— А где сейчас Циммерман?
— Пошел за едой. Принесет что-нибудь существенное, типа мацареллы с сухими помидорами.
— Ты уже слышал о поджоге «Ралей»? Ты ведь работаешь на улицах.
— Я в последнее время не работал на улицах, а занимался делом Дин. В газетах я прочитал о том, что пожар начался в подвале, где, по словам уцелевших обитателей здания, никто не жил.
— Ты читал о том, что владелец здания неизвестен?
— В Нью-Йорке не редкость, когда владельцы недвижимого имущества остаются неизвестными.
— Давно видел Тома Вэлинтайна? — спросил Гриняк.
Каллен сделал вид, что не замечает подоплеку этого вопроса.
— Давно.
— Я думал, что вы друзья — ты, Вэлинтайн и Стори. Вы же учились вместе в колледже.
— И в средней школе тоже.
— Понимаешь, что я имею в виду?
— Мы и в начальной школе вместе учились. Но Вэлинтайна я в последний раз видел очень давно.
— Видел ли ты его давно, Джо, или недавно, но ты начитанный парень и должен знать, что женщина страховой агент, погибшая в «Ралей», не кто иной, как невеста Вэлинтайна.
Каллен молчал.
— Ты знаешь об этом, не так ли? — спросил Гриняк.
— Ее звали Джой Гриффит, — ответил Каллен, чтобы сказать что-то.
— Ты уверен? Мне казалось, что ее звали Джойс.
— Фил, в чем дело, черт возьми?!
— Говори тише, сержант, — сказал Гриняк.
Каллен прошептал:
— В чем дело, комиссар?
Гриняк приблизил свое лицо к лицу Каллена:
— В чем дело? Я скажу тебе, в чем дело. Невеста Вэлинтайна умирает в огне пожара, бушующего в здании «Ралей», чей владелец неизвестен. А Стори не отдавал свои акции на право владения недвижимостью какой-либо благотворительной организации после своего назначения на пост комиссара полиции. Он вложил их в трест. Тот человек, который грохнул Стори, написал на стене его комнаты: «Ралей». Вот я и говорю: а что, если Стори владел «Ралей» и поджег его? Понимаешь теперь, в чем дело?
Гриняк выдал всю эту информацию на одном дыхании, после чего сделал небольшую паузу.
— Позволь напомнить тебе еще о кое-каких недавних событиях. После того как появились сообщения в прессе о том, что пожар начался в подвале здания, где никто не жил, Вэлинтайн отправился в департамент полиции вместе с группой бездомных. Они добивались встречи со Стори и хотели просить его о проведении отдельного расследования. Стори послал к ним меня в качестве посредника с тем, чтобы я сообщил им, что он не ставит под сомнение сообщение полицейских о причине пожара. После этого часть людей Вэлинтайна уселась в вестибюле, другие пошли на Бруклинский мост, стали препятствовать движению транспорта на улицах и заниматься подобными вещами. Мы арестовали их. Такое случается. Ты хочешь сказать мне, что сразу же вспомнил о Вэлинтайне, как только услышал про надпись на стене, не так ли?
Каллен сделал глубокий вдох и выдох.
— Да или нет?
— Нет.
Гриняк согнул плечи и посмотрел на часы — более дорогие, чем часы Маслоски, что соответствовало его званию, но все же вполне традиционные: с циферблатом и стрелками, без всяких там кнопочек и сигналов. Помешавшаяся на компьютерах дочь Каллена показала ему, как нужно устанавливать часы, чтобы они выдавали звуковой сигнал каждый час, и что надо сделать, чтобы этих сигналов не было. Слоняясь без дела по дому Стори, он нажал соответствующие кнопочки, и теперь сигнал раздавался ежечасно. Но он забыл, что надо сделать для того, чтобы сигнал прекратился. Через несколько минут опять прозвучит звуковой сигнал, и те полицейские, которые уже интересуются, с чего это Каллен из ОВД так близок с новым комиссаром полиции, станут интересоваться, зачем Каллену нужно каждый час знать точное время.
— Когда прибудет Вера? — спросил Гриняк.
Боже, избавь меня от Веры.
— Около семи часов. Чартерным рейсом.
— Из Лос-Анджелеса?
— Думаю, да. С побережья.
— Думаешь, она вспомнит меня? Я знаю ее благодаря тебе: ты был другом ее брата. А сейчас я занял место ее брата.
— Фил, отстрани меня от этого дела, пожалуйста.
— Некоторые люди пошли бы на убийство, чтобы иметь возможность утешать кинозвезду, Джо.
— Маслоски говорит, что многие продали бы своих матерей ради этого.
— Хотел бы я, чтобы люди начали продавать своих матерей. Мы сразу же взяли бы это дело под контроль. Вместо этого они убивают людей, отрезают им пальцы и оставляют всякие надписи на стенах… Когда ты собираешься закончить дело Дин?
— Все спрашивают меня об этом. Видно, это дело пользуется популярностью.
— Конечно. В нем есть секс, насилие и секретная документация.
— Сейчас этим занимаются адвокаты. Мы все умрем, пока это дело будет разбираться. Фил, я продам мать родную, если ты не отстранишь меня.
— Моей первой директивой в качестве комиссара полиции не может стать освобождение копа от обязанностей телохранителя только потому, что женщина, которую он должен охранять, когда-то была его возлюбленной. Это инициатива Уолша. Я должен следовать его указаниям, точно так же, как и ты.
— Ты прекрасно знаешь, что она никогда не была моей возлюбленной, — сказал Каллен. — У нас с ней ничего не получилось.
— Тогда в чем же дело? — Гриняк застегнул воротник рубашки, завязал галстук и отправился по своим делам.
* * *
— А почему именно ты? — спросила Энн Джонс в 5.24.7… 8… 9.
— Что ты имеешь в виду? — уточнил Каллен.
Она раздраженно передернула плечами:
— Почему люди сразу же начинают лавировать, когда спрашиваешь их о чем-то напрямик? Вчера по телевизору показывали «Тутси». Это превосходный американский фильм. В нем есть эпизод, когда Тери Гарр подходит к Дастину Хофману, чтобы спросить его, почему он не явился на свидание. Но на том женская одежда, поэтому он мчится в ванную и кричит оттуда: «Я не могу подойти к двери, потому что принимаю душ, и мне в глаза попало мыло». Наконец он все же впускает ее, выходя к ней навстречу, завернувшись в полотенце, и говорит: «Сэнди, какой ужас! Я принимал душ, и мне в глаза попало мыло». Она смотрит на него как на идиота. В сущности, это типичный разговор между мужчиной и женщиной. Она говорит: «Я хочу тебя». А он кричит: «У меня мыло в глазах».
Каллен ерзал, сидя на крыле полицейского автомобиля, и наблюдал, как в дом номер 119 входят копы и как они выходят из него. Энн напилась кофе и пребывала в возбужденном состоянии.
— Когда бы ты ни заговаривал о Стори, ты никогда не называл его своим приятелем. Я сама провела с ним месяц, и он никогда даже не упоминал твоего имени. Возможно, я знала его больше, чем ты. Зачем тебе нужно утешать его сестру? Да, я ревную. Было бы ненормально, если б я не ревновала тебя к кинозвезде, особенно к такой… яркой.
— Я не думаю о ней как о кинозвезде, — сказал Каллен. — Я думаю о ней как о костлявой младшей сестренке Чака Стори.
— Так ты все же думаешь о ней… Ты называешь его Чак? А как он тебя называл? Джо?
Каллен указал пальцем на человека, идущего по улице:
— Парень в желтой рубахе — Тони Липпо из криминальной полиции.
— Он называл тебя так. Он называл тебя Джо, не так ли?
— Тебе следует поговорить с Тони. Ты от меня ничего не слышала, но спроси его, не оставил ли убийца какого-нибудь послания. Ну, ты знаешь, граффити.
Энн тряхнула головой.
— Вообще-то надо говорить: граффито. На стене было написано только одно слово — «Ралей».
Энн задумалась.
— Том Вэлинтайн. Твой друг Том Вэлинтайн.
Эта теория привлекала многих.
— Я не вижу здесь смысла. Здание «Ралей» не поджигали. И даже если бы его подожгли, ради чего это сделали? Чтобы получить деньги по страховке? Чтобы выкурить оттуда незаконно проживающих там людей? Это все мелочи, а Стори вел крупную игру.
— Ты совсем недавно говорил, что плохо его знал.
— Я давал ему ключи от своего дома, — сказал Каллен.
Она беспомощно развела руками:
— Что ты ему давал?
— Мы тогда были молодыми — Чак, Том и я. Эта мысль пришла в голову Чаку. Он предложил нам обменяться ключами от наших домов. Только Чак жил в квартире, а Том и я жили в частных домах по соседству. Мы обменялись ключами в знак нашей… дружбы.
— Мальчишество, — вымолвила Энн и увидела, что Каллен погрузился в воспоминания. — Что ты хочешь сказать?
— Ничего.
— Что ты хочешь сказать, черт возьми?!
— Во время своей свадьбы Чак дал мне ключ от своего дома, вот этого дома. Он лежит в ящике моего письменного стола.
— А Тому он дал ключ?
— Если даже он дал ему ключ, это вовсе не значит, что Том убил Чака. И это не значит, что Стори организовал поджог «Ралей». Не нужно его слишком хорошо знать, чтобы понять — человек он порядочный.
Она прикоснулась к его руке:
— Ты прав, и я вовсе не хочу сказать, что твой друг был плохим человеком. Но я провела с ним месяц и заметила одну вещь. Я заметила, что он, как и многие другие люди, молчит, как рыба, или начинает бушевать, если разозлить.
