Цвях молча поднял ручку и заявление. Стряхнув с листа бумаги пыль, он аккуратно положил его в «дипломат» и, подойдя вплотную к Ольге, скомандовал Амбалу:
— Изобрази нас на память.
— Слушаюсь! — ответил Амбал.
Цвях, ни разу не взглянув на свою жертву, отправился к машине.
Лишь садясь в автомобиль, он крикнул ей:
— Вякнешь слово, отправлю фотографию твоему хахалю. Мы его сюда не звали! За что боролся, на то и напоролся!
Амбал, жадно взглянув на полуголую Ольгу, сказал Цвяху:
— Давай ее трахнем! Чего добру пропадать?
— Глохни, пацан! — рявкнул тот на него. — Ну ее, баб много, а служба у нас одна. Поехали.
И они укатили, оставив Ольгу наедине с бывшим мужем.
Ольга, надев на себя порванную кофту, шатаясь, пошла по шоссе в город. Эдуард подъехал к ней и усадил в машину. Ольга не сопротивлялась.
— У меня другого выбора не было! — оправдываясь, заявил он. — Не хотел пять лет получать за травку. А у тебя язык как был злым, так и остался. Только теперь сама себя ужалила. Сурово они с тобой обошлись, но их тоже можно понять. Каждый за себя.
— Молчи… — сквозь слезы простонала Ольга. — Лучше бы ты меня убил!
— Ха-ха-ха! — саркастически засмеялся Эдуард. — Идти под вышку дураков нет. Да и смерть твоя была бы им только на руку. Будь уверена, они постарались бы свалить ее на Оболенцева.
— И фамилию знаешь? — удивилась Ольга, постепенно приходя в себя.
— Просветили! Ты опаздываешь?
— Опаздываю! — обреченно произнесла Ольга и как-то заговорщически посмотрела на бывшего мужа. Тот прибавил скорость.
Впереди показался крутой поворот. И когда Эдуард собрался лихо повернуть направо, Ольга неожиданно для него рванула руль на себя, и машина, сломав бетонное ограждение, полетела в пропасть…
На этот раз по красным ковровым дорожкам холодных державных коридоров в кабинет Надеинова Оболенцев прошел без малейшей задержки.
Едва он появился в приемной, секретарь Надеинова сообщила, что его ждут.
Хозяин кабинета встретил Оболенцева очень приветливо. Ему нравилось, как работал этот следователь по особо важным делам. Те материалы, которые он предоставил в прокуратуру Союза, были подобны бомбе.
— Как вы и предполагали, Майер проявил излишний педантизм, — не договаривая до конца, спокойно сказал Надеинов после обмена приветствиями.
— На то он и Майер, — также невозмутимо ответил Оболенцев, уже догадываясь, о чем пойдет речь. — Интересно сравнить, насколько его рассказ отличается от того, что он мне наговорил.
— Если и отличается, то в очень незначительных деталях. Я вам только конец покажу. У вас еще будет достаточно времени изучить его полностью.
Надеинов включил монитор. На экране показался Майер. За его плечами виднелись небоскребы Нью-Йорка. Еолос его звучал ровно, хотя было видно, что он нервничает:
«…Таким образом, гражданин прокурор, я изложил все, что мне известно об этой мафии, ее структуре, связях. Ерустно сознавать, что они тянутся от насильников и грабителей, убийц и воров к более высоким представителям власти. Что еще я могу добавить к сказанному?.. Постараюсь как можно скорее выслать вам показания своих земляков, эмигрировавших в Штаты. Знаю, что никакой доказательной силы они у вас не имеют. Но, может, хоть в чем-то помогут вам сориентироваться. Да хранит вас Бог, гражданин прокурор!»
Четкое изображение сменили прыгающие полосы. Надеинов выключил монитор и подошел к столу, на котором была разложена схема связей лиц, проходивших по делу. За это время схема разрослась и напоминала огромную паутину с множеством больших и малых пауков.
— Итак, операция «Империал» материализовывается, — утвердительно и четко произнес Надеинов.
— Обратите внимание, — Оболенцев взял карандаш и стал им водить по схеме, — тандем Борзов — Багиров был взаимовыгодным: милиция прикрывала коррупцию в системе общепита и продторга и в то же время использовала партийную крышу для незаконного обогащения.
— То, что интендантское ведомство исконно воровское, — это не новость. Об этом еще Петр Первый писал, требуя платить им меньше других. Но как в захребетники попали руководители местной партийной организации, органов внутренних дел и, судя по всему, таможни?
— Проще простого! Прежде всего: отсутствие всякого контроля, круговая порука, вседозволенность, умноженные на высокое покровительство и низкие моральные качества лиц, случайно прорвавшихся к власти.
— Ну, а как же юношеский Манифест Коммунистической партии?
— Это не закон Архимеда! Поэтому даже преданные ему партийные лидеры не очень-то верят в эти идеалы.
— Та-ак… — Надеинов оторвал глаза от схемы и вновь посмотрел на Оболенцева. — Откуда Борзов попал в горком?
— Из комсомола.
— Он местный?
— Родился и вырос в Черноморске. В школе дважды оставался на второй год и получил аттестат зрелости исключительно за счет общественной активности: начал с барабанщика пионерской дружины. Затем сразу — горком комсомола: от инструктора до первого секретаря. Умеет подбирать способных людей и выезжает на этом.
— Достаточно!
— Простите, Виктор Сергеевич, еще одна примечательная деталь. Из свидетельских показаний известно, что на городской отчетно-выборной конференции комсомольцы «прокатили» Борзова, но его выручил Липатов — он фактически принудил фальсифицировать результаты тайного голосования.
— Липатов… Будьте осторожнее в выражениях… — Надеинов вышел из-за стола, взял в шкафу Советский энциклопедический словарь и, отыскав нужное место, прочитал вслух: — «Липатов Егор Сергеевич, 1915 года рождения, сов. гос., парт, деятель. Герой Соц. Труда (1975). Член партии с 1939. С 1967 — пред. Черноморского облисполкома. С 1975 — 1-й секретарь обкома. Член ЦК КПСС с 1973. Депутат Верховного Совета СССР с 1970». — Он с шумом захлопнул словарь. — Понимаете, с кем вы меня столкнули лбами?
Оболенцев выдержал взгляд Надеинов а.
— А Ольга Северина — тоже местная? — спокойно поинтересовался Надеинов, не сводя глаз с Оболенцева.
— Я обязан отчитываться о своей личной жизни? — без вызова, ровным голосом спросил Оболенцев, заранее зная ответ.
— Обязаны, таковы наши правила. Так что готовьте объяснение и… и ходатайство о лишении Борзова депутатской неприкосновенности…
В огромном кабинете, отделанном светлым деревом, в высоком кресле, больше напоминающем трон, сидел разъяренный Липатов и барабанил пальцами по подлокотнику. На стенах, друг напротив друга, висели в дорогом багете портреты Ленина и Брежнева. На пустом полированном столе стояла большая хрустальная ваза с роскошным букетом только что срезанных высоких роз. В нишах встроенных шкафов блистали девственной незапятнанностью корешки многочисленных томов классиков марксизма-ленинизма. Горчичного цвета огромный ковер закрывал весь пол кабинета и скрадывал звуки шагов. Массивные кресла в тон ковра готовы были принять участников собрания в этом кабинете властных единомышленников.
Осторожно прикрыв за собой дверь, в кабинет с видом побитой собаки вошел Борзов. Переминавшийся с ноги на ногу, бледный и несчастный, он выглядел очень плохо. Краше в гроб кладут.
— Доигрался? — злобно бросил Липатов и сам себе ответил: — Доигрался! Стоишь, дрожишь… Мало было вам госдачи!.. Дворец построил, мерзавец!
— Это — тетка моя! Я лишь помог…
— Теткой прикрылся и решил, что спрятался? — зловеще захохотал Липатов. — На тетку записал!.. Идиот! От партии утаил! Надо же, одних продуктовых наборов нахапал на сорок пять тысяч. Куда только влезло?! — Задыхаясь от гнева, Липатов встал, налил в стакан боржоми и, выпив его, стал большими шагами мерить кабинет.
— Егор Сергеевич, вы же знаете, как кто из Москвы приедет, я первым делом на «Белой даче» «заряжал» холодильники коньяком, икрой, балыками… Вы же сами велели!
— Врешь, крохобор! — прервал его Липатов. — С Томкой сами на пару обжирались! Прохиндеи!.. Думал, что кругом дураки, ничего не понимают!
— Егор Сергеевич, послушайте… — Голос Борзова сорвался.
— Вон! Видеть тебя не желаю! — Липатов отвернулся от Борзова и показал ему рукой на дверь.
Борзов бухнулся на колени.
— Простите великодушно, Егор Сергеевич! — простонал он. — Можно еще все поправить. Есть же выход!
— Какой?
Предусмотрительно не вставая с колен, Борзов тихо прошептал:
— Позвоните Леониду Ильичу… Я же не для себя старался… На «Белую дачу» многие из его окружения приезжали… Не понравится это Леониду Ильичу, если вдруг без его ведома где-то всплывет…
Липатов брезгливо посмотрел сверху на Борзова и, ничего не говоря, пошел к окну. «Борзов, наверное, прав, — думал он. — Доложить надо. И хвост заодно этому законнику из прокуратуры Союза прижать. А то, чего доброго, всех перемажет. Да если эта информация поступит к генсеку не от меня, а из другого источника, — и мне конец».
