— Проклятье! Я рассчитывал на большее.
Лукас гнал автомобиль с максимально возможной в темноте скоростью, но к югу от Грин-Бей попал в сильный снегопад. Порывы ветра бросали на ветровое стекло крупные хлопья влажного снега. На окраине Грин-Бей он притормозил возле «Макдоналдса», купил чизбургер, кофе и поехал дальше. К западу от Парк-Фоллза, на окружной автостраде F, он увидел два легковых автомобиля и пикап, стоящие посреди дороги, и сбросил скорость.
Мужчина в арктической парке знаком предложил Лукасу ехать дальше, но он остановился и опустил окно.
— Есть проблемы?
Лицо человека, обрамленное мехом капюшона, казалось маленьким: Лукас смог разглядеть лишь один глаз. Мужчина показал на группу людей на заснеженной обочине.
— Там олень. Он шел по шоссе, словно не понимал, где находится. И все время падал. Наверное, он истощен.
— Я полицейский, у меня есть пистолет.
— Мы собираемся связать его, отвезти в город и накормить. Это олененок.
— Удачи вам.
Метель усилилась, когда Лукас пересек границу между округами Прайс и Линкольн. В городе, в свете уличных фонарей, крупные снежинки превращали все вокруг в яркую рекламу Рождества.
Войдя в дом Уэзер, он обнаружил, что она играет с Климптом в кункен.[16]
— Как все прошло? — спросил следователь и бросил карты, даже не взглянув на них.
— Мы нашли снимок, но это ничего не дает, — ответил Лукас.
Он вытащил из кармана вырванный из журнала листок и передал Климпту. Тот развернул фотографию, посмотрел и сказал:
— Что ж, теперь мы знаем, что он белый.
Лукас покачал головой. Уэзер потянулась к листку, но Климпт отвел ее руку в сторону.
— Не для леди.
— Поцелуй меня в зад, Джин, — сердито ответила Уэзер.
— Да, мадам, как скажете, — хохотнул следователь и вернул фотографию Лукасу. — Ты будешь ночевать здесь?
— Да. Но я бы хотел отвезти Уэзер в такое место, о котором никто не знает.
Она хлопнула по коленям.
— Правильно, решайте все за меня — я всего лишь лампа.
Климпт посмотрел на нее и вздохнул.
— Проклятые феминистки. Можете поехать ко мне, — предложил он Лукасу.
— Через десять минут об этом станет известно всему городу, — возразила доктор. — Все знают мою машину и твое расписание. Если в твоих окнах будет гореть свет, в то время как ты должен находиться на работе, кто-нибудь обязательно позвонит в полицию.
— Да.
— Пока кто-то из вас остается здесь, со мной все будет в порядке, — сказала Уэзер, переводя взгляд с одного на другого.
Когда Климпт уехал, Уэзер взяла Лукаса за воротник, поцеловала и велела:
— Покажи фотографию.
Он вытащил ее из кармана куртки и протянул Уэзер.
— Впечатляет, — сказала она, рассмотрев снимок, и покачала головой. — У меня около тридцати пациентов плотного телосложения, похожих на этого. Как можно его узнать? — Она снова тряхнула головой. — Нет, я ничем не смогу тебе помочь.
— Это меня добивает, — Лукас провел ладонью по волосам. — Мы должны найти способ как-то ускорить расследование. Я думал, на фотографии что-то есть и если даже нельзя установить личность мужчины, то мы обнаружим хоть какую-то подсказку.
— Послушай-ка, — начала Уэзер, ткнув фотографией в сторону Лукаса. — Джим Харпер занимался запретным сексом, и я не верю, что Расс не знал об этом. Если кого-то шантажировали, то этим занимался именно он.
Лукас еще раз задумчиво посмотрел на снимок.
— Ты права. Нам нужно взять его в разработку. И пусть об этом станет известно. Может быть, наш убийца попытается добраться до него, или Харпер назовет имя.
Он прошелся по гостиной, прикасаясь к разным предметам, принадлежащим Уэзер: фотографиям ее родителей, фарфоровой куколке фирмы «Хаммел».
— Если мы сумеем столкнуть Шонекеров и Харпера… Хм…
Он аккуратно сложил фотографию и засунул ее в свой бумажник так, чтобы она всякий раз попадалась на глаза, когда он будет за что-нибудь платить.
— Как ты себя чувствуешь?
Уэзер пожала плечами.
— Я устала, но спать не могу. Наверное, мне немного страшно.
— Тебе нужно уехать. Навести каких-нибудь друзей в Миннеаполисе.
Она покачала головой.
— Нет. Я не стану менять из-за него свой образ жизни.
— Довольно глупо.
— И что с того? — вскинулась Уэзер. — А как ты? Устал?
— После долгой езды на машине все тело затекло, — ответил Лукас, зевая и потягиваясь.
— Когда я купила этот дом, то сделала только одно существенное изменение — серьезный ремонт в ванной комнате. Теперь у меня есть гидромассаж. Почему бы тебе не полежать в горячей воде? А я пока приготовлю поесть.
— Замечательная идея, — ответил Лукас.
Ванна выглядела так, словно была отделана черным мрамором, а ее длина составляла не менее шести футов. Лукас наполнил ее наполовину, немного повозился с панелью управления. Наконец моторчик заработал, и Лукас забрался в ванну. Оказалось, что если положить голову на край, то тело будет свободно парить в горячей воде. Тепло позволило ему быстро расслабиться, усталые мышцы отдыхали.
Фотография должна стать ключом ко всему делу, и теперь она у него есть. Почему же он ничего не видит на ней? Что он пропустил?
Дверь ванной комнаты распахнулась, и вошла Уэзер в халате, с бутылкой вина в руках. Лукас смутился и сел, но она сбросила халат и голой ногой попробовала воду.
У нее была маленькая крепкая грудь, гладкая гибкая спина и длинные ноги.
— Горячо, — сказала она, забираясь в дальнюю часть ванны.
Лукасу показалось, что она покраснела; впрочем, возможно, все дело было в жаре.
— А как насчет еды? — спросил он.
— Ты на нее смотришь, милый, — ответила Уэзер.
На четвертый день расследования Лукасу казалось, что он провел в округе Оджибве целую вечность. И что он очень давно знаком с Уэзер.
Лукас вошел в офис шерифа в начале девятого. День обещал быть теплым: температура поднялась выше нуля, на улицах появились мокрые пятна в тех местах, где растворяющие лед химикаты справились со снегом. Небо оставалось свинцово-серым. Но, несмотря на тучи над головой, Лукас ощущал легкость. Он чувствовал, что изменился.
Он все еще ощущал аромат Уэзер, хотя и не был уверен в его реальности — быть может, все это существовало лишь в его воспоминаниях.
А вот Карр легкости не чувствовал. Если в день убийства Лакортов он был здоровым и розовым, то теперь его утомленное лицо посерело. Он не выглядел ни голодным, ни истощенным, а просто иссохшим, словно умирал от жажды.
— Привез фотографию? — сразу спросил он.
Лукас протянул ему порнографический журнал, открытый на странице с Джимом Харпером.
— Это он? — спросил шериф, разглядывая снимок.
— Да. Во всяком случае, именно это прятали у себя Лакорты.
Карр поднес журнал к свету, чтобы лучше рассмотреть. В кабинет вошел Генри Лейси, кивнул Лукасу, и шериф протянул ему фотографию.
— Кто это, Генри? Ты знаешь этого толстяка?
Лейси бросил взгляд на снимок, а потом посмотрел на Лукаса.
— Я ничего такого не вижу. Может, я что-то упускаю?
— Не думаю, — ответил тот.
Карр принялся грызть ноготь большого пальца, затем, поймав себя на этом, быстро опустил руку на письменный стол. Его движения были отрывистыми, судорожными. Чувствовалось, что он совершенно измотан.
— Когда ты спал в последний раз? — спросил Лукас.
— Не помню, — рассеянно ответил шериф. — Кто-то должен мне сказать, что делать дальше.
— Насколько хорошо ты знаком с редактором «Реджистера»? И ребятами с радиостанции?
— В одинаковой степени, — ответил Карр, повернулся вместе с креслом и посмотрел в окно на гараж. — В общем, достаточно близко. Дэнни Джонс — брат Боба Джонса.
— Директора средней школы?
— Точно. По средам мы обычно играем в покер. По крайней мере, играли до того, как это произошло.
— Если ты прямо скажешь ему, что́ нужно передать по радио или написать в газете, чтобы довести дело до конца, он поверит тебе? — спросил Лукас.
Продолжая смотреть в окно, Карр обдумал вопрос.
— В данном случае, пожалуй, да.
Лукас рассказал, чего он хочет. Они должны обратиться к окружному прокурору, показать ему фотографию Джима и получить ордер на арест его отца. Харпера обвинят в распространении детской порнографии и посадят в тюрьму.
— Через двадцать минут его выпустят под залог, — сказал Лейси.
— Нет, если мы все сделаем правильно, — возразил Лукас. — Мы возьмем его днем, допросим, а вечером предъявим обвинение. И до понедельника нам нет необходимости отвозить его в суд. Мы сообщим в «Реджистер», что он арестован в связи с участием в распространении порнографии и это обнаружено во время расследования убийства Лакортов. Кроме того, мы пустим слух, что Харпер согласился на сотрудничество с полицией и пытается получить неприкосновенность в обмен на имена остальных членов группы. А Харперу мы скажем, что освободим его, если только Шонекеры не начнут сотрудничать с нами раньше его. Кстати, удалось что-нибудь узнать о них?