Женщина была похожа на спортсменку. Этакий пивной бочонок на коротких толстых ногах. Он предпочитал тех, которые выглядят более женственно. У этой не было высоких каблуков, и шагала она вприпрыжку, видно, относилась к тем спортивным типам, что проходят по десять километров перед каждым завтраком.
Итак, она приближалась подпрыгивающей походкой, дергаясь как паяц на веревочке. И чесалась. Чесалась, как большая обезьяна, которую заели вши. Возможно, она возвращалась домой с игры в бинго или партии в покер, может, она только что кого-нибудь убила, и тогда подпрыгивавшая сумка просто набита шуршащими банкнотами.
Он вытянул руку. Обхватив вокруг шеи, притянул к себе раньше чем она могла закричать, и затащил в темную подворотню. Потом повернул её к себе, отпустил её горло, схватил огромной лапой за свитер, сжав его в горсти, и огрел её спиной о кирпичную стену.
– Заткни рот, – зашипел он на нее. Голос у него был тихим, но глубоким. Заглянул ей в лицо. Злые зеленые глаза, слегка прищурившись, глядели на него. У неё был толстый нос и грубая кожа.
– Что вам надо? – хрипло спросила она.
– Сумку, – рявкнул он. – Быстро.
– Почему на вас очки?
– Давай сюда сумку.
Он потянулся за сумкой, женщина отдернула её. Тогда он крепче ухватился за свитер, на миг оттянул от стены и снова впечатал её.
– Сумку!
– Нет!
Ладонью он сильно ударил её по губам. Голова её отлетела назад, она затрясла ею, пытаясь прийти в себя.
– Послушай, – сказал он, – как следует меня послушай. Я не хочу тебе зла. Это только для острастки. А теперь давай мне сумку и, когда я уйду, чтобы ни звука, слышишь? Ни звука!
Женщина тыльной стороной ладони медленно утерла рот. В темноте заметила кровь и прошипела:
– Не смей прикасаться ко мне, ты, бандитская рожа!
Она замахнулась и ударила его не задумываясь. Он вдруг ощутил удар по лицу, потом ещё и еще. Она так и молотила его мясистыми руками.
– Ах ты мерзкая вошь, – зарычал он, схватил её за руку и толкнул на стенку. Ударил её дважды, чувствуя, как его ободранные костяшки врезаются в её тупую, мерзкую морду. Ударившись спиной о стену, она застонала и рухнула на тротуар к его ногам.
Тяжело дыша, он стоял над ней. Оглянулся через плечо, осмотрел улицу, потом приподнял очки, чтобы лучше видеть. Никого не было. Быстро нагнулся и вырвал у неё сумку.
Женщина не пошевелилась.
Снова взглянул на нее. Что за дура ему попалась? Он же не хотел заходить так далеко. Снова нагнулся и приложил ухо к её груди. Та была твердой, как у мужчины; дыхание нормальное. Успокоившись, он встал, по лицу пролетела слабая усмешка.
Он ещё постоял над ней, потом поклонился, руку, в которой держал сумку, галантно приложил к груди и сказал:
– Клиффорд благодарит вас, мадам.
И исчез в ночи.
Полицейские 87 округа могут договориться о чем угодно, но только не о том, сколько платить осведомителям. Или, как говорила одна старуха, целуясь с коровой: – “Это дело вкуса”, потому что осведомитель одного топтуна для другого – просто никчемный бездельник.
Общепризнанно было, что надежнее всех – Дэнни Джимп, но и самые верные его приверженцы понимали, что некоторые их коллеги добивались лучших результатов, используя как стукача кого-то другого. Невозможно было отрицать, что все они зависели от информации, добытой в контактах с уголовным миром. Речь шла только о том, кто что предпочитает.
Хэл Уиллис предпочитал типа по прозвищу Пузан Доннер. С его бесценной и хорошо оплаченной помощью он расщелкнул немало твердых орешков, и теперь уже не было сомнений, что вежливый, кланяющийся грабитель Клиффорд становился одним из них.
Только одно в Доннере могло отвратить от идеи задействовать его в операции – это его безумная любовь к турецким баням. Уиллис и так был худ, и ему, как и его коллегам, совсем не улыбалось сбрасывать кило-два каждый раз, когда нужно было что-то узнать от Доннера.
Доннер, напротив, был не просто толст. Он был чудовищно пузат. А пузан – это определение человека более чем толстого. Доннер был могучим. Исполинским. Величественным.
И вот он сидел, прикрыв срам полотенцем, и когда дышал паром, окружавшим его и Уиллиса, толстые слои жира тряслись по всему телу. Кожа у него была нездорово бледной, и Уиллис подозревал, что он наркоман, но ни за что на свете не дал бы арестовать такого роскошного осведомителя.
Доннер сидел, как белый Будда, и дышал паром. Уиллис наблюдал за ним и потел.
– Клиффорд, да? – спросил Доннер. Голос у него был глухой, замогильный, словно возвещавший о приходе смерти.
– Клиффорд, – подтвердил Уиллис. Он чувствовал, как под его коротко остриженными волосами выступал пот, как он стекает ему на шею, на лопатки и дальше по позвоночнику. Ему было жарко. Во рту пересохло. Он наблюдал за Денвером, который оседал как огромное вянущее растение, и проклинал в душе всех толстяков. – Клиффорд. Разумеется, ты о нем читал. Этим полны все газеты.
– Я вообще не читаю газеты, – признался Доннер. – Только юмор.
– Тогда о деле. Речь идет о грабителе. Вначале он бьет жертву, потом её грабит, потом низко кланяется и говорит: “Клиффорд благодарит вас, мадам”.
– Он интересуется только девками?
– Пока да, – согласился Доннер.
– Я его не знаю, – сказал Доннер, качая головой, разбрызгивая пот на стены, отделанные кафелем. – Клиффорд… Это имя мне ничего не говорит. Расскажите мне о нем подробнее.
– Носит темные очки. Во всяком случае, был в них последние два раза.
– Фильтры? Этот кореш и ночью их не снимает?
– Ну и?
– Клиффорд, кореш, курвы… Одни “К”. А как насчет кокаина?
– Неизвестно.
– “К”, понимаете? – продолжал Доннер. – Клиффорд, курвы… и т.д.
– Ага, начинаю понимать.
Доннер пожал плечами. Казалось, что в парильне стало ещё жарче. Этот проклятый пар, что валил неизвестно откуда, заполнял комнату густой влажной завесой горячего тумана. Уиллис тяжело вздохнул.
– Клиффорд, – повторил Доннер. – Это кличка?
– Понятия не имею.
– Знаете, я встречал множество бандитов, но ни у одного не было на лбу написано, что он Клиффорд. Что, если это какой-то любитель, которому главное – потискать девок? Или что-то еще? Подождите, Клифорд… Может, он крадет просто от голода?
– Он ограбил уже четырнадцать женщин, – заметил Уиллис. – Давно бы мог удовлетворить любой голод.
– Изнасилований не было?
– Нет.
– Значит, его интересует только дело. Он не садист?
– Неизвестно.
– Большой улов?
– Самый крупный – пятьдесят долларов. Остальные – совершенно ничтожные суммы.
– Вшивота. – Доннер наморщил лоб.
– А ты что, знаешь грабителей, работающих по-крупному?
– Те, что работают в вашем районе, наберут максимум на жвачку. Но в свое время я знавал серьезных мужиков. – Доннер улегся на мраморную скамью и поправил полотенце на бедрах. Уиллис потной рукой попытался утереть пот со лба.
– Слушай, а ты когда-нибудь выходишь наружу? – полюбопытствовал Уиллис.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, туда, где нормальный воздух.
– Ну, разумеется, этим летом я им досыта надышался. Какое было лето!
Уиллис вспомнил рекордную жару, от которой чуть не замерла вся жизнь в городе.
– Верно, верно, – сказал он. – Ну так что, Пузан, у тебя есть что-нибудь для меня?
– Да, пожалуй, ничего. Или он новичок, или держится в стороне.
– Много новых лиц в городе?
– Знаете, дружище, какие-то новые лица есть всегда, – ответил Доннер, – но ни об одном из этих парней я бы не сказал, что они способны на такое. Честно говоря, немногих грабителей я знаю. Это уже только для сопляков. Думаете, Клиффорд тоже из таких?
– Судя по словам его жертв – нет.
– Значит, он постарше?
– Между двадцатью и тридцатью.
– Трудный возраст, – заметил Доннер. – Уже не пацан, но ещё не мужчина.
– Ну, бьет он по-мужски, – заметил Уиллис. – Вчерашнюю пришлось отвезти в больницу.
– Знаете что, – сказал Доннер, – я кое-где прогуляюсь. Буду держать ушки на макушке и, если что, звякну вам. Идет?
– Когда?
– Скоро.
– И как долго будет тянуться это твое “скоро”?
– Что вам так приспичило? – спросил Доннер и почесал нос указательным пальцем. – Вам нужен тот самый или другой сойдет?
– Настоящий подошел бы больше, – ответил Уиллис.
– Ладно. Тогда я поищу… Сегодня что?
– Среда.
– Среда, – повторил Доннер и потом почему-то добавил: – Среда – чудесный день. Попытаюсь связаться с вами ещё этой ночью.
– Если позвонишь, буду ждать, иначе уйду домой в четыре.
– Звякну, – пообещал Доинер.
– О’кей, – сказал Уиллис. Встал, подтянул полотенце на бедрах и направился к выходу.
– Эй, вы ничего не забыли? – крикнул ему вслед Доннер.
Уиллис обернулся:
– Я пришел сюда только с этим полотенцем.
