Футболка Гаскинса была мокрой от пота, а на штанах цвета хаки зеленели следы от травы и кустарника, которые он подстригал целый день. Выглядел он очень уставшим. Броку было его почти жалко. С самого рассвета Гаскинс торчал на еще жарком осеннем солнце, в то время как он, Ромео Брок, сидел в прохладе дома, пил шампанское и покуривал «травку» вместе с женщиной, которая оказалась настоящей женщиной. Она была похожа на породистую лошадку, которой любуются зеваки, пока тренер гоняет ее по скаковому кругу.
Брок задернул занавеску и взглянул на кровать. Шантель Ричардс спала — на ней была одна из его рубашек, бюстгальтер и черные, кружевные, в тон бюстгальтеру, трусики. Рядом с кроватью стоял открытый кейс от «Гуччи», полный денег. На постели тоже валялись купюры, незадолго до этого они трахались прямо на деньгах.
Он помнил, как, будучи ребенком, видел такую же картину по телевизору. Стив Мак-Куин, самый плохой белый парень, когда-либо стоящий перед камерой, играл грабителя банка, который смылся вместе с подружкой от своей шайки, от закона и от мстительного мужика, организовавшего ограбление. В конце фильма, как раз перед тем, как появились бандиты и «пушки», Мак-Куин со своей подружкой начали заниматься любовью на кровати, на которой были разбросаны деньги, и в тот момент Ромео Брок сказал себе: однажды и я буду делать то же самое с женщиной. Та девчонка в фильме была на вкус Брока слишком худой и напоминала цыпленка с черными волосами. Но он не мог не признать, что-то в ней было. И тем не менее девица Стива и рядом не стояла с той, которая сейчас лежала на кровати. Он и мечтать не мог, что он, Ромео Брок, когда-нибудь будет пить «Уайт Стар» с такой шикарной женщиной, как Шантель Ричардс, и трахаться на постели с чистыми простынями, усыпанными «зеленью».
Брок, стоявший в одних спортивных трусах, еще мгновение смотрел на спящую девушку, потом зажег сигарету и бросил спичку в пепельницу в виде автомобильной покрышки. Выйдя из комнаты, он тихо прикрыл за собой дверь.
Брок прошел по коридору мимо кухни и спальни Гаскинса, мимо еще одной спальни и вошел в большую комнату, служившую столовой. Гаскинс уже был там.
— Тяжелый день? — спросил Брок.
— Да, — ответил Гаскинс, глядя на него со смешанным чувством изумления и раздражения. — А как у тебя?
— Ладно, брат. Не притворяйся, что ты не хотел бы оказаться на моем месте.
— Конечно, я был бы не прочь. Валяться весь день в темной комнате с красивой бабой, пить то, чем от тебя несет, курить то, чем тут пахнет. Я бы не прочь затянуться косячком, когда меня не будут пасти. Мне нравилось прочищать себе мозги «травкой».
Брок затянулся, выпустил дым и на французский манер снова втянул его.
— Почему бы тебе этим не заняться?
— Потому что я должен работать. Сейчас речь не о том, что я должен каждый день отмечаться на работе. Я имею в виду, что мне действительно необходимо каждый день ходить на работу.
— Теперь нет такой нужды. У нас есть деньги.
Гаскинс покачал головой.
— Ты не понимаешь, о чем я, Ром.
— Брат, мы богаты.
— Вряд ли. Нам нужно разделить пирог. Я знаю, ты собираешься кое-что купить на остальные деньги. Пройдет немного времени, и тебе понадобится больше.
— И я это получу. Так же, как получил то, что сейчас находится в спальне.
— И какой, ты думаешь, будет конец у этой истории?
— Ты о чем?
— У каждой истории есть свой конец, — сказал Гаскинс.
Брок зло посмотрел на Гаскинса, но потом улыбнулся.
— Ты просто слишком серьезно все это воспринимаешь. Мы здесь, все при нас, а ты молишься за упокой.
Гаскинс понимал, что бесполезно объяснять все это мальчишке. Некоторые из них были просто непробиваемые. И в любом случае, кто он такой, чтобы ломать Ромео кайф? Его молодой кузен поймет это в конце концов. Слишком поздно. Но все же.
— Ладно, Ромео, хорошо.
— Вот так-то лучше.
— Ты связывался с нашим человеком?
Брок кивнул.
— Он скоро появится. Я сказал ему, что деньги в надежном месте.
Гаскинс стянул футболку. В принципе он выглядел на тридцать, но тело у него было как у девятнадцатилетнего.
— Пойду приму душ, — сказал Гаскинс.
— Возьми с собой холодного пивка.
— Пожалуй, возьму.
Гаскинс пошел на кухню за пивом. Брок вернулся в спальню.
Шантель Ричардс уже проснулась, она достала бутылку «Моет» из стоящего на комоде ведерка со льдом, налила шампанского в бокал и сделала глоток.
— Я тебя разбудил? — спросил Брок. Он последний раз затянулся сигаретой и затушил ее в пепельнице.
— Все нормально. Давно уже я не спала днем. Оказывается, неплохо.
— Ты хорошо отдохнула?
Шантель посмотрела на него и усмехнулась. Ее волосы, раньше аккуратно уложенные, рассыпались, и теперь локоны лежали волнами на плечах. Она снова отпила из бокала, но глотать не стала. Девушка поставила бокал на комод, подошла к Броку и, открыв рот, вылила шампанское на его голую грудь. Капельки скатились вниз, к животу. Она обхватила его бедра и слизнула шампанское, проведя языком от брюшного пресса вверх.
— Черт, крошка, — сдавленно пробормотал Брок. У него перехватило дыхание.
Шантель отступила назад и сняла рубашку. Она спустила лямки бюстгальтера с одного плеча, потом с другого. Лоскуток ткани держался лишь на крючке между чашечек. Она расстегнула крючок, обнажив груди. Большими пальцами стянула трусики, проведя ладонями до наманикюренных пальцев ног, потом небрежно перешагнула через них и отшвырнула ногой в сторону.
Шантель уселась обнаженной на краешке кровати, позади нее на простыне были разбросаны пятидесятидолларовые и сотенные купюры. Она раздвинула ноги и показала себя — небритую и скользкую. У Брока во рту стало сухо. Ему нравился естественный вид женщины.
Шантель прикоснулась пальцами к своим темно-красным соскам. Венчики стали более отчетливыми, а соски вздернулись.
— Ну и ну! — произнес Брок, словно мальчишка, впервые увидевший обнаженную женщину.
— Как тебе этого хочется? — спросила Шантель.
— Повернись, — сказал Брок. — Разотри эти деньги по лицу и поцелуй.
— Легко, — ответила Шантель.
— Ну же, — подтолкнул ее Ромео Брок.
На обратном пути в отдел Реймон позвонил Регине и сказал, что видел Диего на баскетбольной площадке и что сын обещал прийти домой засветло. Еще Реймон предупредил, что задержится на работе, не стоит ждать его к ужину и волноваться, пусть она оставит для него поесть, а он разогреет, когда вернется.
— Кстати, что ты собираешься готовить?
— Пасту, — ответила Регина.
— Какую пасту?
— Ту, которая продается в длинных коробочках и которую бросают в кастрюлю с кипящей водой.
— Смотри, не перевари. Восемь минут, не больше.
— Теперь ты будешь учить меня, как готовить спагетти?
— В прошлый раз ты держала их на плите двенадцать минут, и по вкусу они стали напоминать маисовую кашу.
— Приезжай домой и готовь сам, если хочешь, чтобы было идеально.
— Хорошо, крошка.
— Не называй меня крошкой.
— Я сегодня вспоминал тебя, — сказал Реймон.
— Да?
— Как ты в голубом купальнике стояла на краю бассейна.
— Сегодня я бы в этот купальник не влезла.
— Если хочешь знать мое мнение, сейчас ты выглядишь даже лучше.
— Лгунишка.
— Я серьезно, дорогая. Мы оба с тобой не молодеем. Но я хочу сказать, что когда я смотрю на тебя…
— Спасибо, Джуз.
— Может, сегодня?
— Посмотрим.
Реймон позвонил в отдел и поговорил с Рондой Уиллис, которая все еще была на работе. Она сказала, что у нее есть для него кое-какие новости и что Билл Уилкинс еще в отделе и тоже хочет с ним поговорить.
— Я в десяти минутах езды, — сказал Реймон.
Он припарковался на автомобильной стоянке позади торгового центра и пошел в отдел. Некоторые детективы, сдавая смену, общались с коллегами, заступавшими на дежурство, толпясь возле рабочих мест. Они обменивались информацией и просто разговаривали на самые разные, не имеющие отношения к работе, темы. Некоторые офицеры, сдавшие свое дежурство, работали сверхурочно, а другие просто тянули время, чтобы не оказаться лицом к лицу с одиночеством, несчастьем, надоевшими повседневными обязанностями или скукой домашней жизни.
Ронда Уиллис сидела за своим столом. Рядом стоял Бо Грин, оба детектива весело над чем-то смеялись. Реймон махнул рукой Ронде, показывая, что подойдет через минуту, и прошел дальше, здороваясь с детективами, оперативными работниками и женщинами из отдела по проблемам семьи. Реймон кивнул Энтони Антонелли, который, развалясь, сидел в кресле, задрав ноги на стол, из-под вздернувшейся штанины была видна кобура его «Глока», пристегнутая к лодыжке. Антонелли протягивал бланк учета сверхурочной работы Майку Бакалису.
