— И чем я буду тебе обязана? — тихо спросила журналистка.
— Главное, не забудь, что с тебя причитается, — ответил Лукас. — Вот только я пока еще и сам не знаю, что именно.
Слоун работал за своим письменным столом в отделе тяжких преступлений, когда к нему зашел Дэвенпорт.
— Ты был в Висконсине? — спросил Слоун.
— Ага. Опять вырезаны глаза. Ты вчера говорил с женой Джорджа?
— Да. Она заявила, что не может поверить в его связь со Стефани Беккер. Джордж не интересовался сексом и все силы отдавал работе.
— Ха, — сказал Лукас. — Он мог принадлежать к тому типу мужчин, которые вдруг загораются, когда встречают подходящую женщину.
— У меня возникли похожие мысли, но она говорила очень уверенно.
— Ты собираешься побеседовать с ней еще раз сегодня?
— Короткий визит необходим, — кивнул Слоун. — Нужно проверить, не забыла ли она рассказать мне какие-нибудь подробности. Мы с ней хорошо поговорили. Поскольку шериф из Висконсина позвонил ей и сообщил о смерти мужа, с ней находились соседи. А ее брат поехал опознать тело.
— Ты не против, если я составлю тебе компанию?
— Конечно, если хочешь, — ответил Слоун и с любопытством посмотрел на Лукаса. — Что у тебя?
— Я хочу взглянуть на его книги.
— Честно говоря, у меня сейчас нет срочных дел. Давай поедем на твоем «порше».
Филипп Джордж жил в Сент-Поле, в престижном районе, где два квартала современных домов соседствовали с более старыми особняками верхушки среднего класса. Здесь сталь и стекло сражались с кирпичом и штукатуркой, а вокруг росли чахлые вязы. Три женщины, соседки, сидели с женой Джорджа, когда приехали детективы. Слоун сказал, что хочет поговорить с ней наедине, а Лукас попросил разрешения осмотреть книги погибшего.
— Да, конечно, они у него в кабинете, — сказала жена Джорджа, показывая на коридор. — Вас интересует что-то конкретное?
— У меня возник один вопрос, — рассеянно ответил Дэвенпорт.
Пока Слоун беседовал с вдовой, соседки перешли в гостиную, а Лукас прошел по кабинету, похоже переделанному из спальни, рассматривая книги. Джордж не был любителем развлекательной литературы. Его библиотека содержала сотню томов по юриспруденции, несколько исторических трактатов — вероятно, они остались еще с колледжа — и дюжину современных романов, изданных за последние десять лет. Кроме того, у него имелась серия книг «Тайм-лайф» по ремонту домашней утвари. Альбомов по искусству Дэвенпорт не нашел. Он плохо разбирался в живописи, но знал, что картины на стенах не имели отношения к классике. Здесь не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего Одилона Редона.
Когда Лукас возвращался в гостиную, он оглядел висящие на стене фотографии в рамках. Джордж на встречах с коллегами, с молотком судьи на занятиях со студентами. Слегка смущенный Джордж в костюме охотника с ружьем в одной руке и канадской казаркой в другой. На двух снимках, одном черно-белом и одном цветном, он пел в разных барах, вытянув вперед руки, в окружении смеющихся пьяных лиц. На одной из них Дэвенпорт прочел надпись: «День святого Патрика, конкурс крутых теноров»; на другой — «Крутые тенора».
Аннет Джордж с вялым усталым лицом сидела за кухонным столом и беседовала со Слоуном, когда вернулся Лукас. Она посмотрела на него покрасневшими глазами и спросила:
— Нашли что-нибудь?
— Боюсь, что нет, — покачал головой Лукас. — Ваш муж интересовался искусством? Живописью?
— Пожалуй, нет. Ничего серьезного. Он подумывал о том, чтобы начать рисовать, но у него не оставалось для этого времени. Впрочем, ему бы это не подошло.
— А он проявлял интерес к Одилону Редону?
— К кому? Нет, я никогда о нем не слышала. Постойте, вы имеете в виду скульптора, который изваял «Мыслителя»?
Лукас немного смутился.
— Нет, он был художником, и не думаю, чтобы ему доводилось создавать скульптуры, — промямлил он.
Она покачала головой.
— Я такого не знаю.
— Я видел фотографии, на которых ваш муж поет в конкурсе крутых ирландских теноров.
— Да, он участвовал в конкурсе каждый год, — кивнула жена Джорджа.
— У него был хороший голос? Настоящий тенор? — спросил Дэвенпорт.
— Превосходный. Мы оба пели в колледже. Пожалуй, если он и интересовался искусством, то это была музыка.
— А какие партии он исполнял в колледже? — поинтересовался Лукас.
— Первого тенора. У меня контральто, и когда мы пели в смешанном хоре, то стояли рядом… Но почему вы спрашиваете?
— Я просто пытаюсь понять, каким он был, — ответил полицейский. — Мне нужно найти причину произошедшего.
— Боже мой, я многое могла бы вам рассказать, — сказала она, глядя пустыми глазами в пол. — Я не могу поверить, что он и Стефани…
— Если вам так будет легче, то и я в это не верю, — заметил Дэвенпорт. — И я был бы очень вам признателен, если бы вы в ближайшее время никому об этом не рассказывали.
— Так вы не верите? — уточнила она.
— Нет.
Позднее, когда детективы уходили, она спросила:
— Что мне теперь делать? Мне пятьдесят…
Одна из соседок посмотрела на Лукаса так, словно этот вопрос возник по его вине, и сказала:
— Перестань, Аннет, все еще будет в порядке.
Когда они шли по тропинке к «порше», Слоун оглянулся и увидел, что Аннет Джордж стоит у застекленной внутренней двери и смотрит им вслед.
— Зачем ты спрашивал об искусстве и о конкурсе ирландских теноров? — спросил он, повернувшись к Лукасу. — Ты действительно думаешь, что это не он?
— А ты когда-нибудь слышал о конкурсах ирландских теноров?
— Нет.
— Я однажды присутствовал на таком, на параде в День святого Патрика. Эти ребята настоящие певцы. У всех высокие голоса, в особенности у первого тенора. Ты наверняка слышал, как поют «My Wild Irish Rose»? А у нашего парня, позвонившего по «девять-один-один», совсем другой тембр. Не могу себе представить, чтобы он участвовал в конкурсе теноров. Если только у него в тот момент не было очень сильной простуды.
— Не похоже, что у него был простуженный голос, — прищурившись, заметил Слоун.
— Верно. У него баритон или даже бас.
— Кроме того, Джорджа не интересовала живопись и этот, как там его?..
— Редон, — рассеянно ответил Дэвенпорт. — Художник, с которым я беседовал, говорил, что нужно разбираться в живописи, чтобы вспомнить эту картину. Она не из тех, что видишь каждый день. А у Джорджа в кабинете не нашлось ни одного альбома по искусству.
Слоун вновь посмотрел на дом. Аннет Джордж больше не стояла у окна.
— Но если профессор не имел отношения к Стефани Беккер, то ее настоящий любовник еще жив. А все считают, что Дружком был Джордж.
— Давай немного об этом поразмышляем, — продолжал Лукас, медленно шагая к машине. — Если мы имеем дело с серийным убийцей, зачем он похоронил Джорджа? Двух остальных он даже спрятать не пытался. А возить тело по проселочным дорогам весьма опасно. Что он хотел скрыть, расправившись с Джорджем и закопав его тело?
— И почему не похоронил его в ночь убийства? Чего он ждал? Это дополнительный риск, — подхватил Слоун.
— Все слишком запутано. У меня начинают возникать сомнения — понимаем ли мы, что происходит, — сказал Лукас.
Они подошли к машине, и Лукас оперся о крыло.
— Мы продолжаем интересоваться Беккером, потому что нам кажется, что он убийца. Но подобные действия не имеют смысла с его точки зрения.
— Продолжай, — нетерпеливо сказал Слоун.
— Если преступник Беккер, почему убита Армистед? Он утверждает, что не был с ней знаком, и у нас нет оснований ему не верить. Ее друзья никогда не слышали о Беккере, они не помнят его лица. Если убийца прикончил Джорджа исключительно ради удовольствия, почему он похоронил только его, а остальных оставил на месте преступления?
Слоун кивнул и вздохнул.
— Ты прав, все непросто.
— Но интересно, — сказал Дэвенпорт.
— Дай ключи, — попросил его друг. — Я хочу сесть за руль этой колымаги.
На обратном пути Лукас рассказал Слоуну о могиле Джорджа и о словах Хелстрома «Дурная голова ногам покоя не дает».
— До слез нас рассмешил.
— Остроумно, — заметил Слоун, который любил разные каламбуры.
Они ехали на запад по I-94. Сидя на месте пассажира, лейтенант отрешенно смотрел на плакат, рекламирующий туры в Южную Дакоту. «Ногам покоя…»
— Проклятье! — воскликнул он. — Когда искали отпечатки в квартире Беккера, они проверяли пол возле ванной комнаты? Той, что находится рядом с ее спальней?
— Откуда мне знать, — ответил Слоун. — А почему ты спрашиваешь?
— Следы, — сказал Лукас. — Любовник, кем бы он ни был, протер ручки и все остальное, но могу спорить, что этот сукин сын не стал мыть пол. В таком случае мы все еще можем найти отпечатки его ног. И раз уж «ногам покоя не дает…»
