Они всегда обращались друг к другу по имени. Когда вместе учились. Когда воевали. Когда, изредка, удавалось встретиться семьями. И для полковника было неприятным потрясением осознать, что, оказывается, в последнее время он все чаще и чаще называет старого друга не иначе как Координатором. Причем называет не в общении с подчиненными, допущенными к решению особых задач, поставленных перед частью – в этих случаях такая секретность являлась, конечно, оправданной, – а называет его Координатором мысленно, про себя. И вздрагивает, когда жена спрашивает, как у старого друга дела, просит передать привет его супруге или безнадежно вздыхает: «Может, он тебя к себе работать возьмет? Сколько можно в этой армии?.. Выслуга с пенсией есть, льготы последние вот-вот отнимут, так, может, хватит романтики? Увольняйся, и хоть на старости лет заживем, как нормальные люди».
Полковник давно перестал быть романтиком. Много лет назад, при выборе профессии, это качество, взращенное на военных книжках и фильмах, сыграло важную роль. Потом оно благополучно перенесло курсантские годы и службу в Туркестанском ВО. Пошатнулось, однако выдержало испытание в Сирии. Но разрушилось в Мозамбике, куда полковника – тогда он был старшим лейтенантом – послали в восемьдесят пятом году.
Нищее государство, за десять лет до этого получившее независимость, было охвачено гражданской войной. Правящая партия ФРЕЛИМО, во главе с большим другом СССР товарищем Саморой Машелом, пыталась удержать власть. Для оказания помощи национальной армии, пресекающей вылазки базирующихся на территории соседней ЮАР отрядов «Мозамбикского национального сопротивления» (МНС), Советский Союз направил военных специалистов. Часть из них – в том числе и будущий Координатор, – прибыла и действовала вполне легально. Другим, призванным выполнить задания особой важности, приходилось маскироваться под европейцев, некогда в избытке населявших страну и до объявления в 1975 году независимости занимавших ключевые посты в экономике. Большинство из них, не согласившись с социалистической ориентацией новой власти, поспешило уехать, но некоторые решились остаться.
Полковник был искренне горд своим особым заданием. Партия и командование оказали ему такое доверие! Больше всего он боялся, что может это доверие не оправдать. О себе и об оставленной в Союзе невесте не думал. Как можно думать о личном, когда на карту поставлены государственные интересы?
Он впрягся в работу с первого дня, как прибыл в страну. Не давал покоя ни себе, ни помощникам. Дело пошло. Случались, конечно, мелкие неудачи, но… Дело пошло!
Пролетело полгода. Ситуация в Мозамбике оставалась тяжелой. Да что там оставалась тяжелой – она ухудшалась с каждой неделей, и полковнику все чаще приходилось отгонять тревожные мысли: неужели их усилия будут напрасны?
Пролетело полгода, в Союзе разворачивалась Перестройка, в Мозамбике гражданская война полыхала уже во всех провинциях, и дело шло к вторжению регулярных частей армии Южно-Африканской Республики. И тут полковник получил информацию, что один из крупных полевых командиров «Национального сопротивления», бригадный генерал Джамба Гонейро, готов перейти на сторону законной власти. Начались долгие и нервные переговоры. Установить связь напрямую не удавалось, приходилось действовать через посредников. Но в конце концов, вроде бы договорились о личной встрече. Полковнику вручили письмо от какого-то дальнего родственника Гонейры – активиста партии ФРЕЛИМО – и благословили на встречу. В последний момент вместе с письмом дали и еще какой-то конверт. Содержимого этого конверта полковник не знал, а в случае малейшей опасности должен был его уничтожить.
На месте встречи полковника ждала засада из «мэнээсовцев». Раненый, он все-таки успел сжечь оба конверта. А потом попал в руки врага и три дня провел в земляной яме. На поверхность его поднимали лишь для того, чтобы подвергнуть очередной серии пыток. Африканцы оказались очень изощренны в этом виде искусства, и он, не помня себя от боли, что-то им рассказал. Но рассказал, видно, не много, раз его не прикончили – держали живым, надеясь выпытать и остальное.
Рано или поздно так бы и произошло, но на исходе третьих суток плена охрана допустила ошибку. Полковник убил двух африканцев, угнал «Виллис» и добрался до городка Шокве, где дислоцировались бригада армии Мозамбика, в составе которой были и военные советники из СССР. Последнее, что запомнил он, прежде чем потерять сознание и вывалиться из-за руля «Виллиса», было лицо Координатора и его слова:
– Степа, живой?! Мы уж думали…
Полковника без заминки переправили в СССР. Подлечили, наградили, дали длительный отпуск. В отпуске он сыграл свадьбу. После медового месяца получил новое назначение – в Белоруссию, где ничто не напоминало об африканском кошмаре. Втянулся в службу, проводил свободное время с женой, обсуждал с товарищами новую политику партии и посмеивался над объявленной Горбачевым борьбой с алкоголизмом. Земляная яма и чернокожие палачи снились все реже и реже.
Спустя год он случайно узнал, что вскоре после него установить контакт с Джамбой Гонейро пытался еще один офицер. Он погиб, секретное письмо попало в руки врагов, в стане «Сопротивления» случился раскол. С Гонейро расправились, но перед этим он сам успел прикончить кого-то из лидеров «Сопротивления».
Потом полковник узнал еще кое-что. И еще. Так, по мелочи. Но этих мелочей оказалось достаточно, чтобы раскрылись глаза.
Две недели он ходил сам не свой, потом подал рапорт в Афган. Логики в таком поступке было немного. Хотя – как посмотреть… Жена узнала об этом последней. Рыдала. Грозилась уйти. Он уехал.
Спустя год там и встретился с Координатором. После Африки они не виделись и даже не переписывались. Полковник слышал, что старый друг теперь служит в Москве, даже телефон его кто-то давал, да все руки не дошли позвонить. А тут Координатор как-то вечером сам пришел в его комнату в «бочке» – так называли временный жилой модуль.
Выпили разведенного спирта. После четвертого тоста Координатор спросил:
– Ты зачем все время лезешь под пули? О твоем геройстве здесь только мертвый не знает. Объясни мне, что происходит. Мозамбик?..
– Меня тогда специально подставили. Правильно? Было нужно, чтобы этот чертов конверт оказался у негров. И оказался так, чтобы они поверили в то, что там написано. Правильно? Чтобы они поверили и перегрызлись между собой. А этот долбаный вождь, на встречу с которым меня отправили, про меня ни ухом ни рылом не знал и вовсе не собирался вступать в коммунисты. Правильно?
Координатор долго не отвечал. И не поднимал глаз. Потом ответил. Вроде бы убедительно:
– Правильно. Только мне тогда ничего об этом известно не было.
– Ничего?
– Степа, не сходи с ума. Кто я тогда был, чтобы со мной такие операции обсуждали? Такой же старлей, как и ты. Тем более мы вместе учились. Я уже потом сам догадался, когда Генка Ерасов погиб. Он на два курса младше нас учился, ты его, может быть, помнишь… Считается, что благодаря этой операции было отсрочено наступление регулярных сил ЮАР и серьезно ослаблены позиции МНС. Мы офицеры, Степа. У нас работа такая – Родину защищать. Войны без потерь не бывает. Ценой одной жизни были спасены тысячи. Согласись, что для боевых действий это очень хорошее соотношение.
Будущий полковник молчал.
Будущий Координатор, наполнив стаканы, спросил:
– Если бы ты был генералом, и от тебя зависело принятие такого решения, ты бы его принял?
В последний момент старый друг изменил интонацию, и вопрос прозвучал как утверждение.
Будущий полковник молча выпил.
– И еще… Решение уже принято, и не позднее февраля мы отсюда уйдем. Осталось немного, так что постарайся… без глупостей. Оставь прошлое в прошлом и начинай жить. Мне бы очень не хотелось сопровождать твой цинковый гроб и рассказывать Лене, как ты геройски исполнил интернациональный долг перед братским афганским народом.
– Тебе его сопровождать не придется. – Будущий полковник высказался в том смысле, что, мол, и без тебя найдется, кому доставить тело на родину, но Координатор предпочел сделать вид, что истолковал фразу по-своему.
– Вот и отлично! – Улыбнувшись, он чокнулся своим стаканом со стоящим на столе стаканом товарища.
– Кстати, откуда ты про февраль знаешь?
– Это уже все знают.
– Да? Я пока что не слышал. Похоже, что как раз ты точно станешь генералом.
– Не уверен, – Координатор посмотрел на полковника очень трезвым взглядом. – Дома начинается такая интересная жизнь, что красные лампасы меня в последнее время привлекают не слишком…
К стоящему на отшибе поселковому магазину подкатил армейский микроавтобус «УАЗ», за округлые формы кузова прозванный «батоном» или «таблеткой». Кроме полковника в машине был только сержант-водитель. Полковник сидел в пассажирском салоне за столиком, на котором была разложена карта с обозначенными районами поиска дезертиров и схемой движений розыскных групп.
