— Господи помилуй! — повторил Виддисон.

— Есть ли у вас основания для того, чтобы выдвигать такую теорию? — встревоженные глаза Хотебая уставились на Роджера.

— Вполне очевидное объяснение, — пожал тот плечами, скрывая тот факт, что оно только что пришло ему в голову. — А какой еще иной мотив можно выдвинуть?.. Скажите, что привело вас сюда, джентльмены?

— Нам сказали про убийство, — пояснили в один голос директора «Мечты».

— Мы приехали выразить свое сочувствие миссис Трэнсом, — заговорил Хотебай. — Так вы полагаете, Петри считал, что мы убили его хозяев… С чего бы это?

— На днях у вас здесь состоялась встреча с Габриелем Поттером, — продолжал Роджер. — На ней должен был присутствовать и сэр Эндрю Мак-Фоллен. Но его убили. Как я понял, Поттер отверг сделанное ему предложение. Возможно, что убийства связаны с этим предложением. Я хочу знать все подробности.

Виддисон прокаркал:

— Черта с два вы узнаете!

— Должны ли мы понять, что вы отказываетесь сотрудничать с полицией? — грозно спросил Лэмпард.

— Понимайте, как вам заблагорассудится, — огрызнулся Виддисон. — Это ваше дело. Лично я не желаю знать ни вас, ни кого либо другого из вашей братии.

Роджер сказал:

— Харрингтон, когда вы со мной разговаривали вчера вечером, вы обещали передать своему финансовому патрону, что нас интересует его имя. Вы это сделали?

— Да, - ответил Харрингтон.

— Так вы готовы сообщить нам его имя?

— Он не дал мне своего согласия.

Лэмпард заговорил веско, напористо:

— Есть пределы тем препятствиям, которые мы можем разрешить, мистер Харрингтон. Согласен, что некрасиво нарушать слово, данное человеку, но это мелочь по сравнению с теми проблемами, которые мы призваны в настоящий момент решить.

Харрингтон бросил на него упрямый взгляд.

Виддисон и Хотебай повернулись от Роджера к Лэмпарду, не зная, кто из них задаст следующий вопрос. Роджер про себя подумал, что раньше они с Марком вот так «раздваивались» при неофициальных допросах. А теперь к ним совершенно естественно подключился Лэмпард. Это сбивало с толку допрашиваемых, усиливало их неуверенность, они нервничали, сбивались. Вообще, реагировали они не так, как можно было ожидать. Исключение в какой-то мере составлял Харрингтон. Но этот многое скрывал.

Хотебай вскинул голову:

— Не понимаю, почему вы не можете этого узнать, инспектор? Компанию Харрингтона финансировал мистер Трэнсом.

— Что?

— Нет, не он, — покачал головой Харрингтон, — а вы, мистер Хотебай.

Наконец-то кое-что стало проясняться. Хотебай и Харрингтон смотрели друг на друга, вытаращив глаза, Виддисон забавно пощелкивал своими вставными зубами.

— Так вы считаете, что это был я, Харрингтон? — наконец обрел дар речи Хотебай. — Разве вы не помните, как я вам ответил, что у меня невелик мой собственный капитал, но я постараюсь убедить кого-то еще заинтересоваться вашим предприятием. Так я и сделал. 75% давал Трэнсом, я только 25.

— Я считал, что он меня терпеть не может!

— Так оно и было, — ответил Хотебай, — однако Трэнсом был достаточно сообразителен для того, чтобы позволить личным чувствам одержать верх над деловыми интересами. Как следует обдумав ваше предложение, он увидел, какие оно обещает возможности. Я тоже. Поскольку мы не хотели, чтобы другие директора получили долю в этих прибылях, мы обошлись собственными средствами. Повторяю, большую часть денег вложил Трэнсом, я — остальное.

Виддисон с сердитым видом переводил глаза с одного на другого, продолжая так же противно щелкать вставной челюстью.

— Олл-райт, — вмешался Роджер. — Теперь этот вопрос окончательно прояснился. Одного не пойму, Харрингтон, почему вы сделали из этой истории такую тайну?

— Мне было поставлено такое условие, — пожал плечами Харрингтон. — Кроме того, наша фабрика — засекреченное предприятие, и Министерство Поставок распорядилось не привлекать к ней внимания. Меня поражали кое-какие вещи, но я молчал, надеясь во всем разобраться без помощи полиции. Мне было известно, что некоторые люди старались меня опорочить. Как я предполагал, это исходило от директората «Мечты»: они задумали избавиться от меня и захватить в свои руки производство. Впрочем, я вовсе не собираюсь внушать вам подобную мысль. Полиция явилась сюда, чтобы получить ответы на какие-то определенные вопросы, ей не интересно, коли мы начнем их кормить с ложечки… Повторяю, я занял позицию наблюдателя. Возможно, все было бы иначе, если бы не моя жена. Я не хотел предавать огласке факт нашего брака. Не подумайте, что меня совершенно не задевали все те нелепости, с которыми мне приходилось на каждом шагу сталкиваться. Только я решил сам во всем разобраться, понять, кто за этим скрывается… Хотите верьте, хотите — нет, но иных побуждений у меня не было.

— Так ли это, дорогой?

Гариэлль вошла в комнату, бесшумно отворив дверь. Лицо у нее было очень бледным, но голубые глаза казались особенно яркими. Снова Роджер поразился удивительной пластичности всех ее движений. Сейчас она сняла синюю форму и переоделась в костюм лимонно-желтого цвета с белой кружевной блузкой.

Харрингтон повернулся к жене:

— Гэрри, ты же не хотела бы…

— Как раз я хочу, — твердо сказала Гариэлль, — я устала, дорогой. Нельзя же нам вечно вести себя по-глупому!

Она посмотрела на Роджера:

— Билл скрытничал и противился вам, потому что я этого хотела.

В комнате наступила абсолютная тишина, прерываемая лишь ее звонким голосом. Все смотрели на нее, причем с явным неодобрением и одновременно нетерпением. Можно было не сомневаться, что Хотебай, Виддисон и даже Харрингтон боялись того, что она могла сказать.