– Ничего с тобой не будет, – жестко отрезал Лев Иванович. – Еще один звонок… Хотя нет, погнали к себе. Я уже на месте займусь розыском Зельдина, а ты по своим завязкам в УИНе попробуешь прокачать этого… Зелепа… Зелепукина. Жаль, на Урале сейчас уже поздно, а то можно было их потревожить.
Гуров завел двигатель автомобиля, однако тут же заглушил его.
– Еще минуту… Стас, посиди пока в машине, я сбегаю в клуб, дам задание Веселову. Сутенера Сурика нам по-любому надо трясти, вот Саша этим и займется. И Вадика Гоштынского он не хуже нас знает. И ты, Стас, не делай обиженного и, тем паче, умного лица – ты же офицер. По дороге в управление все объясню. Версия, поверь мне, более чем идиотская, однако имеет право на существование.
Через десять минут «Пежо» Гурова несся по московским улицам с предельно возможной в час пик скоростью. Она по максимуму составляла в разгоне на расстоянии полуквартала километров сорок в час, но в основном представляла собой бег от инфаркта престарелой черепахи. Поэтому у Гурова было время ввести Крячко в курс дела и прогнать с ним варианты дальнейших действий.
Гуров назвал свою версию идиотской. Однако в деле убийства Тима Зеленского сыщики встретили уже столько несуразностей, загонявших их в тупик своей непредсказуемостью, что любое, даже самое фантастическое предположение о личностях убийц, и, главное, мотивах преступления, не могло ими отрицаться. Тем более что никакая относительно разумная версия не склеивалась в здравую картину.
Лев Иванович в общих чертах рассказал Крячко биографию Тима Зеленского, подготовленную Гойдой. Занимаясь с ветераном, Станислав не успел изучить листы из папки, так как Веселов их вызвал на встречу с Растегиным. Правда, биографические данные убитого на Крячко никакого впечатления не произвели, как и рассказ о письме с зеленым листком с тремя буквами «зет», найденным Гуровым в квартире убитого.
Собственно, догадка Гурова возникла, как он выразился, на филологически-психологической основе. Причем сначала его едва не увел от истины не кто иной, как Крячко, но затем он же вернул все на свои места.
– Кто у нас всегда виноват? Только один Крячко. Вешай на меня, Левушка, всех собак, – с обидой пробурчал Станислав. – До кучи можно и убийство Зеленского мне приписать. Ну и как же я увел следствие в сторону?
– Не обижайся, Стас. Вспомни, Растегин в своем рассказе припомнил, как Лиза-Белка охарактеризовала родственницу, у которой жила: «У старушки с головой не все в порядке, как у всех солнцевых». Было такое? – спросил Гуров. – И ты тогда перебил: «Она что, родом из Солнцева?»
– Ну и как же я увел тебя в сторону? – удивленно пожал плечами Крячко. – Я и сейчас то же самое бы спросил.
– Ты в суффиксах и окончаниях хорошо разбираешься? – вкрадчиво спросил его Гуров.
– Примерно так же, как ты в дефиксах и приставках, – парировал обидные поползновения товарища Крячко.
– А разницу между «солнцевых» и «солнцевских» уловить можешь? – улыбнулся Гуров. – Ведь Растегин на уровне подсознания, которое не вышибли даже его прежние боксерские увлечения, сохранил именно то, что тогда сказала Белка: «как у всех солнцевых». То есть она имела ввиду фамилию, а вовсе не окраинный район Москвы. И у меня также, как и у Растегина, мозг зафиксировал именно это значение, но сумел разделить два понятия только после твоего желания еще погонять по Тушину и Солнцеву. А далее нужно было просто наложить фамилию старушки-родственницы на некую гражданку Е. Солнцеву, свидетелем по делу об изнасиловании которой одиннадцать лет назад проходил Зеленский.
– То есть Белка-Лиза, по-твоему, и есть та самая Е. Солнцева? – недоверчиво спросил Крячко. – Предположим… А зеленая бумажка здесь при чем? А кто ее сообщник? И зачем вообще ей надо было убивать Зеленского?
– Пока не знаю, – честно признался Гуров. – Хотя есть одна догадка, уж извини, повторюсь – идиотская. Одиннадцать лет назад по ее делу был осужден некто Зелепукин. Его срок закончился в этом году. А два года назад Белка, по рассказу подруги, вышла замуж за заключенного.
– То есть ты считаешь, что она сочеталась браком со своим насильником? – изумился Крячко. – И после его освобождения они на пару завалили из «нагана» невинного свидетеля девичьего бесчестия? Мне кажется, Лева, ты забрался не в те дебри. Твоя догадка, уж извини, тянет на изыски дядюшки Зигмунда Фрейда.
– Может быть, – задумчиво сказал Гуров. – Но только эта версия связывает воедино убийство и зеленый листок с тремя буквами «зет».
– Поясни, к чему еще и эти письмена, – потребовал Крячко.
– Представь, Стас, что в маленьком уральском городке три подростка с фамилиями Зеленский, Зельдин и Зелепукин играют в героев. Они, естественно, должны определить название своего сообщества и его символы. Корни их имен «зел», а значит, и выдумывать особенно нечего. Называем «тайную» организацию, например, «Зеленая триада» с соответствующим цветом знамени, и расписываемся на клятве знаком Зорро. Ты помнишь такого кинематографического героя и его автограф?
– Лева, извини, но это попахивает даже не детством, а шизой, – растерянно покачал головой Крячко. – Хотя… Эта бумажка действительно смахивает на «черную метку»… И ее получил, но не увидел, Тим, иначе бы забеспокоился. И такая же была послана его отцу и также не дошла до адресата. Правда, ты его предупредил. Тьфу ты, ну не могу я никак поверить в этот приключенческий роман. Прямо Стивенсон вместе со Штильмарком.
– Я тоже до конца не уверен в своей правоте, – согласился с ним Гуров. – Но подтвердить или опровергнуть мою версию сможет только один человек. Один из трех «Z», Михаил Зельдин. Он проживает в Москве и работает пластическим хирургом. Мне об этом сообщила бывшая жена Зеленского. Им я и займусь. А ты по своим завязкам в УИНе прокачаешь второго «зета» – Зелепукина.
– Понял. Есть «качать» Зелепукина, – бодро отрапортовал Крячко и торжественно добавил: – Лева, если ты окажешься прав, я перед тобой сниму шляпу.
– Пережде чем снимать, ты сначала ее купи, – отмахнулся от него Гуров, пытаясь в густом потоке машин перестроиться в левый ряд.
– Куплю и сниму, – твердо пообещал Крячко.
К двадцати трем часам было выпито не менее пяти чашек кофе на душу населения кабинета. Крячко при этом высмолил как минимум полпачки сигарет, соблазнив и Гурова оскоромиться парочкой. Работа кипела, обстановка была напряженной, вот только итогом этой колотнечи – украинского производного от слова «колотиться» – являлся нуль без палочки или с палочкой – кому как больше нравится.
Веселов, выловив Вадика Гоштынского, вместе с ним в поисках сутенера Сурика метался в ночном рейде по притонам и местам тусовок «ночных бабочек». Дело усложнялось тем, что этот самый Сурик, настоящая фамилия которого была Сурданян, резво шагнул вверх по иерархической ступени и из смотрящего за одной «веселой» точкой превратился в держателя холдинга, в который входили пара эскортов, тройка квартирных борделей и не менее шести уличных стоянок проституток. Веселов сообщил, что Вадик настроен оптимистично и решительно и обещает, что Сурика они обязательно отыщут. Зная Гоштынского, Гуров не сомневался, что так оно и случится.
Крячко через своего высокопоставленного знакомого в УИНе запустил маховик машины по получению информации о бывшем заключенном Зелепукине. Скорого результата, естественно, ждать не приходилось. Чиновник хоть при галстуке, хоть при погонах – торопиться не любит.
Гуров сначала один, а затем вместе с освободившимся Крячко занимался поисками Михаила Зельдина, школьного товарища убитого Зеленского. О нем было известно, со слов бывшей жены Тима, лишь то, что он весьма популярный в Москве специалист в области пластической хирургии.
Милицейский компьютер выдал на-гора триста двадцать девять Михаилов Зельдиных, проживающих в Первопрестольной. После отсортировки по возрасту их осталось «всего» восемнадцать. Попытка выйти на нужного методом изучения места рождения ощутимого успеха не принесла. Одиннадцать родились в Москве, остальные появлялись на свет где угодно – от Камчатки до Одессы – но только не в неоглядных окрестностях седого Урала, где были зафиксированы годы отрочества и юности М. Зельдина.
Четырнадцать из восемнадцати Зельдиных сыщики отыскали и вызвонили по телефону. Никакого отношения к искомому эти люди не имели. Четверых нетелефонизированных выловить так и не смогли, однако опрос соседей с помощью привлеченных сотрудников райотделений выявил, что среди них есть один врач, однако к специализации Зельдина никакого отношения он не имеет. Разницу между пластическим хирургом и гинекологом мог определить даже сержант из патрульно-постовой службы.
Когда уныние по поводу неуловимого Миши Зельдина достигло апогея – то есть Гуров решил стрельнуть у Крячко третью сигарету, а тот захотел выпить шестую чашку кофе, – ожил остывавший от четырехчасовой практически беспрерывной работы телефон.
