– Есть «Арминиус-22» в нашем описке? – спросил Мартин Бек.
– Конечно, – ответил Монссон, быстро вскочил и схватил телефонную трубку.
– Да, да, конечно, – догадался Скакке. – Ящик. Коробка на велосипеде…
Монссон упорно добивался коммутатора копенгагенской полиции. Прошло время, прежде чем он добрался до Могенсена.
Тот ничего не слышал ни о каком ящике.
– Нет, я прекрасно понимаю, что ты не можешь помнить обо всем на свете, – терпеливо сказал Монссон. – Но дело в том, что он фигурирует в вашем чертовом списке. Под тридцать восьмым номером. Для нас это может оказаться очень важным… – Несколько минут он слушал. Потом сказал: – Кстати, а что ты еще знаешь об Аэрофрахте и Оле Хофф-Енсене?
Могеисен отвечал довольно долго.
– Так, хорошо, – произнес Монссон и положил трубку. Посмотрел на остальных. – Они проверят и сообщат.
– Когда? – спросил Бек.
– Могенсен оборачивается очень быстро.
Меньше чем через час раздался звонок из Копенгагена.
Монссон слушал, и вид у него становился все более довольным.
– Прекрасно, – выговорил он.
– Ну? – оказал Мартин Бек.
– Ящик находится в их техническом отделе. Парень в Драгере собирался было его выбросить, но вчера положил в пластиковый мешок и отправил в Копенгаген. Нам привезут его на пароходе, который отходит от Новой гавани в одиннадцать часов. – Бросив взгляд на часы, он обратился к Скакке: – Последи, чтобы радиопатруль был на месте в порту, когда привезут ящик.
– Что о Хофф-Енсене? – спросил Мартин Бек.
– Много чего. Он, как видно, у них там хорошо известен. Скользкий тип, но к нему не подберешься. В Дании он темными делами не занимается. Все, чем он там занимается, вполне законно.
– Другими словами, темные дела Пальмгрена.
– Вот именно. Дела, по-видимому, крупные. Могенсен сказал, что имена Пальмгрена и Хофф-Енсена фигурируют в связи с контрабандой оружия и самолетов в страны, где объявлено эмбарго на оружие. Он узнал это через Интерпол. Но они тоже ничего не могут поделать.
– Или не хотят, – сказал Мартин Бек.
– Более чем вероятно, – согласился Монссон.
Без десяти двенадцать ящик лежал у них на столе. Обращались с ним очень осторожно, несмотря на то, что он уже был сильно поврежден и явно побывал во многих руках.
Мартин Бек снял крышку и рассмотрел выемки от револьвера и запасного приклада.
– Да, – проговорил он. – Ты прав.
Монссон кивнул. Несколько раз закрывал и открывал крышку.
– Легко открывается, – сказал он.
Они перевернули ящик и осмотрели его со всех сторон. Он высох и был в довольно хорошем состоянии.
– Он недолго находился в воде, – констатировал Мартин Бек.
– Пять суток, – ответил Монссон.
– Здесь, – сказал Мартин Бек, – здесь что-то есть. Он легко погладил дно, на которое была наклеена бумага. Она отмокла и частично отвалилась.
– Да, – сказал Монссон. – На бумаге что-то было написано. По-видимому, шариковой ручкой. Подожди-ка.
Он взял из ящика письменного стола лупу и протянул ее Мартину Беку.
– Гм, – промолвил Мартин Бек. – Отпечаток виден. «Б» и «С» видны достаточно отчетливо. Может быть, еще кое-что.
– У нас есть люди, вооруженные более точными инструментами, чем моя старая лупа. Пусть они посмотрят.
– Этот револьвер применяется, или, вернее, применялся на соревнованиях.
– Да, я это понял. Необычная марка. – Монссон побарабанил пальцами по столу. – Отдадим его в технический отдел. И пусть Скакке проверит стрелковые общества. А мы пойдем завтракать. Неплохое распределение труда, а?
– Неплохое, – согласился Мартин Бек.
– Заодно я покажу тебе Мальм. Ты бывал в «Полковнике»? Нет? Тогда пойдем туда.
Ресторан «Полковник» находился на двадцать втором этаже, и вид оттуда превосходил все, что Мартин Бек видел за предыдущие дни.
Под ними, словно с самолета, был виден весь город. А также Эресунн, Сальтхольм и датский берег. К северу виднелась Ландскруна, остров Вэн и даже Хельсингборг. Видимость была необыкновенно хорошая.
Светловолосый кельнер подал им бифштексы и холодное вино «амстель». Монссон ел с жадностью; он вытряс все зубочистка из стаканчика на столе, сунул одну в рот, а остальные в карман.
– Да, – произнес он, – насколько я понимаю, все сходится.
Мартин Бек, которого больше интересовал вид, чем еда, неохотно оторвался от панорамы.
– Да, – сказал он. – Похоже на то. Ты был прав с самого начала. Хотя ты только догадывался.
– Ну и что ж, что догадывался, – сказал Монссон.
– Теперь нужно только догадаться, где он.
– Где-то здесь, – сказал Монссон, кивнув в сторону окна. – Но кто мог ненавидеть Пальмгрена до такой степени?
– Тысячи людей, – сказал Мартин Бек. – Пальмгрен и его дружки безжалостно уничтожала вокруг себя все и вся. Он, например, возглавлял множество предприятий – более или менее долгий срок. Пока они оправдывали себя. Когда же те переставали приносить бешеные барыши, он просто закрывал их, и многие рабочие оставались ни с чем. А скольких разорили ростовщические фирмы, вроде той, которой ведает Бруберг?
Монссон ничего не стал отвечать.
– Но я думаю, что ты прав, – продолжал Мартин Бек. – Этот человек должен быть где-то здесь, если не сбежал.
– Сбежал и вернулся, – сказал Монссон.
– Возможно. Должно быть, действовал он непреднамеренно. Ни один человек, задумавший убийство, и в первую голову наемный убийца, не поедет на велосипеде летним вечером, привязав к багажнику коробку с револьвером. Да еще такую большую – больше обувной.
К их столу подошел бармен.
– Инспектора по уголовным делам просят к телефону, – сказал от Монссону. – Кофе?
– Это, наверное, тот парень с микроскопом, – предположил Монссон. – Кофе? Да, будьте любезны. Два эспрессо.
– Да, – сказал Монссон, вернувшись. – На дне коробки заметны «Б» и «С». Остальное прочесть нельзя, так считает и парень из лаборатории. Но, по его мнению, это имя владельца.
Человек, который ведал тиром, задумчиво посмотрел на Бенни Скакке.
– «Арминиус-22»? Да, сюда приходят два-три человека, которые обычно стреляют из таких револьверов. Но кто именно, я так сразу сказать не могу. Кто из них был здесь в прошлую среду? Нет, ведь всех невозможно запомнить. Но спросите парня, который стреляет вон там. Он тут палит с той поры, как ушел в отпуск, десять дней уже. – Когда Скакке отошел к тиру, он крикнул ему вдогонку: – Спросите заодно, откуда у него деньги, чтобы покупать столько патронов.
Стрелок как раз закончил серию выстрелов, подсчитал очки и стал приклеивать новую мишень, когда Скакке подошел к нему.
– «Арминиус-22»? – сказал он. – Одного я, во всяком случая, знаю. Но он не был здесь с середины прошлой недели. Хороший стрелок. Если бы он стрелял из…
Парень повертел в руке свой автоматический револьвер «Беретта Этфайр».
– Вы знаете его имя?
– Бертиль… не то Ульссон, не то Свенссон, точно не помню. Он работает на «Кокумсе».
– Вы уверены?
– Да, скверная работа. Кажется, мусорщик.
– Спасибо, – сказал Скакке. – А откуда вы берете деньги на патроны?
– Это мое единственное хобби, – ответил стрелок, набивая обойму.
Уходя, Скакке получил от директора тира записку с тремя именами.
– Это те стрелки из «Арминиуса», имена которых я помню, – пояснил тот.
Скакке вернулся к полицейской машине. Прежде чем завести мотор, он прочел: ТОММИ ЛИНД, КЕННЕТ АКСЕЛЬССОН, БЕРТИЛЬ СВЕНССОН.
В полицейском управлении Монссон задал вопрос Мартину Беку:
– Что будем делать с Брубергом и Ханссон?
– Отправь их обратно в Стокгольм. Если только Оса узнала все, что ей нужно.
– Моя работа в Мальмё закончена, – сказала Оса и взглянула на Мартина Бека ясными карими глазами.
Расследование шло своим чередом. Бек решил проверить, не проживал ли Бертиль Свенссон в одном из пальмгреновсиих домов. Через два часа после запроса, отправленного полиции в Халден, телекс выдал нужную строчку: СВЕНССОН, БЕРТИЛЬ УЛОФ ЭМАНУЕЛЬ, ВЫСЕЛЕН 15 СЕНТЯБРЯ 1968 ГОДА.
