Дюланж затушил сигарету и потянулся к пачке. Расс делал отметки в блокноте; я начал соотносить время их встречи и местонахождение этого бара, которое я помнил еще по работе в патрульно-постовой службе. Он располагался на 6-й и Хилл — в двух кварталах от гостиницы «Билтмор», той самой, возле которой Рыжий Мэнли высадил Орхидею в пятницу, десятого января. Рассказ Француза, несмотря на его бредовость, начинал приобретать черты правдоподобия.
Расс спросил:
— Джо, ты говоришь про ночь с субботы одиннадцатого на воскресенье двенадцатого?
Дюланж закурил еще одну сигарету.
— Я — француз, а не календарь. После субботы идет воскресенье, вот и высчитывайте.
— Продолжай.
— Ну так вот, мы с Джонни болтаем с Орхидеей, а потом я приглашаю ее в гостиницу. Приезжаем туда, а там вовсю шуруют тараканы, воют и вгрызаются в стены. Орхидея говорит, что она не останется здесь пока я не прикончу их всех. Я хватаю Джонни и начинаю их лупцевать, Джонни говорит, что ему не больно. Но этой сучке мало, она хочет, чтобы я избавился от них научным способом. Я иду на улицу и нахожу «химика», за пятерку он дает мне жидкий яд для тараканов. Потом мы с Орхидеей трахаемся как кролики, Джонни Ред наблюдает. Он обозлился на меня, потому что она такая конфетка, а ему ничего не перепадает. Я задал ему совершенно конкретный вопрос:
— Опиши ее тело. Только постарайся, иначе не увидишь Джонни Реда до тех пор, пока тебя отсюда не выпустят.
Его лицо осунулось; он стал похож на ребенка, у которого хотят отобрать любимого плюшевого мишку. Расс сказал:
— Ответь на вопрос, Джо.
Дюланж ухмыльнулся.
— До тех пор пока я их не отрезал, у нее были маленькие, стоящие торчком груди с розовыми сосками. Полноватые ноги, красивая щелка. Еще у нее были эти родинки, про которые я говорил майору Кэрролу, и небольшие царапины на спине, свежие, как будто ее только что отхлестали.
Я вздрогнул, вспомнив «небольшие царапины», которые упоминались в отчете патологоанатома. Расс сказал:
— Продолжай, Джо.
Дюланж изобразил садистскую улыбку.
— Потом она начала молоть пургу, типа: «Почему у тебя столько медалей, а ты до сих пор капрал?» Называет меня Мэттом и Гордоном и несет что-то про нашего ребенка, хотя мы трахнулись всего один раз и на мне была резинка. Джонни это напугало, и он вместе с тараканами запел: «Нет, сэр, это не наша детка». Мне хочется еще попарить колотушку, и я беру Орхидею и отвожу ее через дорогу к Клопу, плачу ему десятку, и он устраивает ей фальшивый медосмотр, после которого говорит:
— Ребенок будет здоровым и появится через шесть месяцев.
Еще одно подтверждение, капля достоверной информации в потоке явного бреда: Мэтт и Гордон — это, очевидно, Мэтт Гордон и Джозеф Гордон Фиклинг, два псевдомужа Бетти Шорт. Я ставлю 50 на 50 и думаю, что пора кончать эту бодягу — ради Ли Бланчарда; Расс спрашивает:
— И что дальше, Джо?
Дюланж выглядит озадаченным — куда девалась бравада, словоохотливость пьяницы и желание вновь встретиться с Джонни Редом.
— Дальше я ее порезал.
— Где?
— На две части.
— Нет, Джо. Где ты порезал ее?
— А-а. В гостинице.
— В каком номере?
— 116-м.
— Как ты доставил тело на 39-ю и Нортон?
— Я угнал машину.
— Какую машину?
— "Шевроле".
— Год выпуска и модель?
— 43-го года, седан.
— Во время войны в Америке не производили автомобилей, Джо. Попробуй еще раз.
— 47-го года, седан.
— Кто-то оставил ключи зажигания в новенькой машине? В центре Лос-Анджелеса?
— Я завел ее без ключей.
— Как ты завел ее без ключей, Джо?
— Что?
— Объясни, как ты это сделал.
— Я забыл как. Я был пьян.
Я перебил его:
— Где находится 39-я и Нортон?
Дюланж стал теребить пачку сигарет.
— Рядом с Креншо-бульваром и Колизеум-стрит.
— Расскажи мне что-нибудь, чего не было в газетах.
— Я сделал ей разрез от уха до уха.
— Об этом знают все.
— Мы с Джонни изнасиловали ее.
— Ее никто не насиловал и в любом случае остались бы отпечатки Джонни. Но ничего такого не обнаружили. Почему ты убил ее?
— Она плохо трахалась.
— Чепуха. Ты говорил, что она трахалась как кролик.
— Как плохой кролик.
— В темноте все кошки серы, говнюк. Так почему ты убил ее?
— Она не хотела трахаться по-французски.
— Это еще не причина. Ты можешь трахнуться по-французски с любой пятидолларовой шлюхой. Такой француз, как ты, должен это знать.
— Она плохо трахалась по-французски.
— Не выдумывай, говнюк.
— Я покромсал ее на куски!
Я грохнул по столу кулаком а-ля Гарри Сирз.
— Врешь, падла!
Конвоир встал; Дюланж заорал:
— Я хочу своего Джонни.
Расс сказал капитану:
— Приведите его сюда через шесть часов, — и улыбнулся мне такой нежной улыбкой, какую я никогда до этого у него не замечал.
* * *
Вероятность того, что Дюланж убил Бетти составляла 50 на 50, хотя сейчас мы постепенно склонялись к соотношению 75 на 25 не в его пользу. Расс вышел позвонить в Отдел и сообщить о результатах допроса, а также распорядиться, чтобы в номер 116 гостиницы «Гавана» отправили экспертов для обнаружения следов крови; я пошел спать в комнату, которую для нас отвел майор Кэррол. Мне снились Бетти Шорт и Потрошитель; а когда зазвонил будильник, я грезил о Мадлен.
Открыв глаза, я увидел Расса, одетого в чистый выглаженный костюм. Он протянул мне газету и сказал:
— Никогда не недооценивай Эллиса Лоу.
Это был таблоид. На первой полосе красовался заголовок: «Военнослужащего из Форт-Дикс обвиняют в чудовищном лос-анджелесском убийстве!» Ниже под заголовком были помещены фотографии Дюланжа и Лоу, стоящего в театральной позе у своего стола. В статье было сказано следующее:
"Как сообщили сегодня наши коллеги из «Лос-Анджелес Миррор» Эллис Лоу, заместитель окружного прокурора Лос-Анджелеса, главный юридический консультант в деле об убийстве Черной Орхидеи, вчера вечером заявил, что в этом деле наметился гигантский прорыв. «Мои ближайшие помощники лейтенант Миллард и сержант Блайкерт только что уведомили меня о том, что в убийстве Элизабет Шорт сознался капрал из Форт-Дикс, Нью-Джерси, по имени Джозеф Дюланж. Его показания подтверждаются фактами, о которых мог знать только убийца. Капрал Дюланж известен своим неадекватным поведением; я сообщу прессе остальные подробности его признания, как только мои люди привезут Дюланжа в Лос-Анджелес для предъявления ему официальных обвинений».
Дело Элизабет Шорт не дает покоя городским властям с утра 15 января, того самого дня, когда обнаженное, изуродованное и разрубленное пополам тело мисс Шорт было обнаружено на одной из пустующих автостоянок Лос-Анджелеса. Заместитель окружного прокурора Лоу не стал раскрывать подробностей признания, которое сделал Дюланж, сказав только, что капрал был знаком с мисс Шорт очень близко. «Подробности последуют позже, — заявил он. — Самое главное, что теперь этот подонок находится за решеткой, а там он больше никого не сможет убить».
Я рассмеялся.
— А что ты на самом деле сказал Лоу?
— Ничего. Когда я первый раз говорил с капитаном Джеком, я сказал, что, возможно, это был Дюланж. Он наорал на меня за то, что я не сообщил ему об этом до нашего отъезда в Форт-Дикс. И все. А когда я звонил ему второй раз, то сказал, что Дюланж, похоже, очередной сумасшедший. Услышав это, он очень расстроился, и теперь я понимаю почему.
Я встал и потянулся.
— Будем надеяться, что ее убил Дюланж.
Расс отрицательно покачал головой.
— Эксперты сообщили мне, что в номере гостиницы не обнаружено следов крови, а также проточной воды, в которой можно было промыть тело. Еще у Кэррола есть отчет о перемещениях Дюланжа за период с десятого по семнадцатое января — вытрезвители, больницы, исправительные работы. И только что мы получили горячую новость: с 14-го по 17-е Француз находился в палате Госпиталя Святого Патрика в Бруклине. Тяжелое алкогольное отравление. В то утро его выписали оттуда и через пару часов забрали из Пенн-стэйшн. Он ни при чем.
Я не знал, на ком сорвать злость: Лоу хотел побыстрее закрыть дело, Миллард хотел справедливости, а я возвращался домой, где меня ждали газетные заголовки, в которых я представал полным кретином.
— Что насчет Дюланжа? Хочешь его снова допросить?
— И слушать этот бред про поющих тараканов? Нет. Кэролл рассказал ему, что мы все знаем. Он сказал, что придумал эту историю с убийством, чтобы про него писали в газетах. Он хочет помириться со своей первой женой и надеется, что вся эта история вызовет у нее сочувствие. Я попытался с ним поговорить, но он опять стал нести чушь. Нам он уже точно ничего нового не расскажет.
— Ну и слава богу.
— Вот именно. Джо увольняют на гражданку, а мы через сорок пять минут улетаем в Лос-Анджелес. Поэтому одевайся, напарник.
