Первое: без крайней необходимости никогда не встревай в драку с тем, кому терять нечего. Он убьет тебя.
Второе: закончи бой как можно быстрее.
Третье: не жди помощи от прохожих, ты работаешь в городских условиях.
Примерно две дюжины людей прошли мимо нас, пока я пытался вырвать пистолет у Джеффри Гибсона (кто бы он ни был), а он норовил направить его на меня. Пистолет этот был «смит-и-вессон» тридцать второго калибра – а это означало, что у него есть шесть шансов убить меня. Не знаю, почему ему так хотелось сделать это, но прекрасным основанием для совершения убийства является паника, которая как раз и металась в его глазах, будто целое стадо диких буйволов. Правой рукой сжимая его кисть и отводя его ослабевшую руку в сторону, я наконец сумел дотянуться до его паха и так сильно стиснул содержимое его штанов, что он издал крик раненого зверя и упал на спину. Тогда я захватил его кисть двумя руками и принялся колотить ею по тротуару, пока он не выпустил пистолета. Оседлав его, я стал бить его по щекам, унижая его, ломая его волю к продолжению боя. Пот лился с меня градом, и я тяжело дышал от напряжения.
– Успокоился? – спросил я.
Он не ответил. Я снова занес руку для пощечины, а он отклонил голову в сторону и закрыл глаза, как ребенок, ожидающий наказания.
– Пожалуйста, хватит, – сказал он наконец, утвердительно кивнув.
Я поднялся на ноги. Он корчился на тротуаре, прижимая руки к паху. Я взял револьвер, заткнул за пояс, помог ему встать и усадил на нижнюю ступеньку.
– Вы Джеффри Гибсон? – спросил я.
– Да, – ответил он.
– Какого черта, Гибсон? Почему вы наставили на меня револьвер?
– Вы знаете, почему.
– Нет, не знаю.
– Кто вы? – спросил он.
– А кем, по-вашему, я являюсь?
– Одним из них.
– Из кого?
– Из тех, что убили отца.
– Кто они?
– Я не знаю.
– Почему вы думаете, что кто-то убил вашего отца?
– Знаю.
– Откуда вы знаете?
– Ему угрожали.
– Почему?
– Потому что он задолжал деньги.
– Сколько?
– Двенадцать тысяч долларов. Отец был игроком, – сказал Джеффри, поднял голову и добавил: – Очень плохим игроком.
– Расскажите о нем, – попросил я.
Как следовало из рассказа сына, Энтони Гибсон был не просто плохим, а очень плохим игроком. Я мало уважаю тех, кто зарабатывает на жизнь игрой. В моей книге мир делится на два типа людей: Игроков и Трудяг. Воры и игроки в азартные игры относятся к Игрокам. К ним же относятся футболисты, чемпионы по теннису, профессионалы по гольфу и те, кто увлекается дартс в пивной и попадает в яблочко. Даже те, кто профессионально играет на бирже, остаются не более чем Игроками. Но Игрок самого дурного сорта – этот тот, кто готов поставить деньги на спор о чем угодно, это человек, поверивший, будто госпожа Удача и в самом деле определяет результат любого события.
Энтони Гибсон был как раз таким человеком. Он готов был делать ставки на тараканьих бегах и спорить, что в июле неизбежен снежный буран. Он готов был заключать пари, что любая проходящая мимо блондинка на самом деле – брюнетка. Он готов был биться об заклад, что двенадцатого октября в Рангуне буддистского монаха укусит за задницу крыса. Такой человек – безнадежный дурак. А если его доход не поспевает за ставками спора, он дурак вдвойне. Энтони Гибсон работал в рекламе копирайтором, то есть писал и редактировал рекламные тексты в фирме «Хейли, Блейк и Бонатти», и зарабатывал в год 47 500 долларов, которые растрачивал на пони, карточные игры, лотерейные билеты и на споры вроде того, взойдет ли луна над Сиэтлом в 7.10 вечера в понедельник. Его жена Рода, ставшая вдовою, вела бизнес, связанный с обустройством интерьера, что приносило в год еще 30 000 долларов – значительную часть этих денег Гибсон выцыганивал у нее на оплату то одного, то другого долга по проигранным спорам.
Месяц назад у Гибсонов в доме начал трезвонить телефон. Бывало, звонили посреди ночи. Гибсон коротко разговаривал со звонившим, вставал с постели, спускался в гостиную и просиживал до утра, потягивая виски. Однажды при подобном ночном звонке Джеффри снял параллельную трубку и подслушал разговор. Он узнал, что отец задолжал двенадцать тысяч долларов по долговой расписке, которую подписал, играя в покер в июле. Отец говорил звонившему, что старается заработать немного денег и скоро сможет вернуть долг. Он просил перестать звонить посреди ночи, так как это тревожит семью. Звонивший ответил, что семья будет еще хуже встревожена, если Гибсон не раздобудет наличные в самое ближайшее время. В конце августа, примерно после обеда, к ним домой приехали. Один из них был моего роста, со шрамом на лице, поэтому Джеффри, приняв меня за него, и вытащил револьвер – естественно, для самозащиты. Джеффри подслушал короткий разговор этих двоих со своим отцом. Они сказали, что если тот не вернет двенадцать тысяч до восьмого сентября, его убьют. Визит этот состоялся в субботу или воскресенье 24 августа. Сегодня – понедельник, 9 сентября, а его отец попал в автокатастрофу вчера вечером по дороге домой. Джеффри сделал вывод, что катастрофа была подстроена людьми, которые требовали у отца денег. Он был уверен, что на этом убийцы не остановятся. В тот день, когда они явились предупредить отца, Джеффри открывал им дверь: он видел их, он помнит, как они выглядят, и скорее всего следующим будет он сам.
Я выслушал теорию Джеффри лишь из вежливости. В кодексе поведения людей, которые берут расписки у проигравшихся, значится, что долг должен быть выплачен без всяких оговорок. Вместе с тем это деловые люди, и они прекрасно понимают – убьешь должника, денег не увидишь. В таких ситуациях полезнее сломать ему руку или нос. Убийство – крайняя мера, после этого денег уже не получишь. С другой стороны, это очень убедительное напоминание другим, тем, кто еще не расплатился по своим долговым распискам. Когда доходит до убийства, оно происходит более драматично, так, чтобы не оставалось никаких сомнений относительно заказчика и повода. Автомобильная авария? Нет, это мало походит на стиль людей, желающих преподать кому-то урок. Если надо намекнуть игрокам, что нельзя не платить по распискам безнаказанно, не годится совершать убийство, которое можно превратно истолковать как несчастный случай. Но даже если кто-то и испортил что-то в автомобиле Гибсона, или при помощи другого транспортного средства столкнул его с полосы движения, или еще как-то способствовал аварии, страхи его сына казались необоснованными. Очень редко кредиторы из преступного мира приканчивают должника, а затем принимаются за его близких. Это пустая трата сил, а Игроки стремятся к сохранению энергии.
Я спросил Джеффри, где я могу найти его мать, и он дал мне ее рабочий адрес в деловом районе города. Это сразу насторожило меня. Учитывая, что у миссис Гибсон было свое собственное дело, и принимая во внимание, что ей приходилось вкладывать в бизнес энергию и время, тогда как ее муж всеми силами старался разбазаривать собственные заработки и не щадил ее доходов, тем не менее казалось очень странным, что она отправилась на работу на следующий день после внезапной кончины супруга. За годы работы в полиции мне встречалось много женщин с высоким самообладанием, но ни разу я не видел горюющей вдовы, отвезшей тело мужа в морг, распорядившейся, как его одеть, и тотчас отправившейся на работу, словно это самый рядовой день. Хладнокровие Роды Гибсон показалось мне, мягко говоря, не вполне обычным.
Желания носить за поясом пистолет, который мог оказаться краденым, у меня не было, поэтому я вернул «смит-и-вессон» рыжему бородачу и предостерег его, что оружие – штука опасная: можно случайно прострелить себе ногу. Часы показывали без двадцати пяти одиннадцать. Я отправился к месту парковки «Мерседеса», завел машину и поехал на восток, в мастерскую по ремонту телевизоров, хозяином которой был Генри Гаравелли.
Генри был облачен в синий комбинезон. На правом нагрудном кармане красовались вышитые желтыми нитками буквы GTV, что означало «Гаравелли – ТВ». Я пожал его руку с чувством, похожим на отцовскую гордость. Я знал его уже больше пяти лет. Впервые мы с ним встретились, когда ему было восемнадцать и он являлся членом уличной банды под названием «Кардиналы (Общественный атлетический клуб)». Общение происходило на крышах многоквартирных домов с юными дебютантками, а атлетизм включал удары по голове цепями, удары по лицу автомобильными антеннами, нанесение ран выкидными ножами, а также стрельбу по парням из латиноамериканских клубов. Это была эпоха, когда пуэрториканцы стремились к самоутверждению, не желая чувствовать себя второсортными гражданами. Поэтому в груди итальянцев четвертого поколения клокотали националистические страсти, включая патриотический порыв защитить свою охотничью территорию. Я думал, что видел последнюю уличную банду в конце сороковых или в начале пятидесятых, но в тысяча девятьсот шестьдесят девятом, когда я впервые встретил Генри, поднималась новая волна. После моей отставки из полиции эта чума снова распространилась по городу.
