Ознакомительная версия.
«И как он выглядел?»
«Ну-у, весь в черном... а на голове капюшон».
Видимо, понимая ущербность своих показаний, Гоша попытался тут же реабилитироваться:
«Да, он был весь в черном, но когда мы с Модестом прибежали сюда, то почти одновременно с нами, только через другую дверь, сюда же вбежал и Савин. Мы даже испугались, увидев его, настолько неожиданно это было. А еще секунд через двадцать вбежали сначала Кокин, старший научный сотрудник, начальник Савина, а потом уже и наш академик, Ясенев.
«Выходит, вас там было пятеро? Точнее говоря, четверо, не считая охранника. И все завязаны на “Клюкве”?»
«Да».
«И что же вы все делали в столь поздний час в лабораторном корпусе?»
«Работали, – не очень-то уверенно произнес Гоша. – Здесь все работают на совесть. А я, когда на электричку опаздываю, даже ночую здесь».
Припоминая не очень-то уверенные пояснения Гоши, который словно оправдывался в том, что у Шумилова все работают на совесть, Плетнев вспомнил, как обратил внимание на окурок, валявшийся на полу под окном.
«У вас что, и курить в лаборатории можно?»
«О чем вы говорите! – возмутился Гоша. – Шумилов за это голову оторвет да еще и премий лишит. Курят двумя этажами выше, в курилке».
«А откуда же тогда этот окурок?»
«Не знаю, – развел руками Гоша. – Но в ту ночь, помню, здесь целая куча окурков валялась...»
Это уже было что-то. Судя по всему, притаившийся у окна преступник довольно долго поджидал своего напарника, который должен был подогнать к окну машину, и когда тот подал знак...
Впрочем, все это было на стадии предположения, которое само по себе ничего не стоило.
В тот же день ему удалось переговорить с академиком Ясеневым, и он даже стал невольным свидетелем словесной перепалки между Савиным и его начальником, Кокиным. И разговор этот, который Плетнев едва ли не дословно восстанавливал сейчас в памяти, теперь казался ему уже не таким пустяшным, как в первый момент.
...Продолжая знакомиться с сотрудниками фирмы Шумилова, он на секунду задержался перед дверью той самой лаборатории, из которой только что увезли труп Савина, как вдруг услышал возбужденные мужские голоса:
«...и потом, эти ваши бесконечные намеки и подначки. Я же вижу, как вы смотрите на меня, как улыбаетесь высокомерно. Вы же считаете меня полным неудачником и еще черт знает чем, а я, между тем...»
«Послушайте, Кокин, ваша мнительность и подозрительность может сравниться только с моим терпением. Вы что, пришли мешать мне работать?»
«Я?.. Мнительность и подозрительность... Да как вы смеете?! К тому же, Савин, вы совершенно забываете о том, что вы всего лишь младший научный сотрудник, младший! А я – завлаб и старший научный сотрудник! И вам, Савин, следует...»
«Вот именно, что “завлаб”, – послышался насмешливый голос. – К тому же, Кокин, мы не в армии, и... В общем, Кокин, скажу вам правду. Вы не научный сотрудник... да-да, и не возмущайтесь этим фактом, вы просто клещ, присосавшийся к нашему академику».
В тот момент Плетнев подумал даже, что этот самый Кокин после подобного оскорбления вцепится в лицо Савина, и он уж подумывал было вмешаться, однако вместо ожидаемой драки послышался какой-то очень спокойный, с откровенной язвинкой голос Кокина:
«Хорошо, пусть будет по-вашему, хотя, на самом деле, я довольно неплохой ученый и экспериментатор, который хорошо знает, чего он стоит. А вы, Савин, гений вы наш, признайтесь, наконец-то, с чего бы вдруг вы столь поспешно вернулись в Россию? Вас что, выгнали из Франции? Взашей?»
Раздался короткий смешок и тут же:
«Ах, Кокин-Кокин, тип зловредный! Я же не спрашиваю вас, с чего бы это вы оказались в ночь кражи в лаборатории, причем в халате наизнанку, тогда как за пять часов до этого вы ушли вроде бы домой?..»
«Что вы этим хотите сказать?!» – взвился неприятно резкий голос Конина.
«Ничего, я просто спрашиваю».
Долгое, очень долго молчание – видимо, они просто поедали глазами друг друга, и наконец угрожающий голос Кокина:
«Ну, С-с-савин, вы еще пожалеете!»
За дверью послышались торопливые шаги, и Плетнев вошел в лабораторию – в тот момент, когда через вторую дверь буквально выскочил Кокин, а Савин левой рукой, явно нервничая, пытался достать из пачки сигарету. Правая рука была перевязана, о чем тут же Плетнев и спросил.
«Обжегся, – каким-то бесцветным голос произнес Савин. – О колбу с азотом, когда услышал рев сигнализации. Вздрогнул от неожиданности и...»
Замолчал было, не очень-то приветливо уставившись на незнакомого плечистого мужика, и тем же бесцветным голосом произнес:
«Догадываюсь, что вы здесь относительно кражи нашего изделия, но вы ошиблись адресом, это не ко мне. Вопросы еще будут?»
Вопросы были – и к Савину, и к Кокину. Но в первую очередь к Кокину: «Что он делал в лаборатории в три часа ночи, тогда как домой ушел в половине одиннадцатого?» Этот же вопрос можно было задать и Савину, однако он, как один из ведущих сотрудников фирмы, мог выложить не менее десятка вариантов ответа на этот вопрос, и Антон решил оставить его на потом.
Потягивая из кружки уже остывший кофе, Плетнев вдруг подумал о том, что научный состав шумиловской фирмы – это какой-то змеепитомник, а не компания единомышленников, как хотел бы представить сам Шумилов. И подозрение в краже изделия могло упасть на любого, кто в ту ночь находился в лабораторном корпусе. А это академик Ясенев, завлаб Кокин, младший научный сотрудник Савин, лаборант Гоша, охранник да еще уборщица, которая, в основном, убирала в лабораторном корпусе ночами. Так, видимо, и ей было удобнее, да и не мешала своим присутствием мыслительному процессу сотрудников фирмы.
Правда, той же ночью в корпусе находился и Глеб Шумилов, вице-президент фирмы и двоюродный брат Хозяина, но если на него в тот момент не могло упасть даже капли подозрения в краже «Клюквы», то сейчас, когда убит Савин, а сам Глеб Шумилов растворился в Москве, как в колымской тайге, и его не могут найти ни по каким телефонам, дело обстояло иначе. Да и охрана...
Детский сад какой-то, а не охрана! Тот же Модест оставляет свой пост и уходит на внутренний дворик «покалякать» с корешком-водилой, после чего чешет языком уже в лабораторном корпусе с молодым Гошей, который неизвестно зачем околачивается на посту охраны, умудряется прозевать грабителя, который хорошо знает, что где лежит и как проще всего уйти с охраняемой, казалось бы, территории фирмы.
И снова Плетнева озадачила мысль, которая посетила его еще в первый день знакомства с компанией Шумилова, но никак не желала выстраиваться в законченную версию.
«А может, и не детский сад вовсе? И все эти якобы “случайные накладки” в ночь похищения “Клюквы”...»
Далее для него лично шло сплошное отточие, но сейчас, когда в лабораторном корпусе произошло еще одно преступление, на этот раз уже убийство сотрудника, по поводу которого у Плетнева были подозрения в краже шумиловского изделия, по крайней мере в соучастии, он уже не мог не думать о причастности ко всем этим событиям Шумилова, вице-президента компании, бывшего начальника службы безопасности. Ведь не такой же он идиот и дурак, чтобы не замечать того, что творилось в его ведомстве! А если видел, знал об этом и, судя по всему, способствовал?..
М-да, информации для размышлений было более чем достаточно, да толку от этого было пока что мало. Глеб Шумилов, судя по всему, в бегах, а Савин, главный подозреваемый в попытке кражи иммунномодулятора, уже лежит в морге.
В памяти всплыл охранник с редким именем Модест. Мужик, видимо, много чего знал, может быть о чем-то догадывался, и время от времени, когда его прижимал Плетнев, выдавал ему порционную информацию. Дал он довольно скудную, но целенаправленную информацию относительно кражи из хранилища лабораторного корпуса:
«А вы нашего прилизанного как следует тряхните, – посоветовал он, – Савина. Когда мы с Гошей увидели его около окна, из которого сиганул на улицу преступник, то у него рука была порезана, да и весь карман в крови. Гоша видел, подтвердит».
Плетнев пытался взбодрить себя довольно крепким кофе и думал о том, что тот клубок с множеством оборванных концов, который он вроде бы стал разматывать, дергая то за одну, то за другую ниточку, распутать окончательно ему одному явно не под силу. Работать мешали родственные и просто дружественные отношения между ведущими сотрудниками фирмы и Шумиловым, которые вставали на его пути всякий раз, когда надо было прижать того или иного промокашку, которые входили в бригаду разработчиков «Клюквы». И самый красочный тому пример – разговор с Савиным, на которого показал Модест как на возможного соучастника кражи.
...В то утро – а было это всего лишь несколько дней назад – Плетнев, убедившись, что Кокина нет на месте, самолично пришел в лабораторию Савина и, стараясь выдерживать максимально доброжелательный тон, произнес:
«Поговорить бы надо».
Ознакомительная версия.
