– Спасибо, – сказал следователь.
– Лева, что конкретно вы предлагаете? – спросил Турилин.
– Как-то его убедить, что признание явится для него победой, а не поражением. Но как?
– Такая подмена невозможна, – сказал Турилин, следователь согласно кивнул. – Но верная позиция, где-то в данной плоскости. Решать надо по ходу допроса, основываясь на его реакциях. Предположим худшее, и допрос ничего не даст. Что мы будем делать в суде, Николай Тимофеевич?
– До суда надо дожить, Константин Константинович, – ответил следователь. – Если произойдет землетрясение и мне удастся убедить прокурора направить дело в суд. – Он взял со стола папку с уголовным делом, взвесил ее на ладони, словно именно вес определял успех. – Скорее всего Крошина в зале суда из-под стражи освободят за недоказанностью, дело направят на доследование, а нам с вами…
– Понятно, – перебил следователя Турилин. – Я за немедленный арест. Крошин убийца, опасен для общества, должен быть наказан. Если же мы не справимся со своей задачей, накажут нас. По заслугам накажут, не нарушай закон, умей работать. – Полковник встал.
Поднялись и все присутствующие. Следователь выбрался из-за стола, взял Турилина под руку, отвел к окну. Ломакин кивнул на дверь, вывел свою группу в коридор.
– Лев Гуров-Синичкин, станешь генералом…
Лева повернулся к братьям, спокойно ждал продолжения. Они по очереди похлопали Леву по спине и молча направились к лестнице.
– Костя, – говорил следователь, – уголовный розыск сделал все возможное, даже чуть больше. Ребята у тебя великолепные. Сейчас слово за мной.
Турилин без лишней скромности считал, что следователь прав, и промолчал.
– Знаешь, Костя, возраст чувствовать стал, трудно становится. Отдай мне Гурова.
– Возьми, – Турилин пожал плечами.
– Он не пойдет.
– Надеюсь.
– Если ты сам ему скажешь… – Следователь почувствовал насмешливый взгляд Турилина и закончил: – Старый друг называется.
– Ни пуха ни пера, – Турилин пожал следователю руку. – Крошина доставить?
– Ты мне Гурова на этот допрос оставь, а Крошина я по телефону приглашу. – Следователь снял трубку.
Крошин вошел и вместо приветствия лишь кивнул, молча остановился у стола следователя, на Леву даже не взглянул.
– Здравствуйте, Александр Александрович. – Следователь указал на кресло, провел ладонями по совершенно пустому столу. Когда с него убрали все папки, бумаги и календарь, стол оказался огромным. Покрытый зеленым сукном, стол разделял следователя прокуратуры и преступника.
За последние три дня Крошин похудел, под глазами проступили темные пятна, резче обозначились скулы.
– Вы меня пригласили, я пришел, – сказал он. – Чем я могу помочь следствию?
– Как дальше жить будем, Александр Александрович? – Следователь облокотился на стол, подпер ладонью подбородок, приготовился слушать.
– Прокуратуру интересуют мои личные дела или производственные успехи? – спросил Крошин. Почему-то его раздражал пустой стол. Ни бланка допроса, ни дежурных вопросов, ни уголовного дела, в которое все время должен заглядывать следователь.
– Нам разговаривать долго, не один день. И вам, и нам будет значительно легче, если в наших беседах мы станем исходить из посылки, что все присутствующие достаточно умны, – сказал следователь. – Согласны?
Крошин посмотрел на следователя, перевел взгляд на Леву, решал, согласиться или нет. Следователь ждал.
– Согласен, – кивнул Крошин.
– Было бы целесообразно, опять же для облегчения процедуры, установить круг вопросов, по которым разногласия отсутствуют. Второе – выяснить, где мы не согласны друг с другом. – Давая Крошину сориентироваться, следователь сделал небольшую паузу, затем продолжал: – Позже мы перейдем к решению конфликтных вопросов.
Следователь озадачил не только Крошина, но и Леву, который не предполагал, что допрос начнется в столь необычной манере.
– Зачем вы пригласили меня, Николай Тимофеевич? – спросил Крошин.
Следователь огорчился, не пытаясь скрыть огорчения, укоризненно покачал головой.
– Нехорошо, Александр Александрович. Мы же договорились, что дураков в этом кабинете нет.
Крошин задумался. Старик хочет вести допрос на основе: ты знаешь, что мы знаем. Выгодно или невыгодно?
Следователь сжал подлокотники кресла, напрягся, как перед физической работой. Настроиться на одну волну, на одну волну с преступником. Не раздражаться, не презирать его, не ненавидеть. Представь себе, что перед тобой больной человек, которому ты обязан оказать помощь. Оказать помощь… оказать помощь…
Крошин молчал уже больше минуты. «Возмущение либо вопрос выставят меня в идиотском виде. Действительно, ведь всем все ясно. Почему он не ведет протокола? Есть у них пальцевые отпечатки или нет? Получили они мою дактокарту из Москвы?»
Лева видел, как между следователем и Крошиным мечутся непроизнесенные вопросы и ответы.
– Я знаю, почему вы меня пригласили, – наконец сказал Крошин.
Следователь наклонил голову.
– В воскресенье, двадцатого июля этого года, вы, Крошин Александр Александрович, в период с семнадцати тридцати до восемнадцати часов в помещении конюшни шестого тренотделения ипподрома ударом в висок убили мастера-наездника Бориса Алексеевича Логинова, – медленно и негромко говорил следователь. – Согласны?
– Нет, – спокойно ответил Крошин.
Следователь посмотрел на Крошина укоризненно, на Леву вопросительно.
– Кто здесь дурак? Вы знаете, что убили, мы знаем – вы убили, вы опять же знаете, что мы знаем.
– Для детской игры обвинение слишком серьезно, – ответил Крошин.
– Простите, вы меня не поняли, – возразил следователь. – Не ставьте себя в глупое положение. Я сейчас не собираюсь обсуждать ваш моральный кодекс и иные человеческие качества, однако считаю вас человеком смелым. Так наберитесь мужества и признайтесь.
Крошин молчал, отказывался не только говорить, но и думать. Он замкнулся на единственной мысли: есть отпечатки или их нет?
– Страшно? – сочувственно спросил следователь. – Что именно страшно? Нам сказать? Мы и так знаем. Себе сказать? – Он задумался. – Пора уже, человека давно похоронили. Вслух произнести?
Крошин поднял голову.
– Чего вы добиваетесь?
– Предлагаете поменяться ролями? Вас мучает какой-то вопрос? – Следователь оперся на свой огромный стол. – Согласен ответить на любой ваш вопрос. При одном условии.
– Какое условие? – Крошин тоже подался вперед.
– Оба будем отвечать только правду. Без протокола, только для нас, – следователь кивнул в сторону Левы, – и для вас.
– Правду? – Крошин усмехнулся. – Гарантии?
– Честное слово, – ответил следователь. – Только я с вас честного слова брать не собираюсь, и сам вам такового дать не могу. Вы – убийца, я – следователь прокуратуры. Простите, между нами джентльменских соглашений быть не может.
Лева привстал. Сейчас Крошин бросится на него. Следователь не отрываясь смотрел на Крошина. Когда Крошин перевел дух и опустился в кресло, Лева тоже расслабился.
– Я начал с правды, – сказал следователь. – Ваше жизненное кредо – каждому свое?
– Да!
– В данной ситуации я с ним согласен. Вы даете слово себе, я – себе. Каждый себе и судья.
Крошин облизнул пересохшие губы, следователь улыбнулся Леве.
– Дай нам воды, дружок. Мы хотя и разные, но оба нервничаем.
– Я тоже, – признался Лева, перенес графин на стол, налил три стакана.
– Согласен. – Крошин выпил воду и отставил стакан.
– Кто первый спрашивает? – поинтересовался следователь.
– Я, – быстро ответил Крошин, следователь кивнул. – Чего вы добиваетесь?
– Явки с повинной. Вас не задерживали, не допрашивали в качестве подозреваемого. У вас еще есть возможность явиться с повинной.
Крошин хотел рассмеяться, потом раскашлялся, создавая паузу, и снова выпил воды.
Все не так, все идет наперекосяк. Крошин растерялся. За последние сутки он десятки, сотни раз проговаривал, проживал этот допрос. Отлично представлял все возможные вопросы, заучил свои ответы. С первой секунды следователь все перевернул. Все не так. Пустой стол, отсутствие протокола и стандартных вопросов. Почему в прокуратуре присутствует инспектор уголовного розыска? Охрана? Конечно, охрана. Старик меня боится. Крошин приободрился.
– Преступник оставил в деннике отпечатки пальцев? – Крошин от напряжения открыл рот.
Следователь сдержал улыбку и ответил:
– Нет! Вы не оставили отпечатков.
– Как? – Крошин растерялся окончательно, откинулся на спинку кресла, вытер платком пот.
«Врет? Не может этого быть! Зачем нужна следователю такая ложь? Если он сказал правду, им ничего не доказать. Все эти разговоры – лишь колебание воздуха, даже если они записывают беседу на магнитофон. Я могу встать и уйти. Прокурор не даст санкции на мой арест. Он и не дал, иначе бы не приглашали по телефону, брали бы, и все. Не вязал бы следователь хитрый разговор, оперировал фактами; затем арест и следственный изолятор. На что же следователь рассчитывает? Он стар, опытен, безусловно, умен. Встать и уйти. Уволиться, уехать из города. Оснований для ареста нет. Встать и уйти».
