Еще издали Денисов прочитал знакомую афишу:
"Концертный зал «Луч». Жорж Визе. «Кармен».
Его пересекала наклейка с надписью: «Билеты проданы». Денисов остановился рядом со входом.
Дом по другую сторону улицы отличался той же массивностью, что и остальные его собратья. Между двумя продовольственными магазинами, занимавшими первый этаж, виднелся тяжелый квадратный проем, над которым во всю его длину чернело необычного вида окно.
"Верхняя часть круга, — подумал он, — ограниченная дугой и ее хордой.
Собственно, в фактической стороне записей Шерпа сомневаться не приходится.
Нашли же мы лежачий двадцатиподъездный небоскреб".
Он перешел на другую сторону. Без сомнения, в письме речь шла именно об этом доме. Рядом с аркой-проемом стояла телефонная будка. Прямоугольным проемом, наполовину заставленным пустыми ящиками, Денисов прошел во двор.
Двор оказался огромным, проходным, выходившим сразу на несколько ближайших улиц. Центральную часть его занимали детский сад и котельная, рядом с которой возвышались сетки ограждения спортивной площадки.
Против проема виднелась доска объявлений.
Денисов подошел. «Прием на курсы гитары…» Рядом висело извещение, относившееся к осени прошлого года, о смотре-продаже кроликов, намертво прихваченное каким-то особо стойким синтетическим клеем. Извещение пытались содрать, но безуспешно — следы соскобов веером уходили в стороны.
Подъезд, из которого можно было попасть в квартиру с необычным окном, был слева, ближний к проему.
Денисов вошел в него, стал подниматься. По обеим сторонам немыслимых теперь в жилом доме огромных лестничных площадок виднелись двери коммунальных квартир — по два-три звонка на каждой двери. Еще Денисов обратил внимание на количество ведер для пищевых отходов.
Сквозь выбитое окно второго этажа задувал с воем ветер.
«А если бы солнечный зайчик, сопровождавший Шерпа в троллейбусе, подумал Денисов, — остановился на окне другого дома? Какие у меня основания считать, что Шерп зашифровал местонахождение нужного мне лица?»
Он позвонил. Дверь долго не открывали, пришлось позвонить снова, на этот раз дважды. Послышалось неспешное старческое шарканье, тревожное:
— Это ты, Игорь? — Голос был женский.
— Игорь, — ответил Денисов. — Но другой.
— Другой? Что вы хотели?
— Мне нужно поговорить. Ваши соседи дома? — он подумал, что соседи могли оказаться более сговорчивыми.
— Салищевы?! — удивилась женщина. — Они же в больнице. Вы не знали?
— Я упустил из вида. Может, Ш разрешите все же войти и хотя бы оставить записку?
— Ее выпишут нескоро, & про него совсем не знаю…
— Прошу вас.
Внутренних замков было два. Один открылся легко, второй долго пробуксовывал — дверь не хотела отпираться. Наконец открылся и Он.
Старая женщина с седыми букольками, маленькая, во всем голубом — как он заметил потом, под цвет глаз, — опиралась на тяжелую, с массивным набалдашником трость. Прихожая была тоже огромная, заставленная мебелью, с обеих сторон виднелись двери с врезными замками.
«Минимум три ключа в каждой семье…» — отметил Денисов.
— Игорь — это мой внук, — объяснила женщина. — Хотел приехать.
Она повела Денисова в такую же большую, плотно заставленную и завешенную всем, что можно было поставить или повесить; комнату, Денисов насчитал несколько полукомодов, прикроватных ковриков, картин в тяжелых деревянных рамках и гобеленов. По обе Стороны окна висела бронза, окно было прямоугольным.
«Значит, то — необычное — в комнате у соседей…» — подумал он.
— Салищевы же в больнице, — снова сказала женщина, оставаясь стоять и показывая Денисову, чтобы он сел.
— Давно? — он выбрал стул, показавшийся ему надежнее других.
— С полгода. Нервные болезни быстро не лечатся.
Он успел сориентироваться:
— Это время в их комнате мог бы пожить одинокий человек.
— Квартирант?
— Я говорю о себе. Человек я тихий, вечерами больше дома. И вам тоже спокойнее. Мне рекомендовали и вас и квартиру.
Женщина не удивилась:
— Пожалуй. Но вам надо поговорить с их дочерью, А здесь и будет загвоздка!
— Редко приезжает?
— Раз в месяц, а то и реже. Лучше бы совсем не приезжала…
— Неприятная особа?
— Не то слово! — женщина перестала опираться на палку, массивная трость, видимо, была предназначена для иных функций. — После ее приезда квартира месяц выветривается, пока снова не приедет. У нее одно на уме
— пьянка, гулянка.
— Больше никто не бывает?
— Два раза племянник Салищева приезжал. Со своими ключами, Этот вел себя тихо. С книжечкой, с журнальчиком.
— Какой он из себя? — спросил Денисов. — Может, он мне и рекомендовал?
— Да нет. Он и в Москве не бывает… Девица эта ужасная! — сказала женщина. — Может пустую бутылку из окна выбросить. Никто с ней не связывается. Мусоропровода у нас нет… Как-то ей крикнули с улицы, так она открыла окно, свет выключила, чтобы ее не видели, и такое понесла…
— Давно? — спросил Денисов.
— Когда в последний, раз приезжала. В феврале. — Она повторила: — Ей везет, потому что никто не хочет связываться. У нее и компания такая!
"Может, Шерп был свидетелем пьяной оргии? — подумал Денисов. — Потому и написал: «Чем грозило нам темное окно?»
— Остается поставить лишний замок, притаиться как мышь, — женщина проводила его в коридор. — И молчать, когда приедет…
Он вышел во двор, заставленным ящиками проемом вернулся на шоссе.
Магазины по обе стороны проема были закрыты на обед, рядом с пустой телефонной будкой пожилая женщина кормила голубей.
Денисов снова вспомнил о скоморохе, которого он подобрал в тот вечер в подъезде ремонтирующегося здания.
"Если с талисманом адвоката в общем и целом ясно, то с хрустальной ладьей библиотекарши неясно ничего.
Ведь она взяла ладью после того, как по телефону переговорила с Шерпом и назначила ему свидание на девятнадцать. Как и Гладилину…"
Голуби слетались с карнизов, с окрестных деревьев, прохаживались, большие и важные, среди сновавших между ними юрких, не обращавших на себя внимание воробьев.
Денисов вспоминал:
«Костя, я сейчас!» — крикнула культурнику, выскочила из кабинета
Гилима, но побежала не к вестибюлю, назад, в библиотеку. «Чуть не забыла!..» И появилась с гладко отполированной хрустальной конфетницей…
— Денисов представил коридор с кактусами, пансионатский вестибюль, впереди, круглое окно на дорогу с автобусом, Ъ котором уже ждут сотрудники. — А если она увидела там — того, кого мы ищем, кто стрелял в нее в тот вечер? Увидела и поняла, что может случиться так, что помощи ждать будет неоткуда? И придется все решать самой…"
Он еще раньше оценил молчаливый мужественный характер библиотекарши.
«Но почему вазу? Чем мог помочь красивый, но бесполезный в данном случае кусок хрусталя против стального сердечника, покрытого тонким слоем томпака? — он чувствовал, что разгадка где-то близко. — И почему этот человек был у автобуса? Имел отношение к пансионату?»
Такая версия у него была, но он знал, что у него еще остается несколько дней — до разъезда нынешней смены отдыхающих. Тот, кто уехал бы до окончания срока путевки, сразу бы обратил на себя внимание.
Женщина, кормившая голубей, бросила последнюю пригоршню крупы, вернулась во двор. У дверей магазинов, пока еще закрытых, выстроились небольшие очереди. Пока Денлсов стоял, небо еще больше затянулось серым.
Но снега не было.
"Если Белогорлова взяла хрусталь, увидев этого человека у пансионата, значит… — Мысль в одно мгновение/ опустив длинную цепь промежуточных суждений, оценок, выводов, сформулировала конечное — чисто практическое: —
Гилим все-таки плохо организовал поиск похищенных из библиотеки книг!"
Денисов вошел в телефонную будку, набрал номер.
— Слушаю, — мужской голос был незнакомый.
— Передайте, пожалуйста, трубку Ивану Ефимовичу, — Денисов решил, что говорит с кем-то из сотрудников пансионата.
— Кому-у? — пропел незнакомый голос. — Какому Ивану Ефимовичу? — Уже вешая трубку, Денисов еще расслышал: — Вы ка-а-кой номер…
Денисов позвонил снова, на этот раз автомат соединил правильно: у телефона был Гилим.
— Добрый день. Это Денисов.
— Добрый, добрый, — Гилим словно обрадовался звонку инспектора. — Хотя какой он добрый? Нёбо хмурится. Какое-нибудь дело есть?
— Я прошу вас собрать персонал и снова осмотреть все подсобные помещения. Украденные из библиотеки
книги должны быть где-то у вас. Думаю, из здания их не вынесли.
Гилим удивленно молчал.
— Я сейчас еду в один адрес, потом к вам, — он повесил трубку раньше, чем его собеседник опомнился.
"О книгах я знал с самого начала, — подумал он, сбегая в метро. — И о хрустале. Шерп ни при чем. И всетаки: когда я узнал об адвокате, яснее увидел связи.
