Он наклонился над полом, в том месте, где приподнимали две паркетины, но ничего особенного не увидел. Несколько царапин на дереве указывали, что здесь пользовались стамеской или чем-то вроде нее.
Мегрэ осмотрел дверь и обнаружил, что замок нарушен. Чувствовалось, что это работа дилетанта, хотя и от него не потребовалось больших усилий.
— А Дед Мороз не рассердился, когда увидел, что ты на него смотришь?
— Нет, месье. Он был занят. Он проделывал в полу дыру, чтобы спуститься к мальчику, который живет на третьем этаже.
— И он ничего тебе не сказал?
— Мне кажется, он улыбнулся. Но я в этом не уверена: борода у него густая и было не очень светло. Зато я ясно видела, как он приложил палец к губам, чтобы я никого не звала. Взрослым не полагается с ним встречаться. А вы-то разве его видели?
— Очень давно.
— Когда были маленьким?
Он услышал шаги в коридоре. Дверь открылась, и вошла мадам Мартен, в сером костюме, бежевой шляпе, с сумкой для провизии в руке. Она, видимо, замерзла. Лицо ее осунулось и побледнело. Наверное, она торопилась домой и поднималась по лестнице бегом, так как на щеках у нее выступили два красных пятна и дыхание было учащенное.
Войдя, она даже не улыбнулась и лишь спросила у Мегрэ:
— Девочка вела себя хорошо? — Потом, снимая жакет, продолжила: — Прошу прощения, что заставила вас ждать. Мне нужно было сделать много покупок, пока не закроются магазины.
— Вы никого не встретили?
— Что вы имеете в виду?
— Ничего. Я только хочу знать, не пытался ли кто-нибудь с вами заговорить.
У нее было достаточно времени, чтобы побывать гораздо дальше, чем на улицах Амело или Шмен-Вер, где находится большинство лавок этого квартала. Она успела бы даже, взяв такси или воспользовавшись метро, доехать почти до любой точки Парижа.
Жильцы дома, как видно, были настороже, и мадемуазель Донкер зашла спросить, не нужна ли она еще.
Мадам Мартен, конечно, сказала бы нет, но за нее ответил Мегрэ:
— Не посидите ли с Колеттой? Мы побудем в соседней комнате.
Старая дева поняла, что он просит отвлечь внимание ребенка, пока поговорит с мадам Мартен. Та, несомненно, тоже все поняла, но не показала виду.
— Сюда, пожалуйста! Я только разгружу сумку.
Она отнесла провизию в кухню, сняла шляпу и немного взбила свои светлые волосы. Потом, закрыв дверь, обратилась к Мегрэ:
— Мадемуазель Донкер очень возбуждена. До чего же ей повезло, правда? Особенно если она собирает газетные статьи об этом комиссаре. И вот в один прекрасный день этот комиссар попадает к ней в дом… Вы позволите?
Она вытащила из серебряного портсигара сигарету, размяла двумя пальцами, щелкнула зажигалкой. Быть может, этот жест и побудил Мегрэ осведомиться:
— Вы нигде не работаете, мадам Мартен?
— Мне было бы трудно работать и вести хозяйство, да еще заниматься девочкой, даже теперь, когда она ходит в школу. Кроме того, мой муж против.
— Но до знакомства с ним вы работали?
— Разумеется! Надо же было зарабатывать на жизнь. Может быть, присядете?
Мегрэ сел в дачное плетеное кресло. Мадам Мартен продолжала стоять, привалившись к краю стола.
— Вы были машинисткой?
— Угадали.
— Долго?
— Сравнительно долго.
— Вы еще работали, когда встретили Мартена? Простите, что я задаю вам эти вопросы.
— Такая уж у вас профессия.
— Вы вышли замуж пять лет назад. Где вы тогда работали? Да, еще. Могу я узнать, сколько вам лет?
— Тридцать три. Тогда мне было двадцать восемь, и я работала у месье Лорийе, в Пале-Рояле[3].
— Секретаршей?
— У месье Лорийе был ювелирный магазин. Точнее говоря, там продавались сувениры и старинные монеты. Представляете себе эти старинные лавки в галереях Пале-Рояля? Я была и продавщицей, и секретаршей, и бухгалтером. К тому же замещала хозяина в его отсутствие.
— Хозяин был женат?
— И даже имел троих детей.
— Вы бросили работу, когда вышли замуж за Мартена?
— Не сразу. Жан не хотел, чтобы я продолжала работать, но зарабатывал он не так уж много, а у меня было хорошее место. Первые месяцы я еще там оставалась.
— А потом?
— А потом произошло совсем незначительное, но совершенно неожиданное событие. Однажды утром, когда я, как обычно, в девять утра подошла к двери магазина, она оказалась запертой. Я решила, что месье Лорийе опаздывает, и стала ждать.
— Он жил в другом месте?
— Он жил с семьей на улице Мазарини. В половине десятого я забеспокоилась.
— Он умер?
— Нет. Я позвонила жене, но та сказала, что он ушел из дому, как обычно, в восемь утра.
— Откуда вы звонили?
— Из перчаточного магазина, рядом с нашим. Я прождала все утро. Его жена тоже приехала ко мне. Мы вместе пошли в полицию, где, между прочим, к этому отнеслись совершенно спокойно. Спросили у жены, здоровое ли у него сердце, нет ли любовницы и так далее, в том же духе. С тех пор он бесследно исчез. Магазин откупили какие-то поляки, а мой муж настоял, чтобы я бросила работу.
— Сколько прошло тогда времени после вашего замужества?
— Четыре месяца.
— Ваш муж уже разъезжал по юго-западу?
— У него был тот же маршрут, что и сейчас.
— В то время, когда исчез ваш хозяин, месье Мартен находился в Париже?
— Нет. Думаю, что нет.
— Полиция осмотрела помещение?
— Все оказалось в порядке, точно так, как было накануне вечером. Ничего не пропало.
— Вам известна судьба мадам Лорийе?
— Какое-то время она жила на деньги, полученные от продажи магазина. Дети сейчас уже, должно быть, взрослые, семейные. А она теперь держит галантерейную лавочку, недалеко отсюда, на улице Па-де-ла-Мюль.
— Вы с ней поддерживаете отношения?
— Я иногда заходила в эту лавку. Там однажды мы случайно и встретились. Сначала я ее не узнала.
— Когда это было?
— Не помню, с полгода назад.
— Есть у нее телефон?
— Не знаю. А зачем это вам?
— Что за человек был месье Лорийе?
— Вы имеете в виду внешность?
— Да, первым делом опишите его.
— Высокий, выше вас и еще шире в плечах, толстяк, довольно рыхлый. Понимаете, что я хочу сказать? Он не слишком следил за собой.
— Возраст?
— Лет пятьдесят. Точно не знаю. У него были черные с проседью усики, а одежда всегда висела мешком.
— Вам известен его распорядок дня?
— Каждое утро он шел из дома в магазин пешком, приходил примерно за четверть часа до меня и сразу же просматривал почту. Говорил мало. И вообще, скорее был меланхоликом. Большую часть времени проводил у себя в кабинете, в глубине магазина.
— Были у него любовные связи?
— Не знаю.
— За вами он не ухаживал?
— Нет.
— Он вас очень ценил?
— Думаю, что я была ему хорошей помощницей.
— Ваш муж с ним встречался?
— Разговаривать им не приходилось. Иногда Жан встречал меня после работы, но всегда ждал на улице… Это все, что вы хотите узнать? — В голосе ее слышалось нетерпение, даже досада.
— Хочу вам напомнить, мадам Мартен, что это вы пришли ко мне.
— Лишь потому, что старая дура ухватилась за возможность увидеть вас вблизи и потащила меня чуть ли не силой.
— Вам не нравится мадемуазель Донкер?
— Не люблю людей, которые суют нос не в свои дела.
— А ей это свойственно?
— Мы взяли к себе ребенка моего деверя, вы это знаете. Хотите верьте, хотите — нет, но я отношусь к Колетте как к родной дочери.
Вероятно, это было чисто интуитивное ощущение, неясное, почти неуловимое, но, сколько бы Мегрэ ни смотрел на женщину, сидевшую напротив него и курившую сигарету за сигаретой, он не мог представить ее в роли матери.
— И вот, якобы желая помочь мне, она без конца отирается здесь. Если мне на несколько минут нужно выйти, она уже стоит в коридоре и со слащавой улыбкой набивается: «Вы ведь не оставите Колетту одну, мадам Мартен? Позвольте мне посидеть с ней». А я про себя думаю, не развлекается ли она в мое отсутствие тем, что шарит у меня по ящикам.
— Однако же вы ее терпите.
— Приходится. Об этом настойчиво просит Колетта, особенно с тех пор, как слегла. Мой муж тоже ей симпатизирует. Когда-то, будучи еще холостяком, он болел воспалением легких, и она за ним ухаживала.
— Вы отнесли обратно в магазин куклу, которую купили в подарок Колетте на Рождество?
Она нахмурилась и посмотрела на смежную дверь:
— Я вижу, вы ее расспрашивали. Нет, я не отнесла куклу по той простой причине, что купила ее в универмаге, а они сегодня все закрыты. Вы хотите ее посмотреть?
Она сказала это с вызовом и, вопреки ожиданиям Мегрэ, принесла коробку, на которой сохранилась цена: кукла была дешевая.
— Могу я узнать, куда вы ходили сегодня утром?
— За покупками.
— На улицу Шмен-Вер или Амело?
— И на улицу Шмен-Вер и на улицу Амело.
