– Ну да, только не спрашивай у меня почему. Щелк – больно кольнуло в ухо.
Что ж, продолжим снимать отпечатки.
На конвертах пластинок отпечатки смазаны, а на самих пластинках с их желобками – ничего путного не снимешь. На моем хай-фай – Чамп Динин: «Меееед-ленные мысли: Чамп играет Дюка».
И пусть играет – а я полистаю журналы «Замочная скважина»:
Пианино, саксофон, бас – нежная, мелодичная музыка. Пикантные снимки, намеки: блондинистая нимфа М. М. добивается гея Р. X – и пойдет на все, чтобы вернуть его, так сказать, на путь истинный. Нимфоманка Д. М. – одаренная гигантскими размерами ищет столь же одаренных в спортзале Истона. Не меньше десяти дюймов – у нее даже линейка для этих целей припасена. Среди последних завоеваний: жеребчик – звезда порнофильмов Ф. Т., эстрадный юморист М. Б., немногословный актер вестернов Дж. С.
Надрывный сакс, пульсирующий бас.
И истории – байки странствующих торговцев. Фотографии, само собой: неряшливые матроны с сиськами, едва не вываливающимися из лифчиков. Трели на пианино – просто роскошно.
Под переливы Динина осилил один журнал. «Замочная скважина», июнь 1958 года.
У М. М. и бейсболиста Д. Д. М. – роман – и влюбленная в Д. Д. М. звезда слетает с катушек. Шикарный отель «Плаза» – десять дней и десять ночей любовного безумия.
Альтовые трели на саксофоне – вокруг меня кружатся Гленда, Мег, Люсиль.
Объявления: увеличение полового члена, обучение юриспруденции на дому. «Индиго» а-ля Динин – духовые инструменты, низкий диапазон.
Рассказ о папе и дочке – сразу начинается с диалога. И фото: неказистая брюнетка в бикини:
– Ну-у… ты похож на моего папу.
– Похож? Хотя я достаточно стар, чтобы быть им. Игра есть игра, правда? Я могу быть папочкой, поскольку гожусь на эту роль.
– Как там в песне поется: «Мое сердце принадлежит папе»?
Пробежим глазами статейку: сиротка Лоретта желает папу. Злой Терри лишает ее девства – она спит с ним и ненавидит это. Она продает себя взрослому мужчине, и потом ее убивает проповедник. И прилагается фото-Рафия; та самая брюнетка, задушенная поясом.
Чамп Динин надрывается, а я думаю:
Лоретта равняется Люсиль, Терри – равняется Томми. «Сиротка» Лоретта – ХЗ. Люсиль хочет папочку Джея-Си – трудно представить, что девочка вдруг возжелала этого жирного ублюдка.
Диалог – наверняка записан на пленку.
А автор сего «творения» – наш вуайерист.
«Замочная скважина», июль 1958 года – сплошные байки о кинозвездах. Посмотрим выходные данные – адрес в Долине – завтра надо будет туда наведаться.
Зазвонил телефон – делаю тише – беру трубку:
– Глен…
– Да. Ты сумасшедший или просто самонадеянный?
– Не знаю, может, и то и другое. Слушай, давай я приеду на съемочную площадку?
– Не надо. Сид Фритцелл снимает ночные сцены.
– Тогда поедем в отель. Мы не можем ни к тебе, ни ко мне – слишком рискованно.
Тот смех. «Сегодня читала в „Таймс", что Говард Хьюз и иже с ним улетели в Чикаго на какое-то совещание Министерства обороны. Дэвид, домик для гостей на Голливудских холмах свободен, и у меня есть ключи».
За полночь – будем считать, что бояться нечего. «Давай через полчаса?»
– Давай. Буду скучать.
Я положил трубку и врубил пластинку на полную громкость. Эллингтон/Динин, «Кролик». И сразу – воспоминания: сорок второй год, я – морской пехотинец, Мег, эта мелодия – мы танцуем в «Эль Кортез Скай Рум».
Теперь-то что – прошло шестнадцать долгих лет. Телефон под боком, осталось только набрать номер.
– Алло?
– Хорошо, что я застал тебя, – правда, я думал, что охотишься за Стеммонсом.
– Ну надо же мне иногда спать. Слушай, эксплуататор…
– Убей его, Джек.
– Ладно, согласен. Десять?
– Десять. Прикончи его и дай мне выиграть время.
Голливудские холмы – большой дом в испанском стиле, чуть поодаль от Малхолланд-драйв.
Окна светятся, у порога – машина Гленды. Дюжина комнат с лишком – ничего себе бордельчик на одну персону.
Я припарковался – и тут мои фары осветили «шеви» пятьдесят пятого года выпуска. Чертовски знакомый: тачка Гарольда Джона Мишака.
Чтобы убедиться, врубаю дальний свет: на крыле – логотип компании Говарда Хьюза.
Ночная тишь – темные дома, и лишь в одном горит свет.
Я выбрался из машины и прислушался: голоса – его и ее – тихие, приглушенные.
На крыльцо, пробую дверь – заперто. Голоса: его – раздраженный, ее – спокойный. Обхожу дом, снова прислушиваюсь.
Мишак: «… А могло быть и хуже. Ты будешь со мной – можешь притворяться, что это Клайн. Я видел, как он приезжал к тебе в Гриффит-парк, – что касается этого, ты можешь продолжать с ним встречаться – я не собственник, и партнеров у меня нет. Мистер Хьюз никогда не узнает, ты просто будешь спать со мной и достанешь деньги Клайна – а они у него есть, потому что он связан с мафией. Мистер Хьюз мне сам об этом сказал».
Гленда: «А как я узнаю, что ты – один?»
Мишак: «По тому, что Гарольд Джон – единственный человек в Лос-Анджелесе, который не боится ни мистера Хьюза, ни этого твоего лейтенанта, который считает себя таким невшибенным».
Обегаю дом, к окну столовой. Занавески висят неплотно, смотрю:
Гленда пятится назад, Мишак надвигается на нее, сдвигая бедра.
Движутся медленно – оба; за спиной Гленды – подставка для ножей.
Попробовал открыть окно – не поддается.
Гленда: «Так как я узнаю, что это будешь только ты?»
Гленда – одна рука шарит за спиной, вторая манит – иди, мол, сюда.
Гленда: «Думаю, нам будет хорошо вместе».
С тыла, задняя дверь – я вышиб ее плечом и вбежал в дом.
Коридор, кухня, а там —
Клинч: его руки ощупывают ее тело, ее руки нащупывают рукоятки ножей.
Стоп-кадр: я не могу пошевелиться. Застыв на месте, смотрю:
Ножи – в его спине, в шее – глубоко, по самую Рукоятку. Скрип кости – Гленда с силой надавила на Рукояти – мокрыми от крови ладонями. Мишак бросился НА НЕЕ.
Еще два ножа – Гленда продолжает слепо колоть…
Мишак хватается за подставку – достает секач.
Я подошел ближе – ноги точно ватные – в ноздри ударил запах крови.
Он попробовал ударить ее ножом – промахнулся – и шатаясь, задел подставку. Она продолжала колоть – в спину, в лицо, – лезвия продырявили его щеки.
Бульканье, хрипы, жалобный вой – умирающий Мишак. Рукояти ножей торчали под разными углами – я опрокинул его, повернул рукоятки, убил его.
Гленда – ни звука, только взгляд – МЕДЛЕННО – так уже было.
МЕДЛЕННО:
Мы выключили свет и прождали минут десять – снаружи не донеслось ни звука. Тогда принялись строить планы – обнимая друг друга окровавленными руками.
Нам повезло – ковра в столовой не было. Приняв душ, мы переоделись – в домиках Хьюза хранился запас мужской и женской одежды. Испачканную кровью мы уложили в мешок, вымыли пол, ножи, подставку.
Одеяла в платяном шкафу – завернули тело Мишака и заперли в багажнике его «шеви». Без десяти два, ночь – выбрались через заднюю дверь, никаких свидетелей. И снова в дом – наши-то машины стояли близ Малхолланд.
План – есть на кого свалить: Блуждающий Огонь – любимый лос-анджелесский непойманный убийца.
В одиночку веду машину Мишака в сторону Топанга-каньон. Детский лагерь «Хиллхейвен» – заброшенный, обитаемый разве что пьянчугами. Осветил все шесть домиков-хижин – никого.
Я отогнал машину подальше от глаз.
Протер ее.
«Хижина маленькой пумы» – оттащил туда тело.
Сломал ему глотку – точь-в-точь как это делал со своими жертвами Блуждающий Огонь.
Обвалял покойника в опилках – чтобы засорить раны. Это затруднит экспертизу: закрытые раны – идентифицировать нож практически невозможно.
Будем надеяться.
Говард Хьюз побоится огласки – не станет требовать поисков убийцы своего подручного.
Пешком добрел до Тихоокеанского шоссе. МЕДЛЕННО приходит страх —
За мной следят мириады воображаемых хвостов.
Хвост в эту ночь означал бы пожизненные неприятности.
На шоссе меня подобрала Гленда. Мы вернулись на Малхолланд и там поехали ко мне – на двух машинах, легли в постель – только чтобы поговорить.
Ни о чем – она еще держалась. Перед глазами – цветное кино – Гленда с ножами – пришлось нажать на нее. Убедиться, что ей это не понравилось.
Я ударил ладонью по подушке возле ее лица.
Направил свет ночника ей в глаза.
И принялся рассказывать:
Как мой отец пристрелил собаку – как я потом поджег его сарай для инструментов; как он ударил мою сестру, а я попытался застрелить его, но ружье заклинило; и про двух Тони – ублюдков, которые мучили мою сестру и которых я убил; а также про тех пятерых, которых я Убил помимо этого. Причем за деньги – так что, мол, дает тебе право так стильно играть?
Еще раз врезал по подушке, чтобы она заговорила, – ни стиля, ни слез.
