— Яковлев… — сдавленно окликнул Валерий. — Погляди…
Оперативник заглянул через плечо Померанцева и тихо присвистнул. Только что пробившийся наконец сквозь тучи солнечный луч упал на молчаливо застывшего в углу идола, заставив засверкать черный лак почти живым, подвижным блеском…
— Значит, так, — Померанцев перевел дыхание, — Володька Поремский сегодня перетопчется без тебя, с одной Романовой. Криминалисту придется обработать найденную висючку прямо сейчас, на месте… После чего ты забираешь эту дрянь и едешь в Историчку сам и сегодня. Покажешь тамошним круглоголовым, наверняка опознают в этом уроде что-нибудь знакомое… Если нет, свяжешься со мной. Если да, тоже свяжешься… Дальше будем решать в зависимости от ситуации!
Больше всего на свете Ирине Генриховне хотелось в данный момент расплакаться. Однако она твердо помнила, что, пока Шурик находится в своем нынешнем состоянии, ни на какие отрицательные эмоции она не имеет права, он моментально почувствует — и это наверняка отразится на его здоровье… Хватит с него и того, что сегодня он в последний раз видится со своим Славкой… Ах как все не вовремя!..
Ирина все-таки всхлипнула пару раз, отойдя от палаты, где оставила старых товарищей вдвоем, подальше, и, присев на попавшийся по дороге диванчик, затихла, приготовившись покорно ждать. Она надеялась, что ее ожидание не затянется: Слава наверняка и сам понимает, насколько вредно Шурику сейчас волноваться…
— Ну, рыжий упрямец, — произносил в этот момент Александр Борисович, глядя на генерала со смешанным чувством горечи и сочувствия, — проходи, присаживайся… Все-таки едешь?
— Все-таки еду, — в тон ответил Грязнов.
— Не дождавшись конца следствия, — покачал головой Турецкий.
— Я дождался момента, — возразил Вячеслав Иванович, — когда полностью уверен, что мерзавцу не дадут уйти… Если Сева сказал это, значит, так и будет… Пойми, Саня, мне… Мне невыносимо быть здесь…
Голос генерала едва заметно дрогнул. Александр Борисович нахмурился, но держать паузу не стал.
— Ладно, — сказал он, — черт с тобой, катись охранять своих зверюг… кого, кстати?
— Это лесничество, — пояснил Грязнов. — Тайга, между Новосибирском и… Да вот, я же тебе адрес принес!
— Ты что же, собираешься отныне дружить со мной по переписке?
Александр Борисович насмешливо изогнул бровь, состроив столь знакомую его другу гримасу.
— Я собираюсь тебя в гости к себе звать, когда все это… — он покосился на укрытые одеялом ноги Турецкого, — останется позади…
— А-а-а… — с ироничным пониманием протянул тот. — В гости, значит, в матушку-тайгу… Ладно, пока замнем для ясности! Лучше поделись-ка на прощание, чем там ребята твои заняты, я имею в виду «Глорию». Если судить по только что произнесенной тобой фразе, в отличие от Кости с его командой, они что-то явно нарыли. Я прав?
— Ты прав, — кивнул Вячеслав Иванович. — Но деталей я, Саня, клянусь, и сам не знаю… Я просто верю им, потому что…
— Можешь не пояснять, ясно почему!.. Значит, не знаешь… Что, совсем ничего?
— Совсем! — решительно отрезал Грязнов и отвел глаза, слишком пристально и заинтересованно для того, чтобы это оказалось естественным, уставившись в окно.
Александр Борисович неодобрительно посмотрел на генерала, но спорить с ним не стал, зная, что, когда тот заявляет что-то столь безапелляционным тоном, пытать его совершенно бесполезно.
— Что ж… — произнес он. — Это не страшно, поскольку мы, как говорится, и сами с усами…
— Что ты имеешь в виду? — Вячеслав Иванович подозрительно уставился на Турецкого. — Ты что же… Ирина сказала, что врач считает…
— Что мне вредно волноваться! — перебил его Саня. — А волнуюсь я, дорогой мой Слава, не тогда, когда бываю в курсе происходящего, а совсем наоборот: когда от меня, любимого, скрывают все что можно и нельзя!
Какое-то мгновение Вячеслав Иванович, казалось, колебался. Но это действительно длилось не более секунды. Упрямое выражение на физиономии генерала вновь закрепилось, и Александр Борисович мысленно чертыхнулся.
— Я говорю правду! — действительно с весьма правдоподобной интонацией произнес Грязнов. — Никакие детали мне неизвестны, я… Я сам сразу не хотел их знать, слышать о них… Разве, узнай я подробности… Разве этим возможно повернуть время вспять?..
В голосе Вячеслава Ивановича прозвучало столько боли, что теперь Турецкий мысленно обругал уже самого себя: не следовало заводить этот разговор, не следовало… Все равно что ткнуть ножом в свежую рану… В известном смысле он сам был в куда лучшем психологическом положении, чем Слава… Удивительная мысль, если учесть нынешнее положение Турецкого, но, как ни странно, это правда! Оказывается, быть жертвой куда легче, чем считать себя палачом… Господи, ну как разъяснить старому товарищу, возможно самому близкому из всех друзей, всю глубину его заблуждения?!
— Славка… — тихо окликнул Грязнова Турецкий. — А Славка…
— Ну что, господа хорошие? По-моему, и в принципиальность, и в клятвы вы наиграться успели. — Алексей Петрович Кротов, занявший в данный момент место за столом покойного Дениса, спокойно и внимательно обвел взглядом лица притихших оперативников. — Думаю, — продолжил он, — последним человеком, одобрившим вашу нынешнюю позицию, был бы сам Денис…
В комнате царила абсолютная тишина. Мужчины слушали Кротова молча, опустив глаза. Перебивать его, тем более возражать, желания после сегодняшнего утра ни у кого не было.
— Думаю, вы и сами это понимаете, тем не менее итоги я позволю себе подвести.
Начну с того, что Грозов конечно же не просто редкостный негодяй, но еще и негодяй спятивший. А вот те, кто стоят за его спиной, судя по всему, вполне нормальные психически, а следовательно, вдвойне опасные сволочи… Надеюсь, все это понимают?
— То, что один он не мог все это… организовать, — негромко произнес Голованов, — понимают отныне все… Одна взрывчатка чего стоит!
— Да, — кивнул Кротов, — такой пластит находился и находится сейчас исключительно в распоряжении нашей армии, до сих пор, насколько могу судить, мы с ним не сталкивались — вплоть до момента, когда обнаружили после взрыва, а затем сегодня в мастерской. Но это далеко не все…
Все наконец зашевелились, к Алексею Петровичу один за другим потянулись взгляды оперативников.
— Как вы понимаете, самая главная часть любого теракта — информационная, так же как и операции по его предотвращению. Нужно планировать акции заранее, а для этого знать, где именно они должны проводиться для… максимального эффекта. Если коротко, соответствующие люди, которые параллельно с вами занимаются расследованием, пришли к выводу: у тех, кто стоит за спиной Грозова, есть связи непосредственно в Генпрокуратуре, МВД и, возможно, в ФСБ… Поверьте, основания так полагать очень веские!
— Извини, Алексей Петрович, — подал голос Голованов, — то, о чем ты сейчас говоришь, подозрения абстрактного характера или речь идет о конкретных людях?
— Если позволишь, я на этот вопрос отвечать пока не буду. Скажу только, что выйти на упомянутых тобой конкретных людей можно исключительно через нашего спятившего спецназовца… Его теперь найдут, найдут обязательно… Вчера в Москву с этой целью по… скажем так… по очень высокому распоряжению, командирован тот самый его товарищ по Анголе, который передал нам известный вам текст и снимок…
— Ладно, Кротов, — неожиданно заговорил Агеев, — можешь дальше не продолжать нас переубеждать. Считай, дело сделано, лучше… Может, расскажешь, что там удалось нарыть Генпрокуратуре?..
— Сегодня вечером, в девять тридцать, я встречаюсь с Меркуловым и остальной опергруппой. — Впервые за все время Алексей Петрович слегка улыбнулся. — Думаю, вы не сомневаетесь, что в состав бригады входят представители антитеррористической команды ФСБ… Вот там и решим, после обмена информацией, относительно уровня сотрудничества с «Глорией»…
— Хочешь сказать, нам теперь дадут пинка под зад, обвинив в том, что, если б не мы, девочка осталась бы жива? — мрачно брякнул Щербак.
— Нет, я сказал именно то, что сказал: вы, ребятушки, слишком глубоко увязли в этом деле, чтобы вас можно было так вот легко взять и, как ты, Коля, выразился, под зад. И, честно говоря, работу проделали — ту, что проделали, — на «отлично»…
— И на том спасибо! — выразил общее мнение Всеволод Михайлович Голованов. — Передай, пожалуйста, Меркулову, что мы готовы…
Ирина Генриховна сидела в коридоре, как ей казалось, уже целую вечность, хотя на самом деле прошло не более получаса с того момента, как она оставила их вдвоем. Наконец дверь палаты распахнулась — и бледный как полотно Грязнов медленно перешагнул порог, еще раз оглянулся через плечо. Потом вяло махнул рукой и прикрыл за собой дверь так медленно и осторожно, словно она была стеклянная…
