Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный - Эван Хантер

— Двери! — крикнул Зип. — Закройте перед ним двери!

Но никто и не подумал сдвинуться с места. Один за другим они отворачивались от тела, а затем бесшумно, почти незаметно, стали расходиться. И если еще десять минут назад это была шумная, нетерпеливая толпа, то сейчас, тая на глазах, она превращалась в немногочисленные редкие группки людей, состоящих по большей части из двух-трех человек. Уличные баррикады разобрали, взревели моторы дежурных полицейских машин, и опять улица погрузилась в тихое безмятежное царство воскресного дня. Едва ли можно было догадаться, что совсем недавно эта улица была военной ареной.

У распахнутых дверей «Скорой помощи» Зип наблюдал, как засовывали носилки с телом Мирандо. Затем, подскочив к Сиксто, крикнул в ярости:

— Думаешь, на этом все кончилось?

— Отойди, Зип, — спокойно сказал Сиксто. — Дай пройти.

— Теперь ты уже так просто не погуляешь! Думаешь?..

— Посмотрим, — произнес Сиксто, и все трое прошли мимо Зипа и Куха, которые даже не пошевелились, чтобы остановить их.

— Вы допустили ошибку! — завопил им вслед Зип. — Вы совершили большую ошибку]— Но не побежал за ними и даже не сделал попытку остановить их. — Почему ты не помог мне, Кух? — неожиданно сердито спросил он. — Боже, мы позволили им уйти безнаказанно!

— Они… они слишком сильны, Зип, — прошептал Кух.

— Но у нас есть оружие! — не унимался Зип.

— Да, но… все же сила на их стороне, — упавшим голосом произнес Кух.

— О, — Зип сделал незаметный, ничего не значивший жест правой рукой. Он перевел рзгляд в другую сторону. Дежурные полицейские машины уже разъехались. На улице кое-где все еще виднелись немногочисленные защитники правопорядка, но, в основном, полиции уже не было. На авеню вновь открыли уличное движение. — Господи, до чего поганый день сегодня выдался! — сказал Зип и грустно посмотрел на Куха.

— Точно, — уныло подтвердил тот.

Озираясь по сторонам, Зип глубоко вздохнул.

— Кух, как ты собираешься провести остаток дня?

— Не знаю, — ответил Кух.

— Никаких мыслей на этот счет?

— Вообще-то можно сходить в кино.

— Можно, — безучастно ответил Зип.

— Или пойти в бассейн.

— Наверное, мы так и сделаем.

Он резко отвернулся, так как ему не хотелось, чтобы Кух увидел навернувшиеся на глаза слезы. Он и сам не мог объяснить, отчего это произошло. И оттого, что э!о случилось в центре одного из самых больших городов мира, Зип почувствовал одиночество, полнейшее одиночество, а вся та непоследовательность, с которой он действовал в этом большом гнусном городе, испугала его.

— Что-нибудь придумаем, — решил он. Засунув руки в карманы и опустив головы, оба побрели по залитой солнцем улице.

По пути им встретился Энди Паркер. Взглянув на них, он пожал плечами и, не останавливаясь, зашагал к кафе, чтобы поприветствовать своего друга Луиса.

— Ты все еще сердишься на меня, Луис? — спросил он, как будто это ужасно беспокоило его все это время.

— Нет, Энди.

— Все обижаются на меня, — безучастно произнес Паркер. Помолчав, добавил — И почему это так происходит? Я всего лишь делаю свое дело. — Опять посмотрев на Луиса, добавил — Я хочу извиниться, что нагрубил тебе, Луис.

— Не стоит. '

— Прости.

Он внимательно посмотрел на Луиса. Но будучи живым разумным существом, Луис хорошо понимал, что извинения редко можно считать искренними до тех пор, пока их не подвергнешь проверке. Допустим, перед вами извинились, а вы, в свою очередь, бросаете провоцирующий ответ: «Кого это волнует, сожалеете вы об этом или нет? Возьмите свои извинения обратно». На это вы можете получить два варианта высказываний. Например: «В любом случае Простите, если можете» или: «Ах, вас это не устраивает? Тогда катитесь ко всем чертям!» В зависимости от того, какой ответ вы получите, можно судить — от всего сердца перед вами извинились или нет. Луис решил проверить Паркера.

— Тебе бы следовало подумать перед тем, как сказать. — Произнеся это, он прищурил глаза в ожидании ответа.

Паркер кивнул головой:

— Ты прав. Прости еще раз.

Оба посмотрели друг другу в глаза. Говорить сейчас было не о чем.

— Ну что ж, я пошел, — произнес Паркер.

— Si.

Махнув рукой, он смутился и медленно побрел по улице.

Войдя в кафе, репортер направился к стойке.

— И опять все спокойно. Не отказался бы от чашечки кофе. .

— Si, все спокойно*,— ответил Луис.

— Совсем как на острове? — поинтересовался репортер.

— Нет, не так. — Замолчав, взглянул на репортера и снова произнес — Но совсем не так уж и плохо. Наверное, совсем неплохо.

Внизу слышались звуки колокольного звона.

На женщине, стоящей на карнизе, была ночная рубашка. В разгар дня, в половине четвертого, она одета для сна; порывистый весенний ветер прижимает к телу легкую нейлоновую ткань и делает ее похожей на прекрасную греческую статую, изваянную в камне, неподвижно стоящую на постаменте, установленном на расстоянии двенадцати этажей над городской улицей.

Полиции и пожарной команде все это уже было знакомо — нечто похожее они тысячи раз видели в кино и по телевидению, но теперь у них на глазах разыгрывалась настоящая человеческая драма, а не развлекательная программа, и государственные служащие испытывали досаду. Пожарные растянули свои сети внизу, на улице, настроили мегафоны; полицейские оцепили весь квартал и послали двух детективов наверх, к окну, у которого, прижавшись к кирпичной стене, стояла девушка.

Она была красива и молода, ей было лет двадцать, длинные золотистые волосы развевались на апрельском ветру и хлестали ее по. лицу и голове. И.Энди Паркер, один из двух полицейских, посланных с 87-го участка, большой любитель поговорить, мечтал, чтобы девушка сошла с карниза, — тогда можно будет получше рассмотреть. ее полную грудь под прозрачной тканью рубашки. Стив Карелла, второй детектив, просто полагал, что в такой прекрасный весенний день никто не должен умирать.

Девушка, казалось, не замечала полицейских. Она отошла от окна, через которое выбралась на карниз, осторожно, шаг за шагом добралась'до угла здания и стояла там, заведя руки за спину и вцепившись в грубую кирпичную стену дома. Карниз был не более фута шириной, он опоясывал весь двенадцатый этаж и заканчивался на углу нелепой горгульей, которая украшала многие старые постройки города. Она не замечала ни ухмыляющейся каменной головы, ни полицейских, высунувшихся из окна в шести