– Помогите мне.
Женщина приподняла сиденье раскидного дивана, и я подхватил его, задержав в верхнем положении. Максимова развернула лежащую в диване тряпку и изумленно застыла.
– Его нет. Ружья.
– Да ну?
– Оно здесь всё время лежало.
– И когда вы его видели в последний раз?
– Где-то с месяц. Хотя не уверена. Тряпку я не разворачивала.
– Обидно.
Я опустил крышку дивана и сел.
– Хорошие дела. У вас по поводу ружья никаких мыслей нет?
– Не знаю. Может, Сергей забрал?
– Ну, если домовой у вас не живет, то больше некому. Вы за эти дни, после его закладки в больничку, ничего интересного не заметили? Звонки, гости?
– Вы знаете, вчера днём, когда я дома была, приходил к нему какой-то парень, но я двери не открыла. Я боюсь незнакомым двери открывать. Время такое. Он постоял под дверью минут пять и ушёл. Я в окно потом смотрела. От дома машина отъехала, иномарка серебристая. И по телефону весь вечер звонили, но не говорили ничего. Номер наберут и молчат.
– Сторож – это основная работа Сергея? Других не было?
– Видите ли, у нас с ним последнее время отношения не очень были, так что он меня в свои дела не посвящал.
– Хорошо. Я запишу ваш телефон, и если что, перезвоню. Извините за беспокойство. Стоп, ещё секундочку. Вот мой телефон. Если вдруг опять кто придёт или позвонит, вы мне перезвоните, будьте добры. До свидания.
Я вышел в коридор, затем за дверь. На улице я опять ощутил покалывающее дыхание морозного дня и быстрым шагом, боясь замерзнуть, пошёл к трамваю.
Очередная загадка. Если Максимов грохнул Комарова, то зачем так резко сходить с ума? И что это за боец такой на серебристой иномарке, возможно, «Опеле»? Чтобы ответить на этот глупый вопрос, надо было повидаться с Серёжей. Придётся ехать в дурдом. Ничего перспективка. Перед такой экскурсией надо бы подкрепиться. Я зашёл в какую-то забегаловку, перекусил, оставив там полкошелька, и поехал на Пряжку. Естественно, на общественном транспорте. Если вы решили, что за время моего визита к Максимову у меня появилась машина, то глубоко ошиблись. Машину никто не подарил, а ехать пришлось далековато. Непонятно, почему Серёжу отвезли на Пряжку, а не на Обводный, что в двух шагах от дома? Хотя, может, мест не было. Народ дурнеет. В принципе, когда в нашем отделении нет мест в камере, мы отвозим задержанных к соседям. Так, возможно, и здесь. Пока я добирался, рассуждая о сумасшедших домах, о безобразном отношении работников транспорта к пассажирам и прочих не менее важных вопросах, прошёл час.
Вот, наконец, одолев решающие триста метров по заснеженной улице, я миновал мост через речку Пряжку и оказался перед проходной больницы.
Старый вахтёр, порывшись в своём журнале, сказал, что Максимов действительно находится в больнице, назвал номер отделения и палаты.
Я, присев на топчан, призадумался. Если Максимов – убивец, то довольно стремно разговаривать с ним сейчас на эту тему. Пожалуй, следует ограничиться общими вопросами, избегая упоминания о ружье и вечере прошлой пятницы.
Я вышел из проходной, отыскал нужный корпус, зашёл вовнутрь. Здание представляло собой весьма мрачное зрелище. Сводчатый потолок, кафель на стенах с зеленоватым оттенком, лестничные пролёты, огороженные мелкой решёткой. Зловещая тишина. Даже в Крестах, по-моему, приятнее.
По указателям на стенах я кое-как нашёл нужное отделение и остановился перед дверьми со звонком. Надеюсь, что здесь не придётся кричать через дверь, доказывая, что я представитель Министерства внутренних дел.
Я нажал звонок, через минуту к двери кто-то подошёл и открыл запоры. «Кем-то» оказалась медсестра в белом халате и со связкой здоровенных ключей на поясе.
– Что вы хотите?
– Я из милиции, хотел побеседовать с заведующим отделением.
– Пройдите в конец зала, первый кабинет слева. Сестра впустила меня. Мать честная, фильм ужасов. В огромном зале с высокими сводами и колоннами по всему свободному пространству стояли койки, между которыми как привидения бродили люди в полосатых халатах. Вернее, то, что раньше называлось людьми. Это было отделение, где лежали больные белой горячкой. Максимов влетел именно сюда. Люди-зомби с жуткими лицами, пустыми взглядами, сутулыми спинами гуляли, ничего не замечая, в проходах, задевая друг друга, падая и снова поднимаясь. Я с опаской двинулся к заветной двери, в любую секунду ожидая какого-нибудь сюрприза. Некоторые больные проводили меня угрюмыми взглядами. А может, я сам сумасшедший, а они все нормальные? Всё ведь относительно.
Лавируя меж койками, я дошёл до кабинета и быстро заскочил в дверь.
Заведующая была крепка сложением, что являлось показателем се профессионализма. Совладать с такими ребятишками мог только человек, сильный душой и телом,
Когда я объяснил, что хотел бы побеседовать с Максимовым и узнать, чем он приболел, она ухмыльнулась и произнесла:
– Ха, у них у всех один диагноз. – Она звонко щёлкнула пальцем под подбородком. – А лежит он в третьей палате с одним таким же. Через недельку переведём в общую.
– А вы уверены, что о» болен, может, косит, ну, симулирует?
– А кто его знает? Симптомы есть – лечим. Нормальный человек сюда попасть не очень хочет.
– Я могу с ним побеседовать?
– Да ради Бога. Если он в рассудке.
Узнав, где находится палата, я миновал зал с колоннами и зашёл в помещение с номером три на дверях. Шикарно. В психбольнице палата на двоих, как на Западе. Правда, содержимое немного портило впечатление.
Один из больных сидел на койке, второй же, повернувшись носом к стенке, вероятно, спал. Судя по спившемуся лицу, сидящий был Максимовым.
– Привет, – сказал я, ничего не объясняя, сел на соседнюю койку и положил «дипломат» на колени. Если Максимов и был сумасшедшим, то явно не в настоящий момент. Пару минут мы просидели в полной тишине, подозрительно наблюдая друг за другом.
Наконец он спросил:
– Вы ко мне?
– Ага.
– Из милиции?
– Точно.
– Я сразу понял.
– Почему?
– У вас галстук форменный.
– Значит, вы не сошли с ума?
Молчание.
– Что вы хотели?
– А вы по моему галстуку догадаться не можете?
– Нет.
– Ну, тогда я сам. Фамилия Комаров вам что-нибудь говорит?
– Это мой напарник по работе.
– Он умер в пятницу. Вы случайно не знаете, почему?
– Нет.
– Жаль. И всё-таки. Вы ведь друзья?
– Ну и что?
– А то, что вы не удивились моей новости. И второе – всё прям как по заказу. Вечером – выстрел в живот, потом – ваш приступ. Таких милых совпадений не бывает. Вы зря трясётесь. Я врач и, хоть и на тройку, но в своё время сдал экзамен по психиатрии. Так что ваньку валять не стоит.
– Кто вам сказал, что я здесь?
– Мать.
– Дура!
– Как ваше самочувствие?
– Я болен.
– Тогда я тоже. А где вы были в пятницу вечером?
– Гулял.
– Один?
– Один.
– А серебристый «Опель» вам ни о чём не напоминает?
– Нет, нет, нет! Зачем вы пришли? Я ничего не знаю! Комарова убили, а я тут при чём? Мне плохо!
Голос Максимова постепенно приобретал визжащие нотки. Сосед по палате перевернулся на другой бок.
– Уходите! А! Какого чёрта вам надо?
Голос сорвался на крик.
Я понял, что если сейчас не выйду, Максимов прыгнет на меня, что создаст лишние неудобства и привлечёт внимание персонала. Поэтому, поднявшись с койки, я быстренько шмыгнул за двери, смешался с зомби и, пройдя сквозь их строй, кубарем выкатился из палаты.
Хорошенькая беседа. Я действительно не специалист по психиатрии, но явное притворство от белой горячки как-нибудь отличить сумею. Вернее, даже не притворство. Испуг. Смертельный. Меня, что ли, он испугался? Я, вроде, не Квазимодо.
Рассуждая о пугливости Максимова, я слегка заблудился в лабиринте переходов и палат, умудрился забрести в женское отделение, но всё же, минут через двадцать мне удалось наконец выбраться на улицу.
После тёмного помещения яркие снежные блики нестерпимо резали глаз. Я прищурился, прошёл через проходную и направился к мостику. Но тут что-то заставило меня обернуться. Вот так всегда, в самый ненужный момент меня как будто чёрт дёргает смотреть куда не надо. Как это говорят – спинно-мозговая реакция. Иногда она выручает, иногда – наоборот. Не знаю, как оценить её воздействие на этот раз, потому что, обернувшись, я увидел в тридцати метрах от вахты серебристый «Опель». Хорошо это или плохо, я в тот момент как-то не сообразил. Но ноги автоматически понесли всё остальное моё тело назад, к проходной. Неосновной инстинкт. Вопреки разуму и подсознательному желанию убраться подальше, сесть на трамвай, вернуться в кабинет и никуда не лезть.
Сторож-вахтёр всё так же сидел и пил чай.
– Батя, сейчас никто не проходил?
– Двое прошли. Тоже из милиции. И кажется, Максимова спросили. Что за персона такая? Может, знаменитость?
