– Горбатый, могила, лопата, – устало произнес Орлов. – Других слов у меня для тебя нет, полковник.
– Спасибо, господин генерал.
У ворот при въезде на территорию стоял незнакомый Гурову вахтер. Увидев «жигуленка», который почти уперся бампером в железо, охранник бросился к машине, неловко лапая кобуру:
– Прочь! Проезжайте немедля! Буду стрелять!
Гуров опустил стекло и спокойно ответил:
– Да пока ты свою стрелялку достанешь, я тебе башку десять раз монтировкой разнесу. Новенький?
Спокойствие и начальственный тон остановили охранника, он оставил кобуру в покое, повернулся к караулке, из которой выскочил еще один незнакомец и тоже замахал руками, закричал:
– Отъезжайте!
– Где вас таких крикливых отыскали? – Гуров вынул удостоверение, но в руки охраннику не дал.
Второй, явно старший, на документ даже не взглянул, достал пистолет:
– Если вы немедленно не отъедете, я прошью вам все колеса и прикажу отволочь вашу тачку в лес.
– Если ты, придурок, один раз здесь стрельнешь, это будет твой последний выстрел из табельного оружия. Ферштейн? Полковник Авдеев здесь? Если нет, позвони дворецкому, доложи, что приехал полковник Гуров.
– Здесь полковник, куда он денется? – из караулки вышел Авдеев.
Это был пожилой, сутулый, даже сгорбленный человек, всегда безупречно причесанный, сейчас лохматый, рыжевато-седые вихры торчали над ушами, пиджак обвис, брюки пузырились на коленях.
– Господин полковник шумит? – Авдеев изобразил улыбку, повернулся к охранникам: – Я вам дал номера машин и фамилии владельцев, имеющих право на беспрепятственный въезд и выезд.
Он, шаркая, подошел к «жигуленку», открыл переднюю дверцу, плюхнулся на сиденье.
– Такую тачку не токмо в правительственную зону, в город пускать не положено, – бормотал охранник, убирая пистолет.
Авдеев на Гурова не смотрел, сыщик почувствовал запах перегара и нечистого белья – так воняет от валяющихся под забором.
Гуров поставил машину где обычно, взял Авдеева за локоть, выдернул из машины, повел к своему дому, боковым зрением увидел, что во внутреннем дворе прогуливается омоновец, а его коллега сидит на скамейке у главной подъездной дороги. Гуров втолкнул Авдеева в свою квартиру.
– Прими душ и побрейся, я приготовлю кофе, дам чистое белье.
Бритый, чистый, причесанный, в свежей рубашке и брюках сыщика, Авдеев пил кофе и, болезненно щурясь, поглядывал на стоявшую на столе бутылку коньяка. Гуров был большой специалист по общению с запойными, знал, когда и сколько налить.
После того как Авдеев, давясь и рыгая, съел разогретую тушенку и два ломтя хлеба, выпил чашку кофе, Гуров налил полстакана коньяку:
– В два приема, с интервалом в десять минут.
Авдеев вел себя безропотно, послушно, смотрел только на свои руки. Когда он допил коньяк, сыщик увидел, как заблестел у коллеги лоб, человек выпрямился и потянулся к сигаретам. Гуров сказал:
– Николай, я тебе два дня назад посоветовал, чтобы ты сказался больным и отсюда съехал. Ты этого не сделал, я не упрекаю, ты человек взрослый. Что тебя сломали, я понял давно…
– Так чего ты меня не арестовываешь? – Авдеев смачно затянулся и уже твердой рукой взял бутылку, плеснул в свой стакан.
– По многим причинам, все перечислять?
– Они вышли на меня три года назад, оплатили дорогу и лечение сестры…
– О Вере я все знаю, можешь опустить.
– Как догадался?
– Гадают цыганки, я знаю, я сыщик.
– Вышел на меня новоиспеченный бизнесмен, миллионер и меценат. Самое смешное, что он именно такой, я проверял. Человек платит колоссальные деньги в детский дом, практически содержит за свой счет. Он не знал, что иные люди используют его щедрость втемную. Я об этом догадался сразу, решил, мол, заплатите, я позволю, а когда придете за долгами, посчитаемся.
Авдеев пригубил из стакана, закурил новую сигарету, глаза у него ожили, смотрели на Гурова открыто. Сыщик знал, такое состояние продлится еще минут тридцать, волна схлынет, начнется озноб, упадок сил. «Потом посчитаемся» – это от небольшого ума, или Николай серьезный противник и играет?
– Никаких расписок, даже устных обещаний – ни намека, человеческая помощь, и только. Я жду, когда из-за спины благодетеля появится иной человек либо его тень. Ничего. Тут меня по службе продвинули, я одно с другим не связал. Ну а когда здесь первый выстрел раздался, меня сразу сюда направили, я понял, что время пришло. Позвонили, передали поклон от благодетеля, открытым текстом, – мол, услуга за услугу. Очень обеспокоены происходящим, желательно все получать из первых рук… Нам спикер Гораев дорог как вождь и знамя, информируйте по телефону, и номерок сообщили. Я, конечно, его тут же установил, аппарат в подъезде у дежурной стоит. Я своих ребят поднял, жильцов дома проверили, дежурных проверили, пустое дело. Звоню, отвечает мужчина: «Говорите» – и молчание. Я сообщаю официальную версию, в ответ ни вопроса, лишь: «Спасибо, звоните». Установили за подъездом наблюдение, я звоню, разговариваю, а аппарат у дежурной молчит, и трубку никто, естественно, не берет. Тут у меня нервы начали сдавать.
– Я сегодня рано утром уехал, ты сообщил? – спросил Гуров, взял бутылку, вроде этикетку разглядывает.
– Сообщил. Тоже секрет, ты мимо десяти постов проезжаешь. Они могут откуда угодно сигнал получить.
– Могут, – легко согласился Гуров, – но на пленке именно твой голос, предупредил о моем выезде именно ты. И если бы меня сегодня убили, то на тебе, фраер, глухой намордник бы застегнули.
– Пытались? – Авдеев потянулся к бутылке, но Гуров не дал.
– Посадят, что с сестрой будет? Подумай. Ты либо на краю, либо уже шагнул мимо, зависит от содержания твоих сообщений. Когда я их возьму, они пленочки мигом выдадут. Не опер, пижон недоученный. Ты никуда не звонил, они снимали звук непосредственно с твоей трубки.
– Как же, со мной разговаривали!
– Техникой ты у техников поинтересуйся. Я только сыщик. Иди спать, сошлись на здоровье, чтобы завтра твоего духу тут не было. Им сейчас очень нужен новый труп, а ты кандидат – лучше не придумаешь.
Парк осветили мощные фары, длиннющий черный лимузин остановился у парадной лестницы. Двое рослых охранников выскочили из машины, открыли заднюю дверцу.
Гуров стоял метрах в сорока и вышедшего из лимузина спикера видеть не мог. К двум охранникам присоединились еще двое, четверо здоровенных парней не торопясь поднялись по пологой мраморной лестнице. Ясно, что среди этих четырех столбов находился и мелкий столбик – спикер парламента.
Гуров сразу почувствовал, что за ним наблюдают, хотелось курить, но он не рискнул опустить руку в карман. Обстановка нервная, могут пристрелить на всякий случай. Сыщик услышал, что сзади подходят, но не повернулся, понимая, кроме охраны, в парке никого быть не может.
– Афганистан научил или в лагере натренировались? – спросил Гуров, не поворачиваясь. – Хорошо двигаетесь.
– Вы Гуров? – спросил молодой уверенный голос.
– Гуров. Только для вас, молодой человек, я господин полковник.
– Господ развелось до ужаса. Но не боись, мы вас укоротим.
– Развелось холуев, господа, к сожалению, изничтожены, остались раритеты. – Гуров точно рассчитал, где за его спиной стоит наглый парень, и резко, словно косой, махнул ногой.
Удар оказался точным – ребром ботинка по голени, по надкостнице.
Когда футболист катается по траве, обхватив ладонями колено, а комментатор сытым голосом советует, мол, пора вставать, то порой спортсмен получает именно такой удар, только голень футболиста прикрыта щитком. Гуров ударил по открытой ноге, охранник рухнул от боли, у него перехватило дыхание, он не мог даже кричать.
Сыщик зацепил ботинком валявшийся в траве автомат и зашвырнул его в кусты.
– Когда ты, щенок, соберешься снова меня укорачивать, будет значительно хуже, – сказал Гуров и направился к парадной лестнице.
У резных тяжелых дверей стояли двое, хотя погон на них не было, Гуров наметанным глазом определил офицеров, поднялся по ступеням и кивнул:
– Добрый вечер. Полковник Гуров, прошу доложить обо мне Имрану Руслановичу.
– А, Гуров… Значит, вот как вы выглядите, – сказал один и скверно улыбнулся.
– А как вы подошли? На параллельной аллее охрана! – сказал второй.
– Не заметил, слышал, правда, в кустах кто-то ворочается и матерится, мол, автомат потерял. Напился, видимо, с охранниками случается.
Штатские действовали довольно слаженно. Один бросился в сторону, с которой подошел Гуров, второй сделал шаг назад, опустил руку в карман.
– Я просил доложить обо мне. – Гуров старался говорить спокойно, еле сдерживаясь. – И не вынимай руку из кармана, иначе я твою игрушку отниму и набью морду.
Из холла вышел еще один мужчина, Гуров взглянул мельком, сразу понял, что человек этот совсем иного разлива. И костюм, и манера держаться, и выражение лица – все иное.
