Юрпалов довольно поздно закончил писанину и все еще дрожащим голоском позвал:
— Гражданин следователь, я все написал…
Оболенцев подошел к нему, взял стопку листков с признаниями и стал читать.
— Очень хорошо! — сказал он, думая о предстоящем разговоре с Надеиновым: «Хватит ли улик для того, чтобы арестовать Борзова, и даст ли «добро» сессия депутатов горсобрания?»
— Неужели вы меня отправите обратно в эту камеру? — испуганно спросил Юрпалов. — Вы же обещали защитить меня.
Оболенцев тоже вспомнил об этом и поспешил позвонить в Управление КГБ, чтобы те подержали Юрпалова немного у себя.
Договорившись, он составил необходимые документы о переводе подследственного из одного изолятора в другой.
— Там они вас не достанут! — успокоил его Оболенцев.
Когда Юрпалова увезли, он позвонил Ольге.
— Оленька, я с работы, — сказал он ей со всей нежностью, на какую был способен. — Завтра я улетаю в Москву на несколько дней. Сегодня зайти не смогу — работа! Будь умницей! Я скоро вернусь!
— Я тебя буду очень ждать! Целую, милый! — коротко попрощалась она, зная, что с Оболенцевым по служебному телефону лучше говорить лаконично.
Ольга Северина носила фамилию бывшего мужа.
Эдуард Северин считал себя непризнанным художником, был красив и очень нравился женщинам. Чем его прельстила именно Ольга, было понятно: он любил всех красивых женщин, но вот чем обворожил он ее, оставалось загадкой и для самой Ольги. После развода она и думать о нем забыла: ну, есть такой художник в городе, считает себя непризнанным гением, зарабатывая при этом портретами на пляже. Многих, особенно с Дальнего Севера, это устраивало, рисовал Эдуард прилично, выходило очень похоже.
Денег на жизнь ему всегда хватало. Хватало и на большее — на травку, которой Северин стал с некоторых пор злоупотреблять. Он обвинял мысленно в этом Ольгу: она его бросила, поэтому он и пристрастился к зелью, совершенно позабыв о том, что и бросила она его лишь потому, что не могла смотреть, как он губит себя, а бороться за него у нее сил уже не было. Чтобы биться за человека, надо его любить. Ольга же очень скоро поняла, что была просто на время ослеплена красивым мотыльком, для которого жить — значило порхать.
О бывшем муже Ольга настолько забыла, что, когда увидела его утром следующего дня после того, как проводила Оболенцева, очень удивилась.
Эдуард ждал ее, сидя за рулем новенькой шестой модели «Жигулей».
— Ольга! — окликнул он бывшую жену.
— Привет! — равнодушно бросила она, собираясь пройти мимо.
— Подожди! — остановил ее Эдуард. — Мне надо с тобой серьезно поговорить.
— О чем? Мы, кажется, уже обо всем переговорили в свое время. Хватит разговоров.
— Оля! От этого разговора зависит моя судьба!
Ольга остановилась лишь от удивления. Правда, может, к нему примешивалось и любопытство.
— Не в той позе клиента нарисовал?
— Давай я тебя подвезу, а по дороге мы поговорим. Мне очень нужен твой совет.
«Любопытство сгубило кошку».
Ольга решила прокатиться с бывшим мужем не потому, что ей так нравилось кататься на машине. Ей захотелось узнать, что за проблемы возникли у него, тем более что в городе по-прежнему шли аресты.
«Неужели Кирилл столкнется с Эдуардом?» — подумала она, и эта мысль была ей очень неприятна.
Она села в машину, и Эдуард выехал со двора. Однако поехал он не в направлении города, а в противоположную сторону.
— Ты куда? — встревожилась Ольга.
— Там пост ГАИ установили!
— А ты что, без прав?
— Права есть, но все равно я без прав! — скаламбурил Эдуард. — Сегодня там дежурит один гаишник, он на меня зуб держит.
Ольга удовлетворилась этим ответом, но все же поинтересовалась:
— А как же мы поедем в город?
— Кругом! Это на десять минут дольше, но избавит меня от нежелательной встречи.
Ольга промолчала, хотя все это ей уже не нравилось.
Но молчала она недолго.
— Ты собирался со мной посоветоваться. Тебя хотят посадить? — спросила она. — За что?
— За наркотики! Травку курил, а меня накрыли! — признался Эдуард. — Ты мне можешь помочь!
— Чем? — не поняла Ольга.
— Ты живешь сейчас со следователем из Москвы. Попроси его! Для тебя он все сделает.
— Ты с ума сошел! — по-настоящему испугалась Ольга. — Откуда ты знаешь про мои отношения с Кириллом?
Ольга даже не заметила, что косвенно призналась в том, что у нее есть какие-то отношения со следователем.
— Это мое дело, откуда я узнал, — сказал вдруг Эдуард со злобой. — Ты не ответила на мой вопрос.
— Я никогда не буду просить Кирилла за тебя! — жестко проговорила Ольга. — Во-первых, это бесполезно, во-вторых, я дала ему слово, что не буду никогда вмешиваться в его служебные дела, в-третьих…
Она смолкла, но Эдуард закончил вместо бывшей жены:
— …а в-третьих, ради меня ты делать ничего не будешь.
Он неожиданно свернул и погнал машину в горы, причем на такой дикой скорости, что полностью исключало любую попытку выскочить из машины на ходу.
Ольга со страхом ждала, когда Эдуард не справится с крутым виражом и они, ломая невысокий бордюр, рухнут туда, откуда возврата нет.
Когда Ольга увидела стоящий впереди автомобиль с характерной окраской ГАИ, она обрадовалась, решив, что теперь-то ее бывшего мужа обязательно задержат, а ее освободят.
Но Эдуард тоже увидел машину милиции и резко затормозил возле нее.
— Выходи! — приказал он не терпящим возражения голосом. — Пусть тебя везут в город вот эти блюстители порядка.
Ольга, не подозревая ничего дурного, спокойно вышла из машины и направилась, как она думала, к гаишникам.
Но вместо них она увидела Цвяха, который когда-то лично угрожал ей всеми карами, если она не ляжет в постель с тем вельможей, которому она, как на грех, очень понравилась. Рядом с ним, гнусно ухмыляясь, стояли Амбал и Битюг. Этих она тоже хорошо знала.
«Ловушка! — мелькнула у нее мысль. — Надо бежать!»
Она бросилась обратно к машине Эдуарда, но дверь оказалась закрытой наглухо.
— Открой! — закричала Ольга в ужасе. Но Эдуард ей в ответ показал фигу.
Ольга попыталась убежать, но Амбал с Битюгом перекрыли ей путь к отступлению. Они медленно с двух сторон приближались к ней, плотоядные улыбки делали их похожими на неизвестных науке зверей.
Ольге ничего не оставалось, как подойти к Цвяху и спросить прерывающимся от ненависти голосом:
— Что вам от меня нужно?
— Поняла, что тебя катали не просто так? — ухмыльнулся Цвях.
Он достал из «дипломата» лист бумаги с отпечатанным текстом.
— Придется подписать вот эту бумагу, и ты свободна! — сказал он, протягивая лист. — На свободу с чистой совестью!
Ольга машинально взяла протянутый ей лист и прочитала текст. Ужас охватил ее. Она даже почувствовала, как побежали по спине мурашки.
Это было заявление в прокуратуру СССР, в котором Ольга обвиняла Оболенцева в том, что он склонил ее угрозами к сожительству, что она была вынуждена даже делать от него аборт, потому что, узнав о будущем ребенке, следователь заставил ее пойти к врачу. В конце заявления Ольга просила Генерального прокурора принять самые строгие меры по отношению к негодяю и развратнику.
Прочитав «собственное» заявление, она разорвала лист с текстом на мелкие клочки и бросила их на ветер, который тут же унес их в пропасть.
Цвях невозмутимо, словно того и ждал, достал второй такой же лист бумаги.
— Либо ты подписываешь, либо…
— Не-е-ет!.. Ни за что! — отрезала Ольга.
— Либо ты подписываешь, либо… — и подняв голову Цвях кивнул Амбалу и Битюгу.
Те мгновенно, будто всю жизнь только этим и занимались, схватили Ольгу и сорвали с нее кофточку и лифчик.
Ольга отчаянно отбивалась от сильных и цепких рук бугаев, но ни крики ее, ни отчаянные попытки вырваться ей не помогли.
Цвях нагло схватил ее за груди и спросил:
— Будешь подписывать? А то мы тебя сейчас втроем трахнем, — и добавил, ухмыляясь: — А четвертым будет твой бывший муж. Говори, будешь подписывать?
Ольга вырвалась и подбежала к краю обрыва.
— Давай, давай прыгай! Это хорошая идея! Мы всё на Оболенцева и свалим. — Цвях рассмеялся, не сделав ни малейшего движения, чтобы остановить ее.
Ольга, прикрывая руками голые груди, попятилась назад.
Цвях невозмутимо протянул ей второй лист бумаги.
— В Угличе — Гоголя, три, квартира десять — живет сестра твоя Лидия с двойняшками. Уйдут дети в школу, и… потом долго их могут искать… Поняла, идиотка?
Ольга обессиленно опустилась на землю и, обливаясь слезами, подписала протянутое ей заявление.
— Мразь!.. И подохнешь как мразь!.. — сквозь рыдания произнесла она, бросив подписанный лист и ручку на землю.