Ознакомительная версия.
— Виталий, это вопрос двух, от силы трех дней, — возразил немного успокоившийся Шахмин. — В сущности, единственное, что мне нужно, надежное укрытие на пару дней… Чтобы связаться с определенными людьми… Зарубежный паспорт у меня с собой… Вообще, все необходимое при мне.
— И как же ты предполагаешь расплачиваться? — усмехнулся Кругликов. — Учти, твои гроши мне и на хрен не нужны.
Адвокат поморщился, но смолчал — вполне возможно, что для Виталия Егоровича сумма, имеющаяся на зарубежных номерных счетах Шахмина, действительно гроши.
— А Марусина моего, надо понимать, — продолжил Непотопляемый, — ты вынужден бросить на произвол судьбы?..
— Я бы так не сказал! — поспешно ответил Шахмин, ожидавший этого вопроса. — Во-первых, вся линия его поведения уже отработана до мелочей… На случай, если у тебя самого что-то сорвется. Во-вторых, не думаю, что ты забыл насчет Познеева… Если бы не я…
Он ненадолго примолк под тяжелым взглядом Непотопляемого и поспешно закончил:
— Наконец, как ты знаешь, моя линия защиты за все годы практики ни разу не дала сбоя! И я готов встретиться с твоим адвокатом, все ему растолковать… Я слышал, что он у тебя тоже совсем неплох!
Шахмин замолчал и снова зябко поежился под взглядом Кругликова. Следующего его вопроса он, надо сказать, не ожидал. Да и то сказать: задал его Непотопляемый из чистого любопытства.
— На хрена ты девку-то поспешил замочить?.. Или, наоборот, запоздал?..
— Я не… — начал было адвокат, но, наткнувшись на скептическую ухмылку Виталия Егоровича, махнул рукой. — Это все Башкир, сукин сын… Его рук дело… Допек меня, сволочуга, чуть не под стволом заставил девчонку из дома выманить… Поклялся, мол, все обделает так, что комар носа не подточит! А имел в виду всего лишь, что стрелять, как обычно, не станет… Я до него еще доберусь, гада, все из-за него…
— Не доберешься, — теперь уже откровенно фыркнул Непотопляемый. — Не доберешься, поскольку и без тебя с вашим снайпером успели разобраться…
Шахмин замер, испуганно уставившись на хозяина дома.
— Так-то вот, господин Шахмин! — поставил точку в их несколько затянувшейся беседе Непотопляемый, успевший к тому моменту принять решение. — Ладно, на пару деньков я тебя пригрею. А там — видно будет… А сейчас дуй в ванную, потом тебя проводят в отведенный апартамент… Поздно уже! Это ты у нас интеллигент свободной профессии, так сказать. А я — человек служивый, мне завтра с утречка пораньше подниматься…
Спустя десять минут Непотопляемый действительно входил в их с Тусиком супружескую спальню.
Подойдя к широкой кровати, застеленной роскошным, отделанным кружевом ручной работы, бельем, он с минуту задумчиво разглядывал юное личико уже крепко спящей супруги. Во сне Тусик выглядела по-младенчески невинной… Затем, развернувшись, Виталий Егорович проследовал в свой кабинет, находившийся через одну комнату от спальни, и, несмотря на поздний час, набрал хорошо известный ему номер: все, кто более-менее близко знали Евгения Адамовича Катальникова. были в курсе и того, что ранее трех утра спать тот не ложится никогда…
Несмотря на то что Коля Мишин, единственный свидетель гибели Познеева, когда ему была в свое время предъявлена фотография Башкира, решительно заявил, что «видит эту харю» впервые, Померанцев продолжал разрабатывать версию Иванова и поехал в Шереметьево, на место гибели киллера, сам.
Не то чтобы он не доверял помчавшемуся туда Аркаше Лайнеру, просто темперамент Валерия не позволял ему оставаться в стороне от подобных событий. И, как выяснилось, сделал он это совсем не зря: именно опрашиваемый им свидетель дал, несомненно, самые ценные показания.
Молодой бизнесмен Зинкевич Алексей Тимурович не был человеком, обнаружившим труп Башкира: сделал это следующий вошедший за ним в туалет человек, которого допрашивал в данный момент Лайнер. Однако сам предложивший себя в качестве свидетеля Зинкевич оказался куда полезнее следствию, чем опрашиваемый и пребывающий в шоке от своей находки мужик, и уж тем более полезнее рыдавших навзрыд двоих женщин: дежурной и кассирши, продававшей талоны в туалет. Эти, занятые, как выяснилось, какой-то животрепещущей беседой, на посетителей и вовсе никакого внимания не обратили, хотя в столь ранний час было их не так уж много…
Что касается Алексея Тимуровича, подошел он именно к Померанцеву и, смущенно помявшись, сообщил, что, возможно, ему есть что сказать.
— Понимаете, — пояснил он, — когда этого господина нашли, я даже не успел далеко отойти… Стоял рядом с туалетом, искал по карманам, куда это я засунул загранпаспорт… Ну, после досмотра багажа. А тут — такое… Женщины крик подняли, ну и все остальное…
— И что же?
— Понимаете, — снова, словно оправдываясь, засмущался предприниматель, — я тут услышал, что его, мол, только что… того… Ну и вспомнил, что, когда входил в туалет, столкнулся в дверях с мужиком… Нетипичным таким…
— Что значит — нетипичным? — насторожился Валерий, успевший занять один из столов в маленькой комнатушке милицейского поста и автоматически кивнувший Зинкевичу на стул.
— Я имею в виду одежду, — пояснил тот. — Ну… слишком простую, однако не служебную: куртка какая-то дешевая, темная и совсем уж потрепанный кепарик… Он его на глаза надвинул, но, когда мы столкнулись, этот его нелепый головной убор почти слетел… Он, знаете ли, как-то странно спешил…
Куртка… «кепарик»… Что-то в этих словах показалось Валерию знакомым.
— Вы его запомнили?
Алексей Тимурович молча кивнул и, поколебавшись, добавил:
— Если у вас есть бумага и карандаш… Я… У меня сейчас маленькая дизайнерская фирма, но вообще-то я художник… Точнее, рисовальщик… Был когда-то.
…Рисовальщиком, судя по всему, Зинкевич был хорошим: через несколько минут в руках у Померанцева оказался портрет описанного им типа, как он чуть позже доложил Турецкому, «до боли напоминающий» словесный и пока что так и не сыгравший своей роли портрет, составленный по словам подростка Коли Мишина. Но куда более конкретный, качественный и, что самое важное, снабженный показаниями Алексея Тимуровича относительно не только цвета глаз, но и роста подозреваемого. Зинкевич оказался идеально наблюдательным человеком, прекрасно запоминавшим детали.
— Алексей Тимурович, — уважительно произнес Померанцев. — Как у вас со временем?..
— Вообще-то… — слегка порозовев, замялся тот. — Я только-только прилетел, но… А что?
— Понимаете, ваши показания действительно крайне важны. Судя по всему, вы видели опасного, давно разыскиваемого нами преступника. И было бы очень хорошо, если б вы могли прямо сейчас подъехать вместе со мной в Генеральную прокуратуру…
Молодой бизнесмен на секунду задумался, потом кивнул:
— Ну, если это необходимо… Только я, с вашего позволения, маме звякну, она ждет меня, знает, что я уже в Москве… Будет волноваться…
— Ну, конечно! — с энтузиазмом кивнул Померанцев, и сам набиравший в этот момент номер Александра Борисовича.
Его шеф откликнулся сразу, выслушал, как всегда, внимательно, хотя настроение у него, судя по голосу, как отметил Валерий, было почему-то не очень хорошим.
— В общем, мы сейчас подъедем, — бодро завершил свой доклад Валерий.
— Давай… А что там эксперты говорят, кстати? — поинтересовался Турецкий.
— Два ножевых ранения, и оба смертельные…
— Похоже, наш киллер — мастак на все руки.
— А еще похоже, — не утерпел Валерий, — что ноги у него растут все-таки не из последней версии, а из предыдущей…
— Время покажет, — сухо бросил Александр Борисович и отключил связь.
«Ну, не всегда же нашему шефу попадать в десятку!..» — с некоторым удовольствием подумал Померанцев и бодро поднялся из-за тесного стола, с удовлетворением отметив, что Зинкевич свой разговор с матерью завершил почти одновременно с ним. И ничуть не сомневаясь, что дурное настроение Сан Борисыча объясняется тем, что Турецкий и сам понимает: на сей раз он просчитался.
Валерий Померанцев ошибался: совсем не этим объяснялось мрачное расположение духа Александра Борисовича Турецкого. Да и версию свою он отстаивал отнюдь не из-за свойственного ему упрямства.
Требуемое дело в архивах прокуратуры на водном и воздушном транспорте Светлана Перова отыскала, вопреки своим пессимистичным ожиданиям, быстро. И в тот момент, когда Валерий позвонил своему шефу, Саша как раз изучал последний лист объемистой папки, свидетельствующий, что в свое время дело было закрыто «за недостаточностью улик». Хотя уже первые его листы говорили как раз об обратном: молодой следователь Николай Петрович Познеев дело это возбудил на более чем веских основаниях. Подозреваемый — Виталий Егорович Кругликов — обвинялся в получении взятки в пятьдесят тысяч долларов, а также в том, что через его терминал в течение года (!) в столицу поступала контрафактная продукция, отражаемая в документах в качестве совсем иного товара…
Ознакомительная версия.
