Ознакомительная версия.
— Ну, мы с ним эту тему не обсуждаем. Думаю, может, но не хочет.
— Если та женщина замужем, как же они встречаются? — удивилась Лена. — Даже у нас, в Италии, где полно жилья, такие свидания организовать сложно. Особенно по ночам.
— Если бы я знала, Людочка, — вздохнула Алферова. — Видать, что-то находят. Он и свои выходные не всегда дома проводит.
— Павел кем работает?
— Сейчас он при штабе шоферит, генерала одного возит.
— И сегодня на работе?
— Как же иначе? Где ж ему еще быть? — сказала Алферова.
Женщины помолчали. Уже было одиннадцать, а молочная машина еще не приехала.
— Они всегда опаздывают, — объяснила Вера Петровна. — Сейчас такие пробки, что точно рассчитать трудно.
— Вот жалость-то! Мне нужно ехать за билетом. Боюсь, не дождусь молока, — вздохнула Курдюкова, с трудом сдерживая улыбку: что бы она делала с этим молоком, если бы пришлось купить. — Так что я побегу. Павлу привет!
«Не такая уж простая эта женщина, — думала Елена, возвращаясь в управление. — Соврет — не дорого возьмет. Сказала, что Павел сегодня на работе. То, что выгораживает сына, это понятно. А вот насчет его замужней пассии проговорилась. Такая информация капитану наверняка пригодится».
Свой разговор с Алферовой Елена пересказывать Санаеву не стала — во время беседы в кармане ее куртки работал портативный диктофон. Поэтому у Сергея Сергеевича была возможность послушать целиком весь диалог.
Каждый телефонный разговор с Турецким придавал Антону уверенности. Вроде бы Александр Борисович говорил самые что ни на есть обычные слова, однако действовали они на Плетнева ободряюще. Уже одно сознание того, что он работает бок о бок с известным специалистом, позволяло ощутить твердую почву под ногами. Правда, иной раз такая уверенность исчезала, и тогда Антону требовался допинг. В такие моменты он жаловался Турецкому, а тот его быстро успокаивал, не прилагая никаких усилий. Майору было достаточно слышать чуть ироничный голос «важняка». Вот и сегодня Плетнев говорил хнычущим голосом:
— Александр Борисович, это не работа, а черт-те что! Я думал, у сыщиков совсем другая жизнь.
— Что тебя не устраивает, Антон?
— Ну как же! Я надеялся, что будут погони, засады, драки, стрельба.
— Так была же стрельба, — удивился Турецкий. — В генерала стреляли. Или этого тебе мало?
— Вы же понимаете, я имею в виду совсем другое. Я думал, у нас, как у детективов, будет живая, рисковая работа, какое-то разнообразие. А вместо этого я хожу на приемы к каким-то бюрократам, читаю какие-то бумажки, проверяю цифры. От этого опупеть можно.
— Понятно, — прервал его излияния Александр Борисович. — Ты хочешь такой романтики, при которой в тебя стреляют. Боюсь, Антон, что в любой шарашкиной конторе, если кому-нибудь не понравится, что ты проверяешь их бумаги, могут и стрелять, и ножом пырнуть, и машину взорвать. Запомни, ты своими проверками ходишь по лезвию бритвы, и не очень-то расслабляйся. Кто-то из тех, по чьим следам мы идем, организовал покушение на Свентицкого. Значит, где-то существует опасный преступник, и каждый из нас сейчас рискует. В том числе ты. Поэтому хватит ныть, господин Плетнев, ходите, проверяйте и помните, что вас всегда подстерегает опасность… Все, Антон, заболтался я с тобой, мой телефон вот-вот разрядится.
План действий на сегодняшний день у Плетнева уже был намечен. Перво-наперво нужно встретиться с Вересаевым и посмотреть акты о ремонте школы, потом то же самое придется сделать непосредственно в школе.
Он позвонил Вересаеву домой. К телефону подошла жена, которая ошарашила Антона:
— Дмитрий Михайлович еще не вернулся.
— Как так? Он же должен был прилететь из Австрии в воскресенье, у него билет.
— Зачем-то ему пришлось задержаться в Вене. Даже не стал объяснять мне причину.
— Когда же он прибудет?
— Этого Дмитрий Михайлович еще не знает. Сказал, что, как только освободится, сразу возьмет новый билет.
Новость не из приятных. Задерживается на неопределенное время. Вдруг он, чего доброго, решил вообще там остаться? Тогда следствие можно считать законченным. Раз остался, значит, боится возвращаться, значит, виноват. Что ж, посмотрим. Ну а теперь нужно поехать в школу. Анатолий Алексеевич посоветовал сравнить акт о ремонте и там, и в «Семицветике». От перемены мест слагаемых сумма не меняется.
Антон позвонил Брюшкову, тот как раз направлялся в школу. Завхоз спросил:
— Предупредить директора о вашем приезде?
— Николай Николаевич, пожалуй, лучше не предупреждать. Ничего плохого о вашем директоре не думаю, я ее знать не знаю. Только раз уж мы проверяем документы, раз существует теоретическая возможность какую-то бумажку спрятать, утаить, лучше будет, если я нагряну неожиданно.
Согласившись с ним, завхоз рассмеялся:
— Вы учтите, Щука… ой, простите, директор часто уезжает по разным делам. Если я не смогу ее предупредить о вашем визите, вы можете проехаться вхолостую. Вы человек везучий?
— Я человек невезучий. Но мне так часто в жизни не везло, — улыбнулся Плетнев, — что по теории вероятности скоро должна начаться полоса удачи. А почему Щука? Ее фамилия Щукина?
— Фамилия Тюнькова. Но у нее такое худое лицо, мелкие зубы, что ученики прозвали ее Щукой. А потом и учителя стали так называть. Правда, несмотря на хищную внешность, она очень доброжелательна, интеллигентна…
Очевидно, в жизни Антона наступила удачная полоса — директрису он застал. Это была женщина средних лет, с худощавым, нездорового цвета лицом и гладко зачесанными волосами, что придавало ей то самое сходство с рыбой, которое подметили школьники. Детектива она встретила в высшей степени доброжелательно, вызвала бухгалтера, велела той принести все нужные бумаги.
Хотя для Антона подобное дело внове, он заметил, что на актах, предоставленных ЗАО «Семицветик», нет ни даты составления, ни упоминания о периоде выполненных работ. Директор и бухгалтер не смогли объяснить эту странность. Обе женщины плохо разбирались в бюрократических хитросплетениях. Тогда Плетнев прямо при них позвонил в управу Анатолию Алексеевичу и объяснил ситуацию.
— Школа тут ни при чем, — ответил Долгопятов, — и не таких вокруг пальца обводят. Думаю, «Семицветик» нажился на бюджетных деньгах, завысив стоимость работ. Только не здесь, а в своих отчетах, в фирме. Поэтому-то их и нужно сравнить.
Антон покидал школу с ощущением того, что он не приблизился к разгадке, а отдалился от нее. Даже если Вересаев нажился на двойном ремонте школы, это никак не отвечало на вопрос о его притязаниях на помещение, обещанное фонду «Рукопожатие».
Вечером он позвонил Кате. Она сказала, что в пятницу у нее день рождения.
— Если я надумаю отметить в субботу, ты придешь?
— Спасибо, постараюсь.
— Или тебя что-то может задержать?
— Всякие случайности бывают, но, надеюсь, приду. Ну, если вдруг не приду, без меня повеселитесь.
— Если не придешь, я отмечать не буду. Все подруги придут с кавалерами, а я буду как белая ворона. Я давно не отмечала, могу и в этот раз пропустить.
— Приду, приду, — поспешил заверить ее Антон. Ему стало жалко Катю, которая из-за неудавшейся личной жизни сама себя лишала праздников. Почему не прийти, не сделать человеку приятное?..
Несмотря на все свое самообладание, Турецкому не удалось скрыть растерянность.
— То есть как это — на месте? — тупо переспросил он. — Может, мы говорим о разных вещах?
— Почему о разных? — удивилась Алевтина Ивановна. — Вы же спросили про лупу адмирала Завьялова, нашего легендарного земляка? Это — единственная принадлежащая Николаю Гавриловичу личная вещь, имеющаяся в нашем собрании. Можно сказать, жемчужина музея, о ней говорится во всех проспектах. Тут никаких вариантов быть не может. Не знаю, почему вы считаете ее пропавшей.
— Дело в том, что самарский коллекционер Козорезов погиб при весьма подозрительных обстоятельствах. Определенные факты наводят на мысль об убийстве. Самый главный из них: у погибшего пропали ключи от квартиры, и, очевидно, убийца сразу после смерти Сергея Ивановича побывал там. Надо полагать, не ради праздного любопытства, а с целью грабежа. По мнению сына Козорезова, который постоянно живет и работает в Тольятти, единственное, что пропало, так это завьяловская лупа. Читая мелкий шрифт, Сергей Иванович пользовался ею, она лежала в определенном месте, а сейчас ее нет.
— Может, то была подделка?
— Вы же прекрасно понимаете, Алевтина Ивановна, что фальшивку воровать не станут. Лучше скажите, когда вы в последний раз видели эту «жемчужину» вашего собрания?
— Несколько дней назад. Когда делали с Зубовой проверку, тогда и видела.
— А до этого?
— Что — до этого? — не поняла Порошкова.
— Вы говорите, в последний раз видели несколько дней назад. А когда видели лупу в предпоследний раз?
Ознакомительная версия.
