— Владимир Федорович, — наконец осторожно начал Вагин. — А помните ли вы некоего Юрия Королева? Несколько лет назад он был капитаном.
Ну как же мне было не помнить Юрку Королева, с которым мы вместе тянули лямку в военном училище! Судьба, правда, разбросала нас по разным округам, далее по разным странам, а потом и по разным континентам. Я отлично знал, что Юрий Королев, в бытность свою капитаном советских войск в Афганистане, то ли перешел на сторону моджахедов, то ли был взят в плен, а потом его уже заставили стать изменником родины — одним словом, он оказался в Лондоне, а потом в Америке. На офицерских политзанятиях его даже приводили в пример как образцового мальчиша-плохиша. И я, естественно, не рассказывал на каждом углу, что когда-то в молодости мы с ним дружили.
И вдруг Вагин, который прекрасно осведомлен о всех своих подчиненных — и не только о прямых подчиненных, — заводит разговор о Юрке, да еще в конфиденциальной обстановке, без «жучков».
— Как же не помнить Королева, Алексей Викторович? — отвечаю я, чуть замявшись. — Его что, взяли в Штатах? Или он объявился в Германии?
— Ни то, ни другое. Он ждет вас, Владимир Федорович, ждет в Пакистане, — с победоносной улыбкой чуть ли не воскликнул генерал-майор.
Я почувствовал, как кровь отлила от лица от неожиданности. Взглянул в невозмутимое лицо Вагина, но тот, кажется, и не думал шутить.
— Да, в Исламабаде. А если быть более точным, то вы встретитесь с ним на территории Афганистана, рядом с пакистанской границей. Он-то, ваш давний друг Юрий Королев, и переведет вас через границу и доставит в Исламабад.
— Он предатель родины, а с такими я не имею ничего общего, — резко ответил я.
— Не надо. Не надо, полковник, мы здесь одни. И мы драпаем, драпаем из этой сытой бюргерской Германии, и все имущество вынуждены бросать здесь же, на месте. Кому, как не вам, полковник, это известно. Неужели вам не жалко, Владимир Федорович, что столько добра пропадает, вернее, попадает в руки нашего бывшего противника?
— Но мы, я в том числе, мы провели огромную работу по описи объектов, имущества, недвижимости нашего гарнизона, — на всякий случай возразил я, понимая, что Вагин не к тому клонит. Он и без меня знает о проделанной работе.
— А вы не беспокоитесь, Владимир Федорович, о народах Восточной Европы, которые могут подвергнуться радиоактивному заражению? — вдруг с улыбкой задал вопрос Вагин.
Я совсем ничего не понял:
— Никакого заражения не будет, это просто исключено…
— Исключены провокации?
— Какие провокации? У меня никаких сведений, Алексей Викторович, даже намеков на сведения от разведки и от контрразведки нет.
— А я беспокоюсь, в отличие от вас, как мы потащим десятки тысяч тонн вооружения из этой треклятой Германии. С одними ядерными боеголовками столько мороки, что я даже начал снотворное принимать, представляете, Владимир Федорович?! И к тому же наседают на меня со всех сторон: и арабы, будь они неладны, и те же немцы — все им надо взять под свой контроль, — и прочие темные личности международного масштаба… Так и вьются, словно мухи над пирогом. Надеюсь, вы меня понимаете, Владимир Федорович?
— Я не совсем понимаю, Алексей Викторович, и боюсь, что не справлюсь с этой командировкой. Да и не слишком-то хочется мне видеть этого Юрия…
— Справитесь! — резко прервал меня Вагин.
— Нет, боюсь, не справлюсь, — тоже резко парировал я.
— Владимир Федорович, так и под военный трибунал загреметь можно, — усмехнулся Вагин.
— Только не мне, скорее всего — вам, Алексей Викторович. Вы же тут у нас любитель распродавать за валюту в Швейцарском или Люксембургском банке все, что можно. Вы, а не я!
— Не будем устраивать полемику, Владимир Федорович, — мягко улыбнулся Вагин. — Все копии документов о продаже зенитных установок арабским коллекционерам зенитного оружия; военного обмундирования пакистанцам… Да я не стану перечислять, уверен, вы и сами не помните, дорогой Владимир Федорович, на скольких документах стоит ваша подпись. А ведь все они у меня, и копии, и подлинники, и все с вашим автографом…
Злость закипела во мне. Я был уверен, больше чем уверен, что ни на одном темном документе о продаже или передаче в аренду на 99 лет какого-нибудь коттеджа или четырехэтажного здания моей подписи нет! Но она запросто может появиться!.. Уже четыре раза я, полковник Советской Армии, бывшей, правда, Советской, — четыре раза подписывал белые листы под срочным, якобы ненапечатанный донесением, под ненаписанной докладной запиской… Подписывал, дурак, под нажимом и по прямому требованию командующего! А против командующего я не мог пойти.
Только впоследствии я начал понимать, что подлинным командующим ЗГВ был мой собеседник, с которым мы так мирно сейчас беседовали в чистенькой и щебечущей немецкой рощице.
Одним словом, я понял, дело пахнет керосином. И сейчас не отвертеться мне от полета в Афганистан и встречи с Юрием Королевым.
— Что я должен передать бывшему капитану Королеву? — сквозь зубы, не скрывая своего презрения, спросил я замкомандующего.
— Ничего. Абсолютно ничего, — улыбнулся Вагин.
— Ничего? Тогда, видимо, что-то на словах?
— И на словах Королеву тоже ничего. Можете повспоминать с ним годы молодые, как вместе учились, как армейскую лямку тянули два молоденьких летехи, и больше ничего. Ему — ничего. Он всего лишь связной. Юрий Королев приведет вас, моего доверенного человека, а я вам доверяю, Владимир Федорович, как самому себе, — холодно улыбнулся Вагин, — Королев приведет вас на встречу с одним господином маленького роста…
— Кто он? — не удержался я.
— Подробную инструкцию вы получите потом, на словах естественно, только на словах, полковник. Но сейчас могу сказать лишь, что зовут его Салим аль-Руниш. Это наш товарищ из одной солнечной нефтяной пустыни на Аравийском полуострове.
Ну и дела, думаю я. Я никогда не слышал это имя, однако это не какой-нибудь агент ЦРУ или Моссада. Наверняка этот Салим — а его имя в переводе означает «мир» — хочет кое-что прикупить у русских. Вернее, не у русских, а лично у Вагина. У замкомандующего. И я должен быть своего рода посредником!
— Никогда не слышал про этого аль-Руниша, он кто?
— Один очень богатый человек, очень известный в арабском мире. Бывший министр иностранных дел, — уклончиво ответил Вагин.
— И что ему нужно? Надеюсь, не камуфляжную форму и не партию «Калашниковых»?
— Нет, естественно… Хотя, дорогой Владимир Федорович, поскольку все на словах и никаких бумажек ни вы, ни я иметь не будем, то, пожалуй, кое-что могу сказать. Ну, например, то, что его интересует парочка ракет «земля — воздух» и совсем немного, меньше десятка ракет «земля — земля». Видите, сущие пустяки. А вас интересует генеральская звездочка, Владимир Федорович, если не ошибаюсь? И еще кое-что… Ну, например, процент от сделки. Маленький такой, совсем пустячный, но процент… Каково, дорогой Владимир Федорович? И главное, без бумажной всякой волокиты, не так ли? Это для вас главное!.. — победоносно улыбнулся Вагин.
Я молчал, чувствуя, как у меня по спине катятся крупные капли холодного пота. Наконец я чуть не взорвался, я буквально прорычал:
— Это невозможно! Это просто немыслимо, Алексей Викторович! Это в американских фильмах и посредственных детективах все так просто получается! Я пальцем не притронусь к организации этого безумного проекта! Даже если предположим, можно как-то вывезти с точек дислокации, даже с базы, эти несколько ракет… Но дальше — куда вы денетесь с ними в объединенной Германии, ну куда?!
— Не я, а вы, дорогой Владимир Федорович. Вы с ними спокойненько, под надежной охраной будете дислоцироваться на юг Европы, под охраной натовских войск. Вы доставите ракеты на наш военный корабль, который будет вас ждать в Средиземноморье. И уже этот корабль — какой, я вам пока не скажу — доставит их в нужное время и в нужное место. Ну скажите мне, уважаемый полковник, почему мы должны вывозить оружие, в том числе и ядерное, непременно через территории братских социалистических стран? Можно вернуть в обновленную Россию ядерные боеголовки из бывшей ГДР и другим путем, не так ли? А по дороге кое-что может потеряться. Ведь у нас, у русских, всегда так: то бездорожье, то разгильдяйство. На бездорожье и разгильдяйство мы и спишем все что надо…
