— Хорошо, я отправлю к тебе троих помощников Миронова, которые могут этот кейс опознать. Спасибо, Стас!
Последние слова были произнесены уже совсем тихо. Просто на Гурова навалилась дикая усталость. Такое напряжение этих трех суток и такой подарок от Крячко.
— Не за что, — спокойно ответил Станислав. — Но это не все. Я тут кое-какие запросики сварганил. Ну… конечно, для ускорения ответов пришлось с подписями… ну, неважно. Короче, по имеющимся сведениям, этот ваш Равиль, который никогда к уголовной ответственности не привлекался и в местах лишения свободы наказаний не отбывал, имеет довольно обширные для несудимого связи в уголовном мире. Это и понятно, учитывая сферу его деятельности. Так вот, оперативным путем установлено, что Креста Равиль не знает и никогда с ним не пересекался. Так же, по моим сведениям, Крест никогда в Самаре, Саратове, Нижнем Новгороде и Казани не был. Полагаю, что вопрос о возможном сговоре Креста и Равиля по устранению Миронова Глеба Николаевича пока отпадает.
Однако полного удовлетворения Гуров не испытывал. Перед отъездом в Москву у него в Рязани оставалось еще одно обязательство. Он обещал навестить Веронику Калинину. Кое-что по списку забрать для Юрки и Татьяны, рассказать, как идет лечение и как они вообще в Москве устроились. Встреча предстояла тягостная и мучительная.
— Алина Игонина? — Директор выставочного комплекса, миловидная женщина в возрасте где-то от тридцати до пятидесяти, задумчиво посмотрела на полковника. — Она личность, конечно, неординарная, но не настолько, чтобы представлять какой-то интерес в творческих кругах.
Гуров старался смотреть на собеседницу с интересом не только чисто служебным. Это у него отчасти получалось, потому что он не переставал удивляться и восхищаться возможностями современной индустрии красоты. Ну как можно так ухаживать за собой и, главное, чем ухаживать, что выглядеть приемлемо в таком широком возрастном диапазоне — от тридцати до пятидесяти? Или она в тридцать-сорок уже так выглядит, или в сорок-пятьдесят еще так выглядит?
— Скажите, Галина Андреевна, а бойфренда Игониной вы знали?
— Фу, господин полковник, — игриво взмахнула ресницами женщина.
— Ну, простите меня, — улыбнулся Гуров. — Простите, но это ведь моя работа.
— Понимаю, понимаю, — кивнула директор. — Только я вам вряд ли могу в этом вопросе помочь. Я ее личной жизнью никогда не интересовалась. Отношения у нас всегда были чисто деловыми. Я ей поручала при подготовке выставок или камерных встреч с артистами свою долю работы. Ну, на которую мне не хотелось отвлекаться самой или загружать своих девочек. Всякую и не очень благодарную работу.
— Нанять клиринговую компанию, пригласить буфет?
— Ну что вы, — рассмеялась она. — Эти вопросы решаются чисто по телефону. А вот более щепетильные… Например, найти номер телефона директора какой-нибудь звезды, узнать планы летнего тура…
— А что, номера телефонов — это тайна? — удивился Гуров. — Я полагал, что номера, наоборот, должны знать многие. Это ведь в интересах самого директора, его доступность напрямую, как мне кажется, влияет на широкие связи и наличие заказов на выступления.
— Тут вы правы. Но есть заказы, которые афишировать не любят. И не потому, что они звезду каким-то образом дискредитируют. Понимаете меня?
Гуров понял. Есть заказы официальные, официальные доходы, с которых концертирующая звезда платит налоги, а есть «халтурки», причем не очень дешевые, которые проходят «в черную». Просто среда должна быть надежная и гарантирующая, что никто никого и никуда не сдаст.
— Вы говорите, что ее очередное увлечение — бывший театральный актер? — спросила Галина Андреевна.
— Полагаю, что бывший актер. Не уверен, что именно театральный и что состоявшийся.
— Да, Лев Иванович, — рассмеялась женщина, — у нас в творческих кругах себя называют актерами и художниками даже те, кто и соответствующего образования не имеет, да и к данному искусству пришел спонтанно или случайно. Я знала одного актера, который даже в театре никогда не играл и ни в одном фильме не снялся. Просто промышлял на корпоративах и считал себя служителем Талии и Мельпомены! Вы знаете, Лев Иванович, а я, пожалуй, слышала про их отношения с Костей Ветровым. Если не ошибаюсь, он с вашей очаровательной супругой играет в одном театре.
— Так что вы о них знаете? Пожалуйста, Галина Андреевна! Поверьте, не одни крутые полковники мир спасают, иногда и милейшие женщины способны…
— Только не намекайте, прошу вас, на Елену Троянскую. Не хочу, чтобы из-за меня случались войны. А про Алину и Ветрова я слышала что-то такое. Ну, во-первых, они одновременно поступали в театральное училище. Кажется, в Щукинское, но он поступил, а Алина — нет.
— Что так? По какой причине не прошла?
— Да вы знаете, Лев Иванович, слухи ходили разные, только я не привыкла верить пустословию. У нас любят то превозносить чужие таланты, то относиться к ним уничижительно. Не берусь судить, какого именно рода причина, но неоднократно слышала от других людей, что Алина как-то озлобилась тогда, показалась многим обиженной, обиженной незаслуженно. То ли несправедливо что-то там на экзаменах оценили, то ли иное. Не знаю точно. Возможно, у девочки все же был какой-то талант. Я, по крайней мере, слышала, что на вступительных экзаменах она читала собственные стихи.
— Может, это и подтолкнуло экзаменационную комиссию на отрицательное решение ее вопроса, — предположил Гуров. — Насколько я понимаю, туда принимают людей, которые хотят учиться, могут учиться, а не тех, кто себя считает уже звездой. Не так?
— Возможно… Не знаю, Лев Иванович.
Интересно, думал Гуров, вот насколько я уже постиг особенности театрального мира, а до сих пор не могу определить, чем же сейчас может заниматься моя жена. Вот и на часах уже половина двенадцатого ночи. Нет, это в реальном мире половина двенадцатого ночи, а в театральном мире это половина двенадцатого вечера. Как раньше говорили: пополудни, пополуночи. Значит, сейчас половина двенадцатого пополуночи.
Гуров был далек от мысли, что Маша пустилась во все тяжкие, что она веселится на хмельной пирушке, последствия которой ой как непредсказуемы. Разумеется, были в их среде и такие женщины — любительницы всевозможных приключений и утех. Но своей жене Гуров верил. Во-первых, потому что он ее хорошо знал, во-вторых, он ее любил. А когда женщину любишь, ты ей веришь. И еще он всегда помнил, что Маша любит его. Она любит театр, искусство и… своего мужа.
Но не это смущало Гурова, который сидел перед телефоном и старательно представлял себе, чем же сейчас занята его жена в далеком городе, где находилась с театром на гастролях. Он никак не мог понять, по какому принципу у актеров строится день и в каком напряженном ритме они работают. Усталость актера — это вам не усталость сыщика или грузчика, она у них иного рода.
Труппа или большая часть труппы могла в данный момент праздновать окончание спектакля, или чей-то день рождения, или еще что-то. А могли и валяться по номерам на постелях и отдыхать, потому что именно сегодняшний спектакль дался им эмоционально несравнимо тяжелее, чем, скажем, третьего числа. Могли вообще гулять шумной театральной толпой по, скажем, набережной. Гулять, читать стихи, монологи, спорить и обсуждать. Такое за ними тоже водилось, особенно на гастролях в чужих городах.
Гуров решил, что со стороны выглядит сейчас глупо, и решительно набрал номер Машиного телефона.
— Лева? Что случилось?
— Ничего, просто соскучился. Решил сделать сюрприз и позвонить.
— В половине двенадцатого ночи?
— В половине двенадцатого пополуночи, — поправил Лев. — А у тебя усталый голос, Маша.
— Ох… просто у нас сегодня не все ладилось. Тяжело шел спектакль, да еще две подмены было. Мы с девочками только вернулись в гостиницу. Так, бродили по городу, любовались звездами. Ты же нас знаешь, Лева!
— Знаю. Хандрите!
— Наверное. А ты как там? Не голодаешь без меня? Как там Юра Калинин со своей девочкой?
— Все хорошо, Маша, не переживай. Ты извини, но я немного по делу звоню…
— Вот как коварны мужчины, — тихо рассмеялась Маша, — увлечь женщину, заморочить ей голову, а потом баáах по башке — «немного по делу». Что случилось-то, неугомонный ты мой? К корпоративу готовитесь, текст не получается?
— Мне нужно поговорить с Ветровым.
— С Костей? — удивилась жена, и в трубке на некоторое время повисла тишина. — А что… случилось?
— Ничего страшного, Маша! — попытался Гуров успокоить жену. — Ровным счетом ничего. Просто у вашего Ветрова была одна хорошая знакомая. Мне надо проконсультироваться с ним по ее… личности.
— О боже! Преступница?
