Ознакомительная версия.
«Врет! Нагло врет! — подумал Турецкий. — Все она прекрасно знает, только не хочет говорить. И даже имя девушки назвать не желает».
— То ли Маша, то ли Даша… А может, Наташа.
— Простите, но это несколько неправдоподобно звучит. Вы даже не знаете имя девушки, в которую был влюблен ваш сын? Притом настолько влюблен, что из-за нее бросил институт и ушел добровольцем в Чечню!
— Мой сын всегда был довольно странным ребенком. Он был очень замкнутым, рос в каком-то своем мире и не пускал в него других.
— Даже собственных родителей?
— Даже собственных родителей. Так что боюсь, что…
— Что же… Я благодарю вас за помощь. Хотя мне почему-то кажется, что вы не рассказываете мне все, что знаете.
— Извините. Если это возможно, мне бы хотелось поскорее закончить этот неприятный разговор.
«Врет, стерва. Покрывает сыночка!»
Турецкий поднялся.
— Ну не смею более вас задерживать. Всего вам доброго. И до свидания.
— Вы полагаете, что я еще вас увижу? — поинтересовалась Елена Станиславовна без энтузиазма.
— Не сомневаюсь, — лучезарно улыбнулся в ответ Турецкий.
Из машины Турецкий позвонил Славе Грязнову.
— Привет, Славик!
— А, здорово! — отозвался Вячеслав в трубке мобильника. — Ну что, поговорил с вдовицей?
— Поговорил, — проворчал Турецкий. — Не хочет наша вдовица помогать следственным органам.
— Что, ничего путного не говорит?
— То есть просто абсолютно не идет на контакт. Про сыночка своего никак не распространяется. Ничего не знаю, ничего не видела, ничего не слышала. У мальчика свой внутренний мир, и он никого в него не допускал. Как зовут подружу — не помню, не то Даша, не то Наташа. Одним словом, глухо, как в могиле.
— Знаешь, Сашок, о чем все это говорит?
— Ну скажи, о чем же, по-твоему, все это говорит?
— Она сама подозревает собственного ненаглядного сыночка. И именно поэтому покрывает его перед нами. Не хочет его нам, так сказать, сдавать.
Турецкий помолчал несколько секунд.
— А что? В этой мысли что-то есть. Впрочем, она нам сейчас не особенно помогает, но все равно интересно.
— Так что, мадам Смирнова не сказала тебе, где найти этого самого Виктора?
— Она дала адрес квартиры, где жил покойный Жаворонков.
— В смысле его папаша?
— Ну да. Но с сынком Елена уже длительное время не контактирует: поссорились — а из-за чего, она отказывается говорить.
— Н-да, странная семейка, — хмыкнул Грязнов.
— Короче, Славка, я сейчас еду туда.
— К Жаворонковым?
— Ну да.
— А ты знаешь, что я тебе сейчас скажу?
— Ну?
— Точнее, спрошу.
— Ну же валяй, не томи.
— У тебя оружие с собой?
— Нет, — рассмеялся Александр.
— Зря ржешь, дубина, — рявкнул Грязнов в трубке. — Мне что-то этот Витек ужасно не нравится.
— Вячеслав Иванович, вы стареете! — продолжал веселиться Турецкий. — Ты что, старик? Или у тебя уже тоже развилась мания преследования?
— Брось, Сашка, балагурить, так твою мать! Ты же знаешь мою интуицию. Я старый сыскной пес, и мой нюх проверен не раз и не два. И вот чует мое сердце, хоть ты тресни: нахлебаемся мы еще с этим Витьком по самое не могу.
— Ну раз ты так беспокоишься за мою драгоценную жизнь — что, кстати, очень трогательно и любезно с твоей стороны…
— Ой, перестал бы ты выступать!
— …Тогда приставь ко мне конвой.
— Конвой не конвой, — все еще серьезно ответил Вячеслав, — а давай-ка мы с тобой вместе съездим. Давно мы с тобой вместе не ездили на дело!
— Так бы и сказал, что засиделся в своем кабинете, хочешь прокатиться, на людей посмотреть, себя показать.
— Так что, заедешь за мной?
— Ну конечно, заеду, куда же я денусь! Ты где сейчас — на Петровке?
— Ну да.
— Тогда будь готов, я стартую.
— Что это ты, Славка, в панику ударяешься? — произнес Турецкий, когда Вячеслав, кряхтя, погрузил себя в щеголеватый темно-синий «Пежо-406». — Подумаешь, эка невидаль с подозреваемым поговорить — то ли я в первый раз замужем!
— Вот хошь — верь, хошь — не верь, а у меня предчувствие насчет этого поганого Витька.
Грязнов для убедительности рубанул ребром ладони по передней панели.
— Я, конечно, твои предчувствия уважаю, — сказал Александр. — Так же, как и твои суеверия.
— Ах суеверия! Вот как ты…
— Ну не обижайся. Просто мне кажется, что ты перестраховываешься.
— А знаешь, старик, иногда лучше перестраховаться!
— Когда это мы руководствовались подобными принципами?
— Никогда не руководствовались. И очень глупо с нашей стороны. Но тогда мы были молодые, горячие… Безмозглые. Рисковали почем зря. А сейчас хочется верить, что все же немного мозгов у нас появилось…
— Послушай, ну мы, конечно, стали пожилыми зубрами, но все же порох-то у нас еще остался, а? В наших пороховницах?
— Пороху хватит, — подмигнул Грязнов, похлопывая себя по пояснице.
— Ладно, хватит болтать, — сказал Турецкий. — По-моему, мы приехали.
Вячеслав Иванович молча достал из кобуры пистолет Макарова.
— Слав, да перестань. Ну что ты готовишься, как на войну!
— Ладно-ладно, — прохрипел тот. — Не учи ученого. У тебя работа интеллектуальная — концепции там, теории, дедукция. Разговоры разные, разоблачения. А мы, понимаешь, народ простой, наше дело преступника брать. Так что иди себе тихонько за мной и не мельтеши, — закончил Грязнов, заходя в подъезд.
— Дверь заперта. Мы не знаем код, — горестно пожаловался Турецкий.
— Ну это же старо как мир! — научил его Грязнов. — Ты что, телевизор не смотришь? Самые стертые клавиши и есть те самые, кото…
Но он не успел закончить свою менторскую тираду, потому что тяжелая дверь отворилась и через нее просочилась крохотная смешная девочка лет шести, с огненно-рыжими косичками.
— Ты видишь, — шепнул Грязнов, вставляя ногу в образовавшийся проем. — Рыжие не дремлют! У нас везде свои кадры.
Чувствуя себя героями остросюжетного кино, друзья двинулись вверх по лестнице.
Однако их ждало разочарование. В квартире номер 32 явно никого не было. Одинокий звонок разносился по всем ее углам, но некому было ответить на него.
— Вы это… к кому? — испуганно скрипнул старушечий голос за спиной.
— Мы, бабуля, из уголовного розыска, — несколько упрощая формулировку, ответствовал Грязнов, доставая и протягивая бабуле удостоверение. — А скажите-ка нам, как нам найти Виктора Жаворонкова?
— Ой, неужели натворил чего Витюшка? — охнуло ветхое привидение, материализуясь в типичную дворовую старушенцию в платочке и бесцветном халате.
— Не-ет, — заверил ее Вячеслав Иванович. — Ну что-о вы. Просто он проходит свидетелем по одному очень-очень важному делу.
— А-а, — шамкнула бабуся.
— А вы давно его видели?
— Да с тех пор, как папка-то его опочил, царствие небесное Георгию Федоровичу, Витюшка-то здесь и не живет.
Сыщики переглянулись.
— А мамка, та еще раньше сбежала. Говорят — с любовником, прости господи…
— А где же он живет? Виктор-то?
— А бог его ведает! Я знаю только, что приходит он где-то в неделю раз и выходит завсегда с котомкой. Я думаю, — старушка конспиративно понизила голос, — что он продает книги. Книг-то у Георгия покойного было видимо-невидимо! Видно, деньги сынку надобны.
— Спасибо вам, уважаемая, — молвили хором оба детектива, но вошедшая в раж бабуля продолжала:
— Вот ведь удивительное дело! Георгий, царствие небесное, такой положительный был человек, такой спокойный, вежливый… А семья у него какая-то, — бабка вновь понизила голос до заговорщицкого, — сумасшедшая! Что жена, что сын…
Она готова была говорить еще, но Турецкий и Грязнов узнали все, что им было нужно, и поэтому поспешили распрощаться.
— Ну что ты об этом думаешь? — спросил Александр, когда оба они вышли на улицу.
— Здесь нужно поставить засаду. — Грязнов был озабочен. — Если он появится, то сразу…
Вячеслав сделал жест хватательного характера, такой эмоциональный, что неведомый пока взрывник, если бы мог его увидеть, наверняка бы испугался и сдался без боя.
— Да, это можно, — лениво согласился Турецкий. — Людей-то хватит?
— Обижаешь! Дам лучших из лучших.
— Но беда вся в том, что он может, как назло, не появиться здесь еще неделю, а то и две. А у нас нет столько времени.
— А ты уверен, что это именно он?
— Что «он»?
— Наш взрывник.
— Ну уверенным быть нельзя ни в чем, — проговорил Турецкий. — Но посуди сам: ведь все сходится очень удачно. Странный ребенок, мозги не на месте. Несчастная любовь, Чечня. Там, поди, насмотрелся всякого разного — и совсем крышей поехал. А тут приезжает домой — папа кончает с собой. Спрашивается, почему? А потому что мама ушла к другому. А к кому же это к другому? А вот к тому самому генералу Евгению Ивановичу Смирнову, который папу покойного так несправедливо обижал.
Ознакомительная версия.
