Смулов долго вспоминал этот разговор. И в конце концов понял, что, пока есть на свете Мишка Татосов, не будет покоя ему, Андрею Смулову. Ненависть и зависть гложут его, сжигают изнутри, не дают дышать, застилают глаза. Все говорят, что он выработался, что Смулов – «режиссер одного фильма». Это потому, что ненависть к Михаилу заставляет его снова и снова выплескивать в своих картинах то, что он носит в душе. Вопрос: почему? И бесплодные поиски ответа. Он вздохнет свободно только тогда, когда Татосова не будет. Когда некому будет завидовать и некого ненавидеть.
Несколько раз Алина показывала Смулову того человека, который ее преследовал:
– Вон он, смотри. Опять меня караулит.
– Давай заявим на него в милицию, – предлагал Андрей. – Сейчас я его поймаю и отведу в отделение. Напишешь заявление, и его посадят.
– За что? Нет такой статьи в кодексе.
– Ерунда, хулиганство всегда припаять можно. А ему урок будет.
– А что я должна буду написать в заявлении?
– Ну как что? Все как было.
– Нет, – пугалась Алина. – Я не смогу им все это рассказывать. Мне стыдно.
Лицо человека Смулов запомнил хорошо. Зная, что он живет где-то по соседству с родителями Алины, он без труда выследил его.
– Слушай, подонок, – тихо и яростно говорил он. – Я дам тебе денег, только уезжай отсюда навсегда. Ты понял? Я могу тебя в два счета посадить, но мне Алину жалко. Ты ей все нервы истрепал, всю душу исковеркал. Сколько ты хочешь за то, чтобы ни она, ни я тебя никогда больше не видели?
Они разговаривали не очень долго. Волошин назвал сумму, которая Смулову была вполне по карману.
– Вот тебе деньги на билет, – сказал Андрей, доставая бумажник. – Сейчас же поезжай, возьми билет куда-нибудь подальше. Завтра встретимся здесь же, покажешь мне его.
Волошин взял билет до Красноярска на 8 ноября. И Смулов начал обдумывать свой план. Было 31 октября.
8 ноября Смулов приехал в аэропорт, убедился, что Волошин улетел, и на следующий день отправился в район Замоскворечья, где прошло его детство и где до сих пор жил Михаил Татосов. Он готовился к тому, что придется сделать несколько попыток, пока обстоятельства не сложатся особенно удачно. Но ему повезло. Обстоятельства сложились удачно в первый же день. Смулов стоял в подъезде, вжавшись спиной в глубину неосвещенной ниши между внешней и внутренней входными дверьми, и ждал, когда Татосов будет возвращаться с работы. Михаил шел один, в подъезде в тот момент никого не было, и Смулов одним ударом булыжника раскроил ему череп. Михаил был намного ниже ростом, и бить было легко.
Он сразу же приехал к Алине.
– Я убил его, – сказал он, повалившись на диван и закрывая лицо руками. – Больше эта сволочь не будет тебя пугать. Теперь ты можешь жить спокойно. Только я прошу тебя, милая, если придет милиция и будет спрашивать, где я был сегодня, говори, что я прямо со съемок приехал сюда и пробыл у тебя до завтрашнего утра. Хорошо?
– Конечно, – дрожащими губами прошептала Алина. – Господи, Андрюша, какой грех ты взял на себя! Ты же человека убил.
– Не человека, а скотину, которая отравила тебе жизнь. Бог меня простит, я же сделал это для тебя, для женщины, которую я люблю.
Преданность Алины не знала границ. Андрей пошел на это ради нее. И теперь она его должница до конца своих дней.
Недели через две действительно пришел человек из милиции, смешной, с длинной худой шеей.
– Припомните, пожалуйста, не говорил ли вам Андрей Львович, что у него сложились конфликтные отношения с человеком по имени Михаил Татосов?
– Нет, – твердо отвечала Алина. – Я никогда не слышала этого имени.
– А где был Смулов 9 ноября?
– Мы весь день провели вместе. Сначала на съемках, потом приехали сюда. Он оставался у меня до утра, а утром мы снова поехали на съемку.
Она сделала все так, как просил Андрей. И думала, что это – лишь малая толика того, что она должна сделать для него в благодарность за избавление от извечного страха.
И все переменилось. Их любовь расцвела, скрепленная тайной чужой жизни и смерти. Алина, освободившись от сковывавших ее пут, стала наконец играть в полную силу. Смулов сделал фильм, который их прославил, и тут же принялся за следующий, который обещал стать еще лучше…
И все рухнуло в один момент. 14 сентября 1995 года поздно вечером ему позвонила Алина.
– Я хочу знать, кого же ты убил на самом деле, – сказала она сквозь зубы, словно с трудом сдерживая рвущийся из горла истерический крик.
– Ты о чем? – оторопел Смулов, чувствуя, как по спине пробежал неприятный холодок.
– Он жив. Ты его не убивал. Но ведь милиция приходила и спрашивала, где ты был. Тебе нужно было алиби. Значит, кого-то ты все-таки убил. Я хочу знать кого.
– Подожди, подожди…
Почва уходила из-под ног быстрее, чем он успевал осознавать происходящее.
– Алина, ты ошибаешься. Он не может быть жив. Я убил его. Мы во всем разберемся, я тебе обещаю, только не по телефону. Не дай бог кто-нибудь услышит. Ложись спать и ни о чем не думай, это нервы, вот увидишь. Утром ты успокоишься.
Утром она приехала в павильон бледная, с измученным лицом и больными глазами. Играла из рук вон плохо. На площадке постоянно было много народу, и это избавляло от объяснений. В перерывах он убегал от нее, звонил по телефону, разговаривал с членами съемочной группы. Решение было принято ночью. От Алины нужно избавиться. Убийство Татосова так и не раскрыли, и теперь Алина – единственная, кроме самого Смулова, кто знает правду. Ему достаточно было услышать ее голос вчера по телефону, чтобы понять: она не смирится, она не будет его покрывать. Он был для нее божеством только потому, что взял на себя страшный грех ради ее спасения. А коль это не так, любви и восхищению придет конец. Она его сдаст не задумываясь.
Когда съемка закончилась, он в сопровождении нескольких человек (умышленно, чтобы не нарваться на объяснение) подошел к Алине.
– Ты сегодня что-то не в форме. У нас осталось только два дня в этом павильоне, и мы не можем позволить себе бесконечные дубли. Поезжай-ка домой, милая, выпей чего-нибудь успокоительного и ложись спать. Тебе нужно как следует выспаться.
Он наклонился к ее щеке, поцеловал и тихонько шепнул:
– Я вечером заеду, и мы обо всем поговорим. Ни о чем не волнуйся, все в порядке, я тебя уверяю. Тебе просто показалось.
Вечером, около одиннадцати часов, он приехал к Алине. Все оказалось даже хуже, чем он предполагал.
– Не смей уверять меня, что я сумасшедшая! – кричала Алина. – Не смей говорить, что мне показалось. Я сегодня ездила туда, я видела его, говорила с ним. Он мне рассказал, как ты уговаривал его уехать, как посылал ему деньги. А на самом деле ты убил кого-то другого, какого-то Татосова. Я ведь даже фамилии этого Психа не знала. Милиционеры спрашивали про Татосова, а я-то, дура, думала, это про него спрашивают. Я тебя покрывала! Ты сделал из меня соучастницу! Дрянь, холодная бессердечная дрянь! Ты просто пользовался мной, моей благодарностью и преданностью!
Он сразу, едва войдя в квартиру, понял, что Алина принимала лекарства. Движения ее были вялыми, какими-то заторможенными, речь то и дело делалась бессвязной. Чем дальше, тем больше Смулов понимал, что отступать ему некуда. Ее надо убивать.
– Я ненавижу тебя, – бормотала она, устав от такой длинной речи. – Господи, как же я тебя ненавижу. Ты мне противен. Ты был прекрасен в моих глазах, пока я думала о том, ЧТО ты сделал ради меня. А ты… Я тебя терпела все эти годы, потому что отдавала тебе долг. А оказалось, что я ничего тебе не должна. А ты втянул меня в убийство…
Этого он уже не мог вынести. Он не отнимал подушку от ее лица до тех пор, пока она не замерла, дернувшись в последний раз.
Потом перевел дыхание, стараясь взять себя в руки. Огляделся. Первым делом нашел дневники, он хорошо знал, где они лежат. Надел на руки принесенные с собой лайковые перчатки, осторожно перелистал две тетради, быстро просматривая текст, написанный крупным округлым почерком, искал упоминание о смерти Психа. Одна тетрадь была старая, записи заканчивались в марте, в ней Смулов не нашел ничего опасного для себя. Вторая тетрадь была начата в середине апреля, Алина делала записи вчера и сегодня. Вот это уже не годится. Там было все. Что ж, последнюю тетрадь он уничтожит, а предыдущую возьмет с собой, она ему пригодится.
Смулов аккуратно обследовал все места, где Алина хранила лекарства, изъял оттуда все транквилизаторы, положил в карман. Без труда нашел конверт с деньгами, которые принес Харитонов. Драгоценности Алина никогда не прятала, она не боялась воров. Она вообще ничего не боялась, кроме того, что было так или иначе связано с Волошиным. Протер некоторые поверхности, в том числе дверные ручки и кнопку звонка. Тщательно вымыл две чашки, взятые наугад с посудной полки. Кажется, все. Полная иллюзия, что в квартире был посторонний, уничтожавший следы своего пребывания здесь. Посторонний, а не Смулов, который бывал у Алины регулярно, все равно что жил у нее. И его следы – по всей квартире, а как же иначе. Про то, что Ксения Мазуркевич балуется огромными дозами препаратов, знают все. Пусть и на нее подозрение упадет. И на Харитонова. И еще бог знает на кого… Только не на него, Андрея Смулова.
