Ознакомительная версия.
– Я тоже думал об этом, – согласился Гуров. – Пока – трудно предположить, откуда. Как бы не от Белоеда, если он в их руках. Впрочем, протечку я тоже не исключаю. Выясним по ходу дела. Пора, Стас! По коням!
– Постойте! – остановил друзей Косицкий. – Лев Иванович, объясните, чем принципиально ваш набег на гадюшник отличается от того варианта, что предлагал я?! И почему бы не попробовать взять этого Рыжикова в офисе «Самострой-сервиса» или в резиденции Хруцкого, раз они, по вашему мнению, связаны друг с другом? Зачем вам этот обходный маневр? А если Рыжиков не имеет никакого отношения к "Жилю де Рэ"?
Гуров остановился. В нем проснулся автор курса "Тактика оперативной работы" – Лев ощутил знакомый преподавательский зуд. Хотя, конечно, майоров учить – только портить.
– Ладно, пять минут у нас есть, – сказал он. – Отвечаю по порядку. Главное отличие: мы со Станиславом действуем не как представители властных структур, а как частные лица. В таком качестве прав у нас поменьше, зато возможностей – диалектика! – в определенном смысле побольше. Степеней свободы! Мне сейчас еще одна интересная задумка в голову пришла. Стас! Ты при потрошении садистского гадюшника по-прежнему играешь роль частного детектива, а я буду представителем заказчика, обиженного толстосума. Скажем, начальником его личной охраны. С самыми широкими полномочиями. Ох, нагоню я на мерзавцев страху! Далее. Виктор Рыжиков, сдается мне, доверенное лицо и заместитель Хруцкого по самым темным делам. Такие в офисах не светятся! Почему атака пойдет через него? Потому что, в отличие от Хруцкого, на Рыжикова есть кое-что конкретное: те же отпечатки, да и аэрологи опознают. Как только он окажется у нас в руках, мы сразу же сбрасываем маски, становимся полковниками милиции, а дальше – дело техники. Тем более, вряд ли у него есть свой адвокат, не того уровня фигура. А вот когда и если он сдаст нам своего шефа с потрохами, тогда появится тема для предметного разговора с господином Хруцким. Рыжиков не имеет отношения к гадюшнику? Увы, вполне возможно. Тогда мы тянем пустышку, от чего в нашей работе никто не застрахован. Но… Что-то подсказывает мне: имеет он отношение! Мой опыт, мое чутье… Самое же главное – ничего более разумного сейчас, этой ночью, мы предпринять не можем, так не бездельничать же, дожидаясь у моря погоды! Ведь время, как всегда, на вес золота. Мы, заметь, так и не знаем, где Белоед и жив ли он вообще. Я убедил тебя, Павел?
– Более чем, – кивнул Косицкий. – Работать с вами, Лев Иванович, одно удовольствие. Остается только пожелать вам удачи. Ни пуха ни пера, охотники!
– К черту! Именно к его друзьям в гости мы сейчас отправимся. Трепотня, друзья мои, закончилась, – решительно произнес Гуров, – каждый знает свое место и маневр. Ты о чем призадумался, Станислав? Вид у тебя шибко глубокомысленный!
– О тушеной капусте с колбасой, – с тоской в голосе отозвался "друг и соратник". – Под пару пивка. Жрать я хочу, понимаешь? Эта дура Дубравцева хоть бы чаю с бутербродами предложила, как майору, так хрен дождешься от нее. Не могу, как ты, на чистом адреналине существовать.
– Потерпи, – серьезно сказал Гуров, но тут же, не выдержав, рассмеялся. – Тебя ждет роскошный ужин вурдалака!
Когда они подъехали к "Жилю де Рэ", уже заканчивался второй час ночи. Гадюшник располагался чуть в глубине двора, в небольшом одноэтажном кирпичном строении с мезонином, явно дореволюционной еще постройки. За темно-красными шторами, закрывавшими окна, пульсировали вспышки света. А вот вывеска над массивной входной дверью не горела. Все правильно. Только для своих.
– Ишь, прямо адское пламя! – Гуров кивнул на багровые вспышки в окнах гадюшника. – Стас, черный ход здесь имеется? Хотелось бы появиться без лишней помпы.
– А как же! Но там тоже охрана, по крайней мере, была в те времена, когда мне приходилось посещать этот притон. Боюсь, без помпы не получится. Как будем действовать в случае сопротивления?
– Жестко. Но осторожно. Класть их холодными мы все же права не имеем. Охрана тоже из своих? Оч-чень хорошо! Значит, должна знать завсегдатаев, среди которых могут быть твои старинные знакомцы. Если удастся пройти тихо, то проходим туда, где у них этот шабаш, радение, словом, «мероприятие» проистекает. И там ты осматриваешься среди публики, ну а когда увидишь знакомую рожу, то – как уговорились. Дави сразу и сурово, а я уж подыграю. А если проникнуть без хипежа не удастся, то – семь бед – один ответ! – прессуем кого-то из охранников на предмет интересующих нас личностей. Так что хоть один должен оставаться в сознании.
Нет, проникнуть в "поганая поганых" садомазохистского гадюшника тихо и незаметно не удалось.
Крячко быстро и ловко отомкнул универсальной отмычкой замок двери служебного хода; на электронный хозяева поскупились. Один полуосвещенный коридорчик, другой… откуда-то спереди доносились монотонная музыка и тоскливые завывания вперемежку с диковатыми повизгиваниями.
Так, запахло съестным, это они кухню миновали. Завывания становились все громче. Ну, еще один поворот…
За этим поворотом их и встретили. Прямо как в популярной дворовой песенке их молодости: "Там, за поворо-отом – два-а мордоворо-ота… Там, трам-тарам, трам-тарам!" Ну, двое на двое – это, если без пальбы, вообще несерьезно. Особого «трам-тарама» не предвидится.
Мордовороты, видать, были вышколенные и соответствующим образом проинструктированные: в разговоры они вступать не стали, насели решительно и сразу.
Себе на горе.
Противник, доставшийся волею судеб Гурову, был тяжелее и физически сильнее Льва, но в рукопашке ни первое, ни второе ничего не решают – это не тяжелая атлетика и не лесоповал. Важна скорость, резкость и техника, которой полковник Гуров владел не в пример лучше. Так что кастет на правой руке мордовороту не помог.
На это стоило посмотреть! Драться грамотно детина не умел: бросился на Гурова с выкинутой вперед рукой, словно бешеный бык на матадора, изначально и безнадежно теряя балансировку. Льву блестяще удался его излюбленный ловкий прием: мягким полуоборотом уйдя от удара и схватив нападавшего за запястье неуклюже выставленной руки с кастетом, Гуров дал его собственной инерции довершить остальное – пронести тяжелую тушу мимо себя. Затем последовала задняя подсечка, после которой охранничек, споткнувшись о носок гуровского ботинка, грузно рухнул на колени. Тут же правая его рука оказалась у Гурова в "замке".
Это очень больно, когда тебе так давят на локоть. А если надавят чуть сильнее, то сустав, который в обратную сторону сгибаться не может, обязательно хрустнет.
Практика показывает: с разорванным локтевым суставом мало кто хорош в драке!
– Гаси своего! – крикнул Гуров, разворачивая воющего от боли детину так, чтобы процесс «гашения» был тому хорошо виден. Так сказать, предметный урок.
Крячко мгновенно понял, что для дальнейшего потрошения Лев выбрал своего противника. Значит, второй должен отдохнуть некоторое время, а то возиться с ними двумя – замучаешься. Ладно, загасим.
Станислав ушел в полуприсед, разворотом бедер освобождаясь от неуклюжего захвата и одновременно выбивая противника из равновесия. Тот нелепо взмахнул руками, попытался возобновить захват, но тут же сдавленно охнул и осел на грязный пол бесформенной кучей. Крячко нанес только один короткий удар, но если знать, куда его наносить… На ближайшие полчаса его «клиента» можно было не опасаться: гарантированный рауш. Крячко, перепрыгнув через бесчувственное тело, метнулся к Гурову, который, одной рукой продолжая удерживать охранника в «замке» на локтевой сгиб, другой вцепился ему в волосы и оттянул голову назад.
Гуров не терял ни секунды. Коротко бросив Станиславу: "Фотку под нос ему!", он склонился к уху изобиженного мордоворота и нежно зашептал ему на ушко:
– Где мужик, который на фотографии? Здесь? Отвечай, сучонок дрисливый, или я тебе сейчас ухо откушу!
Лев был прекрасным практическим психологом. Угрожай он сейчас охраннику чем другим, более традиционным, хоть бы и немедленной пулей в лоб, тот, может быть, и не растекся бы так мгновенно. Но перспектива оставить в зубах этого непонятно откуда и зачем взявшегося чудовища свое ухо – а в то, что угроза вполне реальна, бедняга поверил сразу! – сломала его, как тонкий прутик, начисто лишая способности соображать, врать, изворачиваться. Несчастным мордоворотом сейчас владел чистый, беспримесный ужас. Еще бы! Налетели два лютых отморозка, Альбертика, вон, то ли искалечили, то ли вообще пришили, лежит напарник, не шевелится. Ему самому, того и гляди, ухо оттяпают под корень, а потом тоже пришьют. Не ухо обратно пришьют, а самого его, и насмерть. А рука, о боже! Боль-то какая!
– Ну! – изо всех сил рявкнул Гуров прямо в обреченное мордоворотово ухо, усиливая нажим на локоть, подводя охранника к самой грани болевого шока. – Где он?!
Ознакомительная версия.
