– Чем могу вам помочь? – поднял глаза сержант.
Я показал ему значок, объяснил, кто я есть, и сказал, что хочу видеть капитана. Он снял трубку, коротко переговорил с Куперой и спросил меня, найду ли я дорогу к нему сам. Я заверил его, что справлюсь, и зашагал через дежурную комнату, мимо курьерской, мимо канцелярии, мимо комнаты отдыха, где патрульный в майке сидел и пил дымящийся кофе из кружки – китель он повесил на спинку стула. Я постучал в дверь с матовым стеклом и надписью «Начальник участка».
– Входите! – крикнул Купера, я открыл дверь и вошел. Его кабинет показался мне крупнее, чем тот, что занимал я на втором этаже в моем участке. Очень подходящая комната для работы – лучше, чем у меня. У меня в подчинении было всего восемнадцать детективов, а у Куперы – целый участок, двести полицейских, включая в штатском, над которыми у него было больше власти, чем у детектива-лейтенанта. Он сидел за столом, доверху заваленном бумагами. В комнате было четыре окна с решетками. Два были открыты, и через них внутрь проникал нежный сентябрьский ветерок. Солнечные лучи падали на кресло перед столом. Купера встал, протянул мне руку и сказал:
– Давно не виделись. – Испанский выговор едва слышался в его речи, но не исчез совсем. Он приехал из Пуэрто-Рико сорок лет назад. – Присаживайся, – сказал он. – Кофейку?
– Спасибо, – ответил я. – Я тороплюсь.
– Ты только что вошел, – слегка обиженно возразил он.
– Купера, я хочу доложить о пропаже тела.
– О пропаже чего?
– Трупа.
– Ха-ха-ха, – произнес он без всякого веселья.
– Противозаконно вынесен из помещения, принадлежащего некоему Абнеру Буну, по адресу Хеннеси-стрит, 3418, в три часа ночи или около того. Мистер Бун является владельцем похоронной конторы.
– Ты не шутишь?
– Не шучу. Покойник отзывается на имя Энтони Гибсон, ему сорок два года.
– Секундочку, – сказал Купера и принялся записывать.
– Пять футов одиннадцать дюймов, сто восемьдесят пять фунтов, темные волосы, карие глаза.
– Какой у тебя интерес к этому жмурику?
– Я пообещал доставить его обратно завтра к десяти утра.
– Бенни, если тебе нравится играть в «полицейского и вора», почему бы тебе не вернуться на работу в участок? – спросил Купера. Исключая женщин, ни один человек не называл меня «Бенни». Женщинам это было простительно. От Куперы я терпел уменьшительный суффикс только потому, что в его устах мое имя звучало как «Бейни».
– Это дело представляется мне интересным, – ответил я.
– Они все интересные, – сказал Купера.
– До сих пор было только четыре интересных. Это не много.
– Вполне достаточно. А является ли законным то, что ты делаешь? Разве тебе не требуется лицензия?
– Просто я помогаю людям решать их непростые проблемы.
– Я убежден, что для этого нужна лицензия, – сказал Купера. – Ведь я могу отправить тебя в камеру, ты знаешь об этом?
– Пожалуйста, не отправляй меня в камеру. Только окажи мне любезность.
– Какую любезность?
– Пока что я могу плясать только от одною – от микроавтобуса «Фольксваген», красно-белого, в котором увезли тело.
– Какого года? – спросил Купера. Он снова взялся за перо.
– Женщина не знает.
– Какая женщина?
– Та, что видела.
– Тогда чего ты хочешь?
– Во-первых, хочется взглянуть на список угнанных машин...
– Один ты найдешь этажом выше, в помещении для инструктажа, а другой – в дежурной комнате.
– И я был бы очень благодарен, если бы ты позвонил в автоинспекцию и попросил их дать последнюю информацию.
– Ладно.
В нашем городе автоинспекция ежедневно размножает на ротапринте свежий бюллетень, в котором перечисляются все автомобили, угнанные накануне. По два номера должны доставляться в каждый участок в семь тридцать утра. Один идет в отделение детективов, другой – в дежурную комнату, чтобы люди в форме могли просматривать его перед выходом на смену. На самом деле бюллетень доставляется по большей части после полудня и сильно устаревает к следующей смене – она выходит на улицу в три сорок пять. Купера только что согласился позвонить в автоинспекцию – узнать последние сообщения об угонах.
– Еще что? – спросил он.
– Только это.
– Ладно. Если хочешь проверить список, я сейчас позвоню в автоинспекцию.
– Спасибо, Купера.
В дежурной комнате я просмотрел список угнанных машин. Накануне было украдено шесть «жуков», но только один автобус «Фольксваген», притом – синий. Я вернулся в кабинет Куперы. Он покачал головой.
– Ничего, – сказал он. – Тебе не везет.
– Сообщишь мне, если появится в списке?
– Я не могу звонить в автоинспекцию каждые десять минут, – возразил Купера.
– Просто звякни им еще раз перед уходом домой.
– Бенни, полицейский участок не работает на одного отставного лейтенанта.
– Как здоровье Консуэлы? – спросил я.
– Консуэла хорошо себя чувствует, не уходи от темы.
– А детишки как?
– И детишки в порядке.
– Позвонишь в автоинспекцию попозже?
– Позвоню.
– Спасибо, Купера, – сказал я.
– Привет, привет, – ответил он и показал мне на дверь.
Я попросил дежурного сержанта разменять монету в двадцать пять центов и пошел к платному телефону в комнате отдыха. Двое патрульных пили кофе и рассказывали друг другу о зверских преступлениях в их районах патрулирования. Я закрыл дверь в кабинку и набрал мой домашний номер. Я услышал два звонка, потом трубку взяли.
– Алло, – сказала Лизетт.
– Это я, кто-нибудь звонил?
– Мария, – ответила Лизетт. – Перезвони ей.
– Кто-нибудь еще?
– Никто. Ты придешь к обеду?
– Боюсь, что нет.
– Тогда я уйду в пять, – сказала она.
– Лизетт, хорошо бы ты осталась сегодня вечером дома, если можешь. Мне должны звонить.
Он помолчала.
– Ты опять этим занимаешься? – спросила она.
– Да, – ответил я, – я опять этим занимаюсь.
Мы оба имели в виду мое новое дело. Лизетт вздохнула.
– Ты останешься? – спросил я.
– Pour sur[4], останусь, – сказала она и повесила трубку.
Я попробовал набрать номер Марии и напоролся на автоответчик – автоответчики всегда пожирают мои десятицентовые монетки. Я наговорил ей на пленку, что звонит Бенджамин Смок и, если получится, попытается связаться с мисс Хокс позже. Когда я вышел из будки, один из патрульных рассказывал историю про чернокожего сборщика ставок в подпольной лотерее. Я прошел через дежурную комнату и спустился по ступеням на улицу. К ветровому стеклу моей машины был прилеплен штраф за парковку. Я сунул его в бардачок – там скопилась еще дюжина таких же. Затем я вставил ключ зажигания, но не завел мотора. Сжимая руками руль, я смотрел прямо перед собой, сквозь ветровое стекло, и чувствовал первую смутную надежду. Я проверил все основные позиции, оставалось ждать новостей от Генри или Куперы. Больше ничего конкретного у меня не было, чтобы продолжать распутывать дело. Конечно, я собирался поговорить с Родой Гибсон, узнать, пытался ли кто связаться с ней с целью получения выкупа за возвращение украденного тела. Покойника украли в три часа ночи, а сейчас уже было около полудня – любому похитителю (если таковой был) девяти часов вполне хватило бы для одного телефонного звонка. Но раз выкупа не требовали...
Когда я заводил машину, у меня дрожали руки. Я пробовал успокоиться, сказать себе, что возбуждение мое преждевременное. Купера или Генри наверняка найдут ключ к разгадке, и дело будет так же бесславно распутано, как и все остальные. Но я улыбался, пока ехал к Роде Гибсон.
Я прибыл в ее офис в двенадцать тридцать – она как раз собиралась уходить. Я назвал свое имя, представившись полицейским, который расследует, была ли полностью случайна смерть ее мужа. Я явился, чтобы задать вопрос, не требовали ли у нее выкупа, – в то же самое время я должен был молчать о том, что тело ее мужа похищено. В конце концов, мой клиент Абнер Бун. Согласно нашему устному соглашению семья Гибсона не должна узнать о краже. Если все пойдет хорошо (или скверно – это как посмотреть), близкие просто приедут завтра утром в морг и найдут аккуратно одетого покойника, ожидающего восхвалений и похорон.
– Сейчас я с вами разговаривать не могу, – сказала Рода. – Я ужасно спешу, лейтенант. Надеюсь, вы простите мне...
– Миссис Гибсон, – сказал я, – ваш муж...
– Извините меня, – перебила она, – но три минуты назад мне позвонил продавец антиквариата, и я должна ехать к нему немедленно.
– Это куда?
– Вилсон-стрит.
– Я отвезу вас, мы поговорим по дороге.
– Ну... хорошо, – согласилась она. – Но, пожалуйста, побыстрее.
Рода Гибсон была привлекательной женщиной не старше сорока. Черные волосы, забранные в пучок, карие глаза. Она не красилась, носила, по всей видимости как свою обычную рабочую одежду, бледно-голубой брючный костюм, шелковую в цветочек блузку, галстук-бабочку, лакированные туфли на низких каблуках. Перед уходом она накинула легкое пальто, мы спустились вниз и пошли к машине. В дороге я спросил, не было ли чего-нибудь подозрительного в смерти ее мужа.
