Дверь камеры: копы волокут шестерых половых террористов. Бад Уайт внутри – обрабатывает задержанных куском резинового шланга, чтобы не оставалось следов на теле. Вчера вечером Джек упустил Уайта. Дадли был очень недоволен. Сегодня Джек не проколется, а потом нанесет визит Сиду Хадженсу.
Наконец выходит Уайт. Улица ярко освещена, и Джек хорошо видит, что на рубахе у него – кровь.
Джек заводит машину.
На этот раз нет цветных огней: из-за задернутых штор льется ровный белый свет. Бад нажимает кнопку звонка.
Открывается дверь. На пороге, в лучах света – темный силуэт Линн Брэкен.
– Вы – тот полицейский, о котором предупреждал Пирс?
– Он самый. Пэтчетт объяснил, что мне нужно? Она распахивает дверь.
– Пирс сказал, что вы, кажется, и сами этого толком не знаете. Однако я должна быть с вами честной и ответить на все ваши вопросы.
– А вы всегда делаете то, что он вам говорит?
– Всегда.
Бад входит в дом.
– Предвосхищая ваши вопросы: да, я проститутка, и да, все картины на стенах – подлинники. Нет, никогда не слышала о Кэти… как там ее фамилия. Нет, Дуайт Жилетт никогда не бьет и не насилует женщин. Если бы он захотел кого-то убить, скорее всего, воспользовался бы ножом. Нет, Дюка Каткарта я лично не знала, а слышала о нем очень немного – только то, что он неудачник и жалеет своих девушек. Вот и все новости для печали.
– Закончили?
– Нет еще. О других девушках Дуайта мне ничего не известно, а о «Ночной сове» знаю только то, что читала в газетах. Удовлетворены?
Бад едва не рассмеялся.
– Вижу, вы с Пэтчеттом все обсудили. Он вчера вам звонил?
– Нет, сегодня утром. Л что?
– Да ничего.
– Вы офицер Уайт, верно?
– Бад.
Линн смеется.
– Хорошо, Бад: вы верите тому, что говорим мы с Пирсом?
– Да, в целом верю.
– И знаете, почему мы оказываем вам любезность.
– Оказываете любезность? Осторожнее, я от таких слов и разозлиться могу.
– Да, конечно. Но вы ведь понимаете, в чем дело.
– Понимаю. Пэтчетт – сутенер, может, и еще что-нибудь за ним есть. Ни он, ни вы не хотите, чтобы об этом узнали в полиции.
– Вот именно. Наши мотивы эгоистичны, так что нам можно доверять.
– Хотите совет, мисс Брэкен?
– Зовите меня Линн.
– Так вот вам, мисс Брэкен, мой совет. Будьте со мной честной, отвечайте на все мои вопросы и не пытайтесь, черт побери, меня подкупить или запугать – иначе вместе с Пэтчеттом окажетесь по уши в дерьме!
В ответ Линн улыбается. Улыбка Вероники Лейк. Бад даже помнит, из какого фильма: где Алан Лэдд возвращается с войны и узнает, что сука-жена изменяла ему направо и налево.
– Бад, хотите выпить?
– Хочу. Скотч без содовой.
Линн исчезает на кухне, возвращается с двумя бокалами.
– Как с убийством той девушки? Что-нибудь прояснилось?
Бад прислоняется к стене.
– Делом занимаются трое. Преступление на сексуальной почве, так что проверяют всех известных насильников. Недели две побегают, потом бросят.
– Но вы не бросите?
– Может, брошу. А может, и нет.
– Почему вы приняли эту историю так близко к сердцу?
– Долгая история.
– Что-то личное?
– Да.
Линн подносит бокал в губам.
– Я просто спросила. А что с делом «Ночной совы»?
– Судя по всему, ниг… то есть цветные. В общем, так все запутано, что хер разберешься.
– Вам нравится употреблять такие слова, Бад?
– А вам не нравится? Вы ведь трахаетесь за деньги.
– У вас на рубашке кровь. Часть вашей работы?
– Да.
– И вам это тоже нравится?
– Да, когда они того заслуживают.
– Они – это мужчины, которые обижают женщин?
– Умница!
– А сегодняшний – он это заслужил?
– Нет.
– Но вы все равно это сделали?
– Сделал. Ну а вас сегодня, к примеру, перетрахало полдесятка мужиков.
– Всего двое, – улыбается Линн. – А теперь вопрос не для протокола: вы избили Дуайта Жилетта?
– Ответ не для протокола. Я его не бил. Просто сунул его руку в измельчитель мусора.
Линн не ахает, не переспрашивает. Спокойно:
– И вам это понравилось?
– Ну… в общем, нет.
– Я совсем забыла о вежливости, – спохватывается Линн. – Присаживайтесь, пожалуйста.
Бад садится на диван, Линн – рядом, на расстоянии вытянутой руки.
– Похоже, детективы из Отдела убийств сильно отличаются от прочих людей. Вы – первый мужчина за пять лет, не поведавший мне в первую же минуту знакомства, что я поразительно похожа на Веронику Лейк.
– Вы красивее. Линн закуривает.
– Спасибо. Обещаю не передавать это вашей подружке.
– С чего вы взяли, что у меня есть подружка?
– У вас пиджак измят и пахнет духами.
– Она мне не подружка. Она… ну… честно говоря, она просто мне подвернулась.
– Думаю, такое с вами не часто случается.
– Да, черт побери, не часто. А теперь, может, вернемся к делу? Мисс Брэкен, расскажите мне о Пирсе Пэтчетте и его бизнесе.
Линн выпускает клуб дыма, отпивает скотч.
– Что ж, даже если не касаться того, что Пирс для меня сделал, он – человек необыкновенный. Такие люди жили в эпоху Возрождения. Дипломированный химик, специалист по дзюдо, настоящий спортсмен. Любит окружать себя красивыми женщинами. Брак его распался, любимая дочь умерла совсем маленькой. Со своими девушками он всегда честен, прекрасно с нами обращается и позволяет встречаться только с приличными и состоятельными людьми. Можно сказать, что у него комплекс спасителя. Пирс любит своих женщин. Да, он нас использует и на нас наживается – но, кроме этого, в нем есть и искреннее чувство. При первой нашей встрече я рассказала Пирсу, что мою младшую сестренку задавил пьяный водитель, – так вот, он, слушая меня, заплакал. По-настоящему заплакал. В бизнесе Пирс Пэтчетт – человек жесткий. И да, он сутенер. И все же хороший человек.
Похоже, не врет.
– Чем еще занимается Пэтчетт?
– Остальной его бизнес вполне легален. Организует финансирование фильмов, дает деловые консультации своим бывшим девушкам.
– А порнуха?
– Что вы! Пирс и порнография… Он любит этим заниматься, а не любоваться.
– А торговать?
– И торговать не любит.
А вот здесь, кажется, врет. Иначе почему так блеснули глаза у Пэтчетта, когда Бад заговорил о порнографии?
– По-моему, вы мне пудрите мозги. Хорошее обращение сутенера с девушками – ну допустим, но вас послушать, так Пэтчетт – просто Иисус Христос с двенадцатью апостолами. Сдается мне, не все так гладко. Расскажите-ка, что там у него за «студия».
Линн тушит сигарету.
– Предположим, я не хочу об этом говорить.
– Предположим, я сдам вас обоих в Отдел нравов. Линн задумчиво качает головой.
– Пирс считает, что вы сводите какие-то личные счеты, так что в ваших интересах вычеркнуть его из списка подозреваемых, а о прочих его делах помалкивать. Он думает, вы не станете о нем сообщать. Это было бы глупо с вашей стороны.
– А я вообще часто делаю глупости. А что еще думает Пэтчетт?
– Ждет, когда вы заговорите о деньгах.
– Я вымогательством не занимаюсь.
– Зачем же тогда…
– Ну, может, мне просто любопытно!
– Ну что ж… Знаете, кто такой Терри Лаке?
– Помойный тип. У него в Малибу санаторий для наркоманов.
– И то и другое совершенно верно. А еще он пластический хирург.
– Так это он Пэтчетту физиономию разгладил? Я и подумал, не может пятидесятилетний мужик так молодо выглядеть!
– Об этом я ничего не знаю. Но Терри Лаке создает девушек для студии Пирса. У нас есть Ава и Кейт, Рита и Бетти. Гарднер, Хепберн, Хейворт и Грэйбл, разумеется. Пирс подбирает девушек, похожих на кинозвезд, а Терри с помощью пластической хирургии добивается идеального сходства. Этих девушек можно назвать наложницами Пирса. Они спят с ним и с избранными клиентами – партнерами, которые помогают ему финансировать фильмы. Извращение? Быть может. Но Пирс о своих девушках заботится. Отчисляет от заработка каждой определенный процент и вкладывает в различные предприятия. Все работают только до тридцати лет – без исключений. Пирс не позволяет девушкам употреблять наркотики, никогда ни одну пальцем не тронул. Я ему очень многим обязана. Ну что, способен ваш полицейский рассудок воспринять такую противоречивую картину?
– Вот черт! – говорит Бад.
– Нет, мистер Уайт. Пирс Морхаус Пэтчетт.
– И ты тоже легла под нож Лакса?
– Нет. Я отказалась, и Пирс уважает меня за это. От природы я брюнетка, – она касается своих золотистых волос, – но все остальное – мое, настоящее.
– И сколько тебе лет?
– Через месяц исполнится тридцать. Я собираюсь открыть магазин одежды. Видите, как меняет людей время? Случись нам познакомиться через месяц – я была бы уже не проституткой, а добропорядочной гражданкой. И брюнеткой. Так что никто не твердил бы мне: «Лх, как вы похожи на Веронику Лейк!»
– Вот черт!
