Или это был Бак на полицейской автостоянке, еще до ее отъезда?
«Его автомобиль оснащен хорошими зимними колесами с шипованными покрышками. Это тебе понадобится, если ты собираешься отправиться туда».
Или дело было в отце, не позаботившемся о починке проржавевшего топливного бака?
Но мысль о диверсии завладела вниманием. Она черной тенью поднялась на периферии сознания и начала разрастаться, со всех сторон вторгаясь в мысли и принося с собой еще более глубокую тьму, пока Ребекка не почувствовала, как соскальзывает в чернильную пустоту.
Глава 17
Бывают ночи, когда волки молчат и воет только луна… где Ребекка слышала эти слова? Она смотрела через заиндевевшие окна, как волки материализовались из лесной черноты. Их тени медленно подкрадывались к «сильверадо» по освещенному луной снегу. Или это были тени, созданные ветром? Ребекка изо всех сил старалась сохранять сознание. Ей жарко, слишком жарко. Может быть, нужно снять отцовскую куртку, вообще избавиться от одежды? Потом на фоне тьмы она увидела силуэт своего отца. Он приближался по снегу. Ее большой папочка, полицейский. Он держал в руке фонарик, и волки отступили в темный лес, испугавшись его.
«Папа?»
Ребекка услышала голос своего отца.
«Бекка, Бекка, очнись».
Она открыла глаза. Ее отец пропал. Она по-прежнему находилась в автомобиле. Одна. Она попыталась сосредоточиться.
На подъеме появился свет. Она заморгала. Свет был размытым из-за морозных узоров, наросших на ветровом стекле.
Свет мелькал между деревьями, становился ярче, потом свернул в сторону и направился прямо к ее автомобилю. Пока свет прыгал и дергался, он разделился и превратился в два близко посаженных глаза. Она услышала рокот двигателя и поняла, что глаза были фарами снегохода.
Страх вонзил когти в ее грудь. Диверсант вернулся? Он дожидался того момента, когда она останется одна и лишится сил?
Ребекка старалась прояснить голову. Она протянула руку в перчатке к заряженному ружью на пассажирском сиденье, но пальцы не слушались. Металл выскользнул из перчатки, и приклад стукнулся об пол. Если бы не предохранитель, оружие могло бы сработать, и Ребекка получила бы пулю в голову, как и ее отец.
Снегоход приближался, разбрасывая снег в стороны. Он затормозил напротив «сильверадо» и резко остановился. Яркие фары светили ей прямо в лицо через филигрань ледяных папоротников на стекле.
Ребекку охватила паника. Она старалась открыть примерзшую дверь. В просветах между морозными узорами она видела темную фигуру в шлеме, идущую к ней.
Ледяная корка треснула, и дверь наконец распахнулась. Ребекка оперлась на нее и вывалилась наружу, на промерзшую землю.
– Бекка! – Фигура подняла козырек шлема и склонилась над ней. – Это я, Эш.
Она ощутила, как его сильные руки помогли ей подняться на ноги. У нее подогнулись колени, но он подхватил ее.
– Авль… – выдавила она, с трудом ворочая языком. – Не з-звелся…
– Боже, у тебя переохлаждение. Ты можешь чуть-чуть пройти? Я доведу тебя до моего снегохода, хорошо? Попробуй, ладно?
Она кивнула. Ее ноги казались онемевшими обрубками. Но движение и чувство облегчения от того, что она все-таки получила помощь и что она не умрет, придали ей сил. Она опиралась на Эша, который поддерживал ее и помог доковылять до снегохода с работающим двигателем. Тогда она заметила, что его пес сидит сзади на салазках, и замерла.
– Кибу будет хорошо себя вести, – твердо сказал Эш. – Я обещаю. Он набросился на тебя только потому, что я выслеживал тебя так же, как крупных хищников, а он натаскан для такой работы. На снегоходе сиденья с подогревом. Кроме того, у меня есть спасательное одеяло и термические подкладки для твоих сапог и перчаток. Мы доберемся до моего дома, если ты сможешь держаться за меня. Ну как, нормально?
Она кивнула.
Боже, она скучала по этому голосу. Низкому, басовитому и уверенному. Он открыл набор первой помощи, активировал химические нагревательные подкладки и сунул их ей в перчатки и сапоги. Потом закутал ее в спасательное одеяло с аккумуляторным обогревом, снял с нее шапку и заменил ее на запасной шлем, – большой, плотный и защищающий от ветра. Когда он опустил козырек, сразу стало теплее.
Эш оседлал машину, взял руки Ребекки и обвил их вокруг своего пояса.
– Держись за меня, вот так. – Он продел свою правую руку над ее запястьем. – Сможешь удержаться?
Ребекка кивнула.
– Прижмись теснее, ладно?
Она кивнула.
– Хорошо?
Она снова кивнула.
Эш опустил козырек шлема и дал газ. Снегоход с рычанием рванулся с места, и они заскользили и завиляли по плотно слежавшемуся снегу обратно в лес, где она увидела свет фар и подумала, что это отец с фонариком спешит ей на помощь, отгоняя злых волков.
Глава 18
Ребекка ощущала тепло. Она была окутана теплом. Она слышала потрескивание сухих дров и отдаленный лай собак. Запах… запах пламени.
Ее глаза распахнулись, сердце учащенно забилось.
Эш сидел рядом с ней на стуле у очага и смотрел на нее своими льдисто-голубыми глазами. Она находилась в его гостиной; освещение было приглушенным. Мерцающий огонь пламени в камине резко подчеркивал суровые черты Эша. Шрам на его щеке выглядел как узловатый нарост. Старый темно-рыжий пес с поседевшей мордой дремал на коврике перед очагом. Он был похож на ретривера, которого когда-то держала ее мать. Кибу спал на стуле рядом с Эшем.
До Ребекки снова донеслись лай и поскуливание собак на улице.
Она расставляла по местам фрагменты головоломки, сражаясь с туманом в голове и пытаясь вспомнить, как попала сюда. Свет фар, преследовавший ее. Пепелище на месте отцовского дома и следы, оставленные в сарае возможными свидетелями пожара, которые потом бежали оттуда. Эш, выстреливший в нее. Ее автомобиль, оставшийся без топлива. Страх смерти. Возвращение на ранчо Хогена и неуклюжие попытки избавиться от отцовской верхней одежды в прихожей у Эша. Он помог ей дойти до гостиной в своем семейном гнезде – огромном бревенчатом доме, построенном его дедом. Устроил ее на диване в полулежачем положении.
Ребекка медленно выпрямилась и постаралась сосредоточиться. Ее закутали в одеяло с подогревом, поверх которого было наброшено пуховое одеяло. От пододеяльника пахло недавней стиркой. Да, вспомнила Ребекка: когда Эш привел ее сюда, огонь в очаге уже горел. Потом Эш напоил ее горячим чаем с медом и дал теплую шерстяную одежду, большую, не по размеру. Потом снова был чай.
Эш посоветовал пока ничего не говорить. Разговор может подождать.
Ребекка встретилась с его взглядом и ощутила первобытную связь между ними в этой сумрачной комнате. Она впервые по-настоящему увидела Эша за все эти годы.
Возлюбленный времен ее юности заметно постарел. Впрочем, как и она сама. Но его мужская зрелость выглядела привлекательно; он не был симпатичным красавцем, скорее суровым, обветренным, с бронзовым загаром и задумчивым взглядом. Ребекка снова посмотрела на шрам, пересекавший его левую скулу и щеку от глаза до челюсти. За прошедшие годы он мог сделать пластическую операцию, но явно не захотел. Ребекка мысленно вернулась в тот день, когда она попыталась зашить рану с помощью дорожной аптечки и скудных знаний, полученных во время работы ассистенткой ветеринара.
«Он лгал…»
Она посмотрела на его руки. На костяшках пальцев тоже остались мелкие шрамы.
«От чего ты защищала его в тот день?»
Она хорошо помнила кровь, запекшуюся на его разбитых костяшках. Почему Ребекка не сказала своему отцу, что не уверена в рассказе Эша о падении с лошади, протащившей его по гравию?
Почему тогда, в шестнадцать лет, она не смогла критически отнестись к его отказу обратиться к врачам из «Скорой помощи»? Какие глубинные побуждения заставили ее закрыть глаза на более мрачную правду?
Может быть, в тот бурный год, когда она начала встречаться и спать с Эшем, она сознательно предпочла не думать о фактах, вызывавших когнитивный диссонанс между реальностью и потребностью верить ему? Доверять, как прежде?
