— Я не забыл, — все так же глухо отозвался Игнат. — Просто у меня вдруг затряслись руки и я нажал не на ту кнопку. Пришлось бы набирать снова, а там… там пятнадцать цифр.
— Дурак! — резюмировал Турецкий. — Впрочем, именно это и спасло тебя от тюрьмы. Поняв, что ты не успеваешь, ты пулей вылетел из хранилища, разбил урной окно и следом за окурками вылетел на улицу…
Турецкий вдруг замолчал и после довольно длительной паузы спросил в упор:
— Идея ограбления принадлежит тебе?
Игнат даже головы не повернул на этот вопрос.
— Хорошо, оставим этот вопрос на потом, — как бы согласился с ним Турецкий. — Но, надеюсь, ты все-таки соизволишь рассказать мне, как, по каким каналам ты собирался продать технологию «Клюквы»? Это ведь даже не слиток золота, это… это миллионы и миллионы долларов. У тебя что, был выход на покупателя? Ответь… ну, ответь же, пожалуйста!
— А чего сейчас об этом говорить? — усмехнулся Игнат. — Глебу и толканул бы… За полцены… Да он бы и сам отца ограбил, если бы не был таким трусом.
«Сам бы ограбил…»
Выходит, Игнат знает о Глебе нечто такое, что позволяет ему утверждать подобное? Похоже, так и есть. Но что именно?
Однако сейчас надо было дожимать парня, оставив на время вопросы по Глебу Шумилову.
— Теперь о главном! Кто тебя подсадил на наркоту?
— Вы… вы не врач, чтобы я вам все рассказывал!
— Все понятно! Где она сейчас?
— Кто? — испуганно вскинулся Игнат.
— Настя!
Он с силой крутанул парня лицом к себе.
— Ну?!
— Я… я не знаю. — Теперь уже в глазах Игната плескался откровенный страх. — Она уехала… и я… я ее не видел с тех пор, как вы…
— Она уже кололась?
— Да!
— Кому принадлежит идея ограбления твоего отца?
— Ну-у, я даже не знаю… — замялся Игнат. — Просто мы сидели как-то на набережной… нужны были деньги, и я сказал как бы в шутку: «Давай ограбим банк? На пару. Как Бонни и Клайд». А она мне: «Проще будет ограбить твоего отца. В банке подстрелить могут, а отец твой… Если что — простит».
— И ты?..
Игнат молча кивнул.
— Ты знаешь, где она живет?
— Нет. Мы по телефону связывались. По мобильнику… Да все время звоню, но она… В общем, номер недоступен. — В глазах Игната вдруг мелькнули искорки надежды. — Дядя Саша… — Впервые за все это время он назвал Турецкого дядей Сашей. — Вы поможете мне найти ее?
Его голос дрогнул, и он едва слышно произнес:
— Я боюсь… боюсь, что с ней что-то случилось. Очень… очень страшное.
— Ты ее мобильник помнишь?
— Господи, да о чем вы!
— Диктуй!
Уже сидя в машине, Турецкий набрал номер мобильного телефона Щеткина.
— Петя? Кажется, выходим на след. Срочно пробей владельца мобильника…
И он продиктовал записанный на клочке газеты номер мобильного телефона.
Проникшийся проблемами компании Дмитрия Шумилова, Щеткин не заставил себя ждать. И не успел Турецкий переступить порог своей квартиры, как ожил его мобильник.
— Саша, — прорезался голос Щеткина, — а ты точно уверен, что тот мобильник принадлежит девушке Насте?
— Ну-у, по крайней мере… А что?
— Дело в том, что никакой Насти по этому номеру нет, зато имеем некую Кристину Сысоеву, которая, возможно… Кстати, тебе что-нибудь говорит это имя?
— Кристина… Кристина Сысоева… — врастяжку привнес Турецкий. — Нет, пожалуй. Впервые слышу.
— Даже не сомневался в этом, — буркнул Щеткин. — Но это еще не все. Как говорится, главный презент впереди.
— Не томи!
— В общем такое дело. Когда мне прислали распечатку по этой самой Сысоевой, я вспомнил, что уже где-то, причем совсем недавно, слышал эту фамилию, точнее говоря, это словосочетание — Кристина Сысоева, стал рыться в памяти и… А теперь держись за стул, Саша.
— Ну же, не тяни!
— Короче говоря, поднял сводку происшествий за прошедшую неделю…
— Что, нашли убитой?
— Угадал! Два дня назад, на сороковом километре МКАД. Рано утром. Судя по всему, выбросили из машины.
— Огнестрельное? Задушена?
— Пока не знаю. Видимо придется ехать в морг, смотреть.
Турецкий лихорадочно соображал, могла ли та самая Настя в одночасье превратиться в Кристину? Пришел к выводу, что могла.
— Ты когда думаешь ехать в морг? — спросил он Петра.
— Если составишь компанию, то хоть сейчас.
— Все, договорились. Тем более, что Настю я знаю в лицо.
Санитар выкатил под свет лампы допотопную каталку, у которой того и гляди должно было отвалиться колесико; стащил с трупа серого цвета простынку, покосился краешком глаза на обнаженный труп, вздохнул, видимо ради приличия, и совершенно бесцветным голосом констатировал:
— Красивая, видать, была деваха.
Вздохнул и Турецкий, утвердительно кивнув.
— М-да, красивая.
— Ну что? — спросил Щеткин, подходя к каталке.
— Настя! Меня с ней сын Шумилова познакомил, Игнат.
— И она же — Кристина Сысоева. Уроженка города Находка, восемьдесят четвертого года рождения. Привлекалась к уголовной ответственности за мошенничество в особо крупных размерах, освободилась по амнистии два года назад.
— Что, удалось пробить по картотеке?
— Да. Когда нашли труп, при котором не было совершенно никаких документов, ребята обратили внимание на эту вот татуировку на правом предплечье — чисто зэковская работа, ну и откатали ее пальчики. А когда провели по картотеке, тут-то и стало все на свои места.
Подошел дежуривший в этот день судмедэксперт.
— Ну что, Александр Борисович? — кивнул он на труп. — Вижу, птичка-то знакомая?
— Вроде того, — отозвался Турецкий. — Кстати, что с ней?
— Ну, поначалу, признаться, даже не поняли: то ли механика, то ли что-то внутреннее. В грязи вся была. А потом присмотрелись… Вот, взгляните сами. Отверстие под левой грудью, миллиметра два. Ни крови, ничего. Зато в этой ранке обломок заточки из надфиля.
— То есть, был удар, и преступник обломал лезвие?
— Точно так. Причем удар был хорошо поставленный, прямо в сердце. А вот эти царапины видите? На груди. Судя по всему, это обломок тот пытались вытащить.
— Видать, кому-то здорово помешала эта девчонка, — негромко произнес Щеткин. — И заточка эта — чисто уголовная работа. Я таких заточек на зоне повидал хренову тучу.
Словно подтверждая правоту слов Щеткина, судмедэксперт утвердительно кивнул. Мол, и я того же мнения. Зэковская работенка.
— Алкоголь, наркота? — спросил Турецкий, пытаясь мысленно связать убийство Насти-Кристины с тем, что произошло в лабораторном корпусе в ночь с тридцатого на первое.
— Алкоголь в крови в пределах нормы, чего, правда, не скажешь обо всем остальном.
— То есть?..
— Кровь буквально забита амфитаминами, впрочем, не только ими. Какие-то хитрые анальгетики, и если я не ошибаюсь, кто-то сделал ей полную анестезию…
Турецкий покосился на Щеткина, и тот, поняв его взгляд, утвердительно кивнул.
Итак, еще одно убийство, завязанное на шумиловской «Клюкве», но теперь уже убирали второстепенных пешек, через которых следствие могло выйти на заказчика иммуностимулятора.
Кто же будет третьим?..
В этот же день Голованову позвонил Маурин.
— Слушай, Сева, тебе не кажется, что в Москве водки «кристалловской» не хватит, чтобы расплатиться со мной?
— А я уже самогонный аппарат приобрел, — повеселел затосковавший было Голованов, зная, что просто так Маурин звонить не будет. — Двойной перегонки машинка. Конечный выход продукции — шестьдесят градусов.
— Это уже интересно, — заинтересовался Маурин. — Можешь везти его ко мне на дачу. Там и-и-и… Короче, слушай сюда. Как и обещано было, я копнул твоего Григорьева до самой задницы, мои ребятки к тому же порылись в архивной пыли, и оказалось, что не так уж и прост наш Паша.
— Что, и раньше был завязан на наркотиках?
— Бери круче, — пробасил Маурин. — Но сначала маленький экскурс в историю. Ты, конечно, этого не знаешь, но в самом начале девяностых на химфаке университета прогремел скандал, из которого многие вышли сухими только потому, что на тот момент в государстве нашем уже начался полнейший развал, и каждый творил то, что хотел. Короче! Была раскрыта группа студентов из трех человек, которые готовили российский ответ колумбийской наркомафии — синтетический кокаин. И должен тебе сказать, добились огромадных успехов.
— Та-ак… и что?
— А то, что взяли их на распространении, когда уже пол-университета торчало. Столичное руководство это дело, естественно, попыталось замять — все-таки Московский государственный университет, а не бердичевский политехникум, и поэтому был осужден только аспирант, что же касается студентов, то их всего лишь вышибли из университета, и они пошли свидетелями. Да и то, видимо, потому, что у одного из них отец был известнейшим профессором — Савин, а у другого — родной дядя лики членов правительства рисовал, за что, видимо, и поимел квартиру на Кутузовском проспекте. Короче, сам догадываешься кто.
