— Да что вам от меня нужно?
— Когда подниметесь к нам на борт, мы обязательно сообщим вам об этом. Немедленно исполняйте то, что я вам сказал. Если все пройдет хорошо и мы будем удовлетворены, бомба взорвана не будет! Все!
И динамик с треском отключается. Окакис выпускает из рук микрофон и в отчаянии плюхается в кресло.
— Это ужасно, это безумие! — стонет он. Я подхожу к нему.
— Сделайте, как они просят.
Все хором душевно настаивают на том же:
— Да, да, поезжайте к ним!
Сломленный судовладелец поднимается.
— Но они потребовали от меня взять с собой жену или одного из моих детей… — Он озирается вокруг, глаза безумные. — Где Экзема?
— У постели вашего сына, — говорю я быстро. — Возьмите с собой Антигону!
— Да, отец, — подхватывает милое дитя, к которому, похоже, вернулась природная энергия, — я поеду с вами!
Окакис глубоко вздыхает и выходит, держась за руку своей дочери. Я следую за ними, подав знак Берю и Глории сделать то же самое. Мне не хочется разговаривать в комнате, поскольку там, возможно, установлены подслушивающие микрофоны.
* * *
Мы проходим несколько десятков метров в направлении порта. Дойдя до лужайки, я останавливаю свою группу решительным жестом.
— Будем держать совет! — объявляю я. Окакис смотрит на меня, будто лунатик, неожиданно разбуженный в тот момент, когда он залез на печную трубу.
— Слушайте меня все, — говорю я. — Существует вероятность, что история с атомной бомбой сплошной блеф, но надеяться на это было бы избыточным оптимизмом. Я скорее склонен поверить нашим противникам. Более того, подозреваю, что, если вы согласитесь на их требования, вот тут-то они как раз и взорвут остров.
— Почему вы так думаете? — пугается милая Антигона.
— Сами подумайте! Они же не могут позволить себе роскошь оставить в живых хоть одного свидетеля. Человек, голос которого мы слышали, говорил, что он единственный уцелевший после потопления американской подлодки. И его имя легко вычислить. Опять же, подлодка не иголка в стоге сена — против нее будут брошены все военно-морские силы мира. Поэтому, чтобы успешно провести операцию, им нужно идти до конца. Выхода нет: нам тоже необходимо идти на риск. Мой план таков: господин Окакис со своей дочерью последует к ним на борт. Я отправлюсь туда же. Глория пожимает плечами.
— Вы разве не слышали? Они же сказали…
— Я буду в воде, — обрываю я, — за кормой лодки, на которой поплывет наш хозяин. Когда лодка подойдет к субмарине, спрячусь под днищем. Ну а дальше по обстоятельствам.
Я вынимаю из кармана пистолет Глории.
— Хорошо бы защитить его от соленой воды. Для этого мне нужен какой-нибудь непромокаемый пакет…
— Может быть, подойдет плексигласовый чехол от моей подводной кинокамеры? — предлагает Антигона.
— Было бы замечательно.
Она бросается к дому, но я ее останавливаю.
— Антигона, счастье мое, пройдите через кухню и попросите слуг приготовить вам вантузы для прочистки раковин. Принесите все, что найдете.
Она одновременно широко открывает глаза и рот, так как вопрос чуть не срывается с ее губ, но воздерживается от интервью и убегает.
Мне кажется, мое хладнокровие и решительность немного успокаивают папашу Окакиса.
— Боже мой, ну и приключение! — вздыхает он.
— Это верно, — соглашаюсь я, — но, если нам удастся вырваться, будет что вспомнить в более подходящей обстановке.
— То, что вы задумали, обречено на провал, — произносит Глория.
— Спасибо за поддержку, — кланяюсь я. — Но не стоит каркать заранее! В нашей тупиковой ситуации единственная надежда как раз на невозможное!
Толстяк, находившийся в раздумьях в течение некоторого времени, грозно прикрикивает на мою невесту:
— Если Сан-А взялся за дело, то, будьте уверены, проблема решается как положено, мадемуазель Мисс! — Затем, повернувшись ко мне, спрашивает: — А Берю чем будет заниматься?
— Сейчас скажу. По моему мнению, организация «Зет» не может запустить свою адскую машину, не имея на острове соучастников.
— Я тоже об этом думал, — встревает Окакис.
Глория качает головой.
— Если бы были соучастники, то зачем понадобилось вызывать господина Окакиса на борт подлодки? Соучастники могли бы вести переговоры непосредственно.
Я не могу сдержаться, чтобы не отвесить ей кривую усмешку.
— Что у вас в голове, моя милая? Чему только в ваших шпионских школах учат? Чему угодно, но только не шевелить мозгами! Посудите сами. если бы сообщники как-нибудь проявились, мы бы их схватили и могли нейтрализовать — нас ведь в любом случае больше! Тогда бы их план был обречен на провал: они не смогли бы взорвать бомбу, да и не стали бы этого делать, когда на острове находятся их люди! Нет, они здорово продумали свои действия, поэтому общаются с нами на расстоянии!
— Сдаюсь, вы правы, Сан-Антонио! — побеждено признает Глория. И, повернувшись к Окакису, добавляет: — Я начинаю думать, что вы поступили очень предусмотрительно, когда решили призвать на помощь этого супер-легавого, господин Окакис!
Толстяк, которому ничего не досталось от преждевременных комплиментов, решает напомнить о себе.
— Эй, граждане, — грохочет Его Округлое Величество, — потом будете лизать друг другу задницы. Я повторяю свой вопрос: что буду делать я, пока ты пойдешь принимать ночные морские ванны?
— Слушай, Толстяк, по-моему, они спланировали свои действия следующим образом: Окакис поднимется на борт, они потребуют выкуп и оставят Антигону в качестве заложницы, пока он не вернется. За это время сообщники покинут остров. Так вот тебе и Глории во что бы то ни стало нужно их задержать. Разделитесь, чтобы выиграть время, и идите по берегу каждый в свою сторону. Если заметите причаленную в скалах лодку, спрячьтесь и ждите, пока они не придут Обязательно возьмите с собой оружие Если лодок не обнаружите, срочно возвращайтесь в порт, поскольку они наверняка воспользуются теми лодками, что причалены здесь Все ясно?
— На все сто! — потирая руки, заявляет счастливый Берю. — Наконец-то хоть какое-то действие! Я вам откровенно скажу если кто из них попадется мне в руки, то потом долго будет мучиться зубной болью!
— Начинайте сейчас же! Но сначала потихоньку возьмите оружие, чтобы не спугнуть сообщников. И вперед, за дело!
— Слушаюсь, патрон! — клоунски вытягивает руки по швам Глория Окакис шепчет:
— Если вы вдруг увидите мою жену, скажите, пусть она не беспокоится!
— Это я уж точно исполню! — обещает моя псевдоневеста и подмигивает мне, как гирлянда на рождественской елке.
Как сказал один могучий (боком входит в дверь) поэт, и я того же мнения, неотвратимость страшной опасности представляет для человека что-то типа освобождения. Когда он перед лицом неминуемой угрозы, то легко переступает порог мелких мещанских проблем. (Я философствую специально для читателей, автоматически водящих пальцем по строчкам, чтобы возбудить иной раз их второе «я», спрятанное в подсознании, — иногда и мне самому удается возбудиться.)
Раздеваюсь до трусов и лезу в воду. Пластмассовую коробочку с артиллерией заворачиваю в свою рубашку и привязываю длинной веревкой, обмотав ее вокруг талии. Антигона принесла мне три вантуза для пробивания засоров сортиров и ванн, и я их затыкаю за импровизированный пояс, как ручные гранаты.
Мы специально выбираем лодку побольше, чтобы мне было легче спрятаться за кормой. Окакис и дочь гребут по очереди. Я держусь за протянутый за бортом спасательный фал. Расслабляюсь, и мне даже нравится, меня как будто катают по теплой воде. Перестав чувствовать приятное скольжение воды о свое туловище, быстро соображаю, что мы прибыли к месту назначения, и ныряю под киль. Почему-то в голове опять проносится что-то типа «десять футов под килем…». Я высовываю нос из темной воды и пытаюсь разглядеть происходящее. Чей-то голос кричит:
— Держите веревочный трап!
Потом слышится «шлеп», сопровождаемый «бам!», — трап ударяется о борт субмарины.
— Привяжите лодку к трапу! Теперь вначале девушка, давайте руку, мадемуазель!
Антигона и папаша по очереди покидают шлюпку, которая, сбросив груз, дает мне чувствительный удар по кумполу.
Слышу глухой стук каблуков по металлическому корпусу подлодки. А вокруг все море освещено. Ребята-подводники направили прожектора во все стороны, чтобы избежать неожиданных сюрпризов. К счастью, освещенное поле начинается лишь метрах в десяти от корпуса, поэтому покатые бока субмарины остаются в полной темноте. Это как раз то, что доктор прописал. Мой внутренний голос принимается бормотать старую песню: «Малыш Сан-Антонио, когда человек обладает репутацией, как у тебя, нужно доказать, что ты ее достоин! Теперь валяй беги, плыви, летай, но отомсти!»
