Алан заглянул в свои записи, помял руками бороду и принялся чистить баклажаны. Если через полчаса она еще будет здесь, он накормит ее такими овощами!
* * *
– У вас потрясающий повар, – искренне сказала Настя, доедая овощное рагу, – он готовит как раз так, как мне нравится. Что ж, Эдуард Петрович, ситуация у нас с вами тяжелая. До утра я подумаю, как мне работать с вашими гостями.
– Хотите с ними побеседовать? Я распоряжусь, чтобы их привезли в Город. Или отвезти вас на дачу?
– Я еще не решила. Видите ли, если они что-то скрывают от вас, то нет никакой уверенности, что они разоткровенничаются со мной. Если я за ночь не найду ключ к беседе, то она не имеет смысла. Но девушку надо привести в бассейн, я хочу кое-что выяснить на месте.
– Понял. Давайте договоримся о связи. Я не хочу, чтобы около вас в санатории появились люди, с которыми вы раньше не общались, это может насторожить преступников. У вас в номере есть телефонная розетка…
– Да, я заметила.
– Сегодня у вас будет номер телефона. Вам дадут аппарат, только вы его выключайте и убирайте куда-нибудь, когда не пользуетесь. И звонок поставьте на минимальную громкость. В котором часу вам позвонить?
– Без четверти одиннадцать. В это время я возвращаюсь с процедур.
– Без четверти одиннадцать я вам позвоню.
Денисов проводил Настю до машины, пожелал ей доброй ночи и не спеша поднялся к себе. Да, он не ошибся в этой девочке. Если не сможет она, то кто же? Сколько же ей лет? Толя говорил, тридцать три. Не девочка уже… В этом, наверное, и состоит ее главное оружие: выглядит совсем девчонкой, никто ее всерьез не воспринимает. Нет, главное оружие у нее – голова. Память, мышление, логика, расчет. А все остальное – просто прикрытие, чтобы никто этого оружия не заметил. «Умница, – почти ласково подумал он о Насте, – какая же ты все-таки умница».
* * *
Юрий Федорович Марцев лежал на диване в своей «тайной» квартирке, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Он только что посмотрел фильм. Вот и настала та страшная минута, которой он так боялся: фильм почти совсем не помог. Со времени прошлого приступа прошло всего полтора месяца. Что же будет дальше? Когда ему дадут новое лекарство?
«Она – дура. Она специально ко мне придирается», – мелькнула в голове мысль. Личность Марцева начала раздваиваться, Юрочка все увереннее и нахальнее подавал голос, но теперь у Марцева не было сил сопротивляться. Раньше силы давала ему надежда на «лекарство», уверенность в его безотказном действии. Сейчас силы сопротивляться Юрочке иссякли.
«Я – Юрий Федорович Марцев, завуч школы, преподаватель английского языка и литературы, у меня есть жена и почти взрослая дочь», – сквозь зубы шепотом повторял он по многу раз, стараясь заглушить капризный голос восьмилетнего мальчугана, недовольного чрезмерной опекой и требовательностью матери и ненавидящего ее. Марцеву казалось, что его мозг делается мягким, меняет свою форму и разделяется на две части: одна часть, поменьше, будет принадлежать ему, а другая, большая, – Юрочке. Бог мой, как ему плохо, как же ему плохо!
Он перестал твердить свое заклинание и крепко зажмурился. В ту же секунду голова его наполнилась истерическим криком: «Я ее ненавижу! Я хочу, чтобы она умерла! Пусть она умрет! Немедленно! Пусть она умрет!»
Марцев вскочил с дивана и заметался по квартире. Мысли, рожденные в «его» половине мозга, переплетались с Юрочкиными.
«Почему они не сделали фильм? Они же обещали…»
«Ненавижу! Пусть она умрет!..»
«Где эта девушка? Надо ее найти во что бы то ни стало…»
«Она ругает меня даже за четверки, она придирается ко мне…»
«…найти и привести туда, пусть они немедленно…»
«Без нее мне будет лучше. Пусть ее не будет!»
«…немедленно сделают лекарство, пока не случилось…»
«Пусть ее вообще никогда не будет! Я ее убью!»
«…пока не случилось самое страшное, пока я не убил кого-нибудь еще…»
«Я хочу, чтобы она умерла!»
«…лучше я убью эту девушку, никто не узнает, мне надо ее убить…»
«…Я ее убью!»
«…Мне надо ее убить!»
Два голоса слились в один вопль, настойчивый, требовательный. Марцев остановился, обливаясь холодным потом. Он знал, что ему нужно делать. Приступ надо снять любой ценой, иначе конец всему. А для этого нужно всего лишь убить мать. Или кого-нибудь очень на нее похожую. В Городе есть женщина, убийство которой принесет облегчение. Он, Марцев, видел ее собственными глазами, ее показывали ему в числе нескольких, приглашенных для съемок. Нужно только ее найти. Первым делом следует поискать ее в павильоне, где снимали для него два предыдущих фильма. Все очень просто…
* * *
Мэр растерянно положил телефонную трубку. Он никак не ожидал, что ему откажут. Вернее, прямого отказа не было, и на телевидении, и на радио, и даже в городской газете, которой он предложил взять интервью у московского сыщика, к его идее относились одобрительно, но тут же у всех возникали совершенно непреодолимые трудности, из-за которых предложение мэра осуществить было невозможно. Мэр чувствовал себя полным идиотом, потому что сначала искренне верил во все эти трудности и с энтузиазмом начинал предлагать пути преодоления проблем. Но чем дольше он добивался своего, тем яснее ему становилось, что ничего у него не выйдет.
Мэр был умен, но доверчив. По характеру он походил на слона, который долго терпит обиды, не веря в злой умысел, но потом приходит в ярость и начинает крушить все подряд. Нелепая ситуация с идеей сделать передачу или хотя бы публикацию о преступности в Городе обернулась для него страшными подозрениями. Он пригласил к себе Льва Михайловича Репкина, курировавшего правоохранительные органы Города.
– Лев Михайлович, скажите мне, пожалуйста, я могу встретиться с любым жителем нашего Города для частной беседы?
– Разумеется.
– А с приезжим, находящимся в Городе?
– Что за странные вопросы? У нас свободная страна, запрета на общение нет. Вы имеете в виду кого-то конкретного?
– Да, Лев Михайлович. Я хочу встретиться с сотрудником Московского уголовного розыска, находящимся здесь в командировке. Вы можете это устроить?
– Для чего?
– Разве я обязан вам объяснять? – вскипел мэр. – Вы только что сказали мне, что никаких ограничений на общение нет. И я прошу вас, Лев Михайлович, найти этого человека и устроить мне встречу с ним.
– Почему бы вам не обратиться к вашему шурину? Для него это намного проще.
– Потому что мой шурин по непонятным мне причинам не хочет, чтобы эта встреча состоялась. И я хочу выяснить, что это за причины.
– Видите ли, – замялся Репкин, – руководство ГУВД не любит, когда мы вмешиваемся в их дела, а тем более пытаемся контактировать с сотрудниками. Они расценивают это как попытку давления. Их можно понять…
– Я, уважаемый Лев Михайлович, тоже не люблю, когда вмешиваются в мои дела и пытаются на меня давить. У меня появилась идея, и я как мэр хочу ее осуществить. Но в мои дела кто-то вмешался, кто-то каменной стеной встал у меня на пути и пытается оказать на меня давление, заставить от своей идеи отказаться. И мне это тоже не нравится. Поэтому сейчас вы либо привозите ко мне московского сыщика, привозите немедленно и без всяких отговорок, либо официально заявляете мне, что вы имеете к этой странной каменной стене непосредственное отношение, и тут же пишете заявление об освобождении от должности. Я ясно выразился?
– Яснее не бывает, – усмехнулся Репкин. – Планы у вас наполеоновские, да только кто ж вам позволит их осуществлять?
– Что вы хотите сказать? – нахмурился мэр.
– А я уже все сказал, – улыбнулся Репкин. – Не надо пытаться разрушить каменную стену. Вы разобьете себе руки, а стена все равно будет стоять. Человек разумный использует стену для того, чтобы пристроить к ней свой домишко и тихонько жить под ее защитой.
Лев Михайлович вышел, а мэр долго сидел, уставясь пустыми глазами в окно. Ему казалось, что жизнь кончилась.
Прямо напротив номера 513 начинался небольшой холл с креслами и телевизором. В половине девятого, отправляясь на завтрак, Настя увидела в холле мальчугана лет двенадцати с большой нотной папкой на коленях. Услышав щелчок открывающейся двери, он обернулся, и на его лице отразилось разочарование.
– Ты кого-то ждешь? – спросила Настя, проходя мимо.
– Регину Аркадьевну, – кивнул мальчик. – Она сейчас завтракает, а потом мы пойдем заниматься.
– Куда? – удивилась она.
– В кинозал. Там есть рояль, прямо на сцене. Мы всегда туда ходим заниматься, когда Регина Аркадьевна лечится в санатории.
«Ай да старуха! – мысленно восхитилась Настя. – Даже здесь доллары свои зарабатывает. Немудрено, Коротков рассказывал, какие у нее расходы».
– Что-то я тебя раньше не видела. Ты в другое время приходил?
