– У меня диск ди-ви-ди, – не унимался Винс. – Я его миллион раз пересмотрел!
– Здорово, – улыбнулся Чейз. – Рад, что вам нравится.
– Глазам своим не верю, – Винс съехал на прежнюю колею и снова начал подпрыгивать. – Господибожемой…
Чейз продолжал невозмутимо улыбаться. Похоже, ему уже приходилось встречаться с таким поведением; с другой стороны, медвежья хватка фаната явно начинала ему надоедать. Впрочем, держался он вполне мужественно. Высвободив-таки руку, он похлопал Винса по плечу. – Ну ладно, – произнес он. – Нам с Дерриком пора идти. – Он повернулся в мою сторону и легонько подтолкнул меня вперед. – Но я с удовольствием поработаю с вами. До встречи!
Чейз взял меня за локоть и потащил по коридору. Впрочем, меня и подгонять-то особенно не требовалось, поскольку Винс снова погрузился в причитания «господибожемой… господибожемой… господибожемой…», а это всегда досадно – видеть, как тот, кто был тебе другом, превратился в эталонный образец умалишенного. Поэтому мы, оставив Винса в коридоре, нырнули под спасительный кров моего кабинета. Чейз оперся бедром о край моего стола, скрестил руки на груди и тряхнул головой.
– Вот уж не ожидал такого здесь, – признался он. – То есть я хочу сказать, я думал, копы более… ну… – Он пожал плечами. – Круче, что ли? Настоящие мачо. Ну, понимаете.
– Винс не настоящий коп, – уточнил я.
– Да, и все же. Он не гей случайно? То есть, ничего не имею против, мне просто интересно.
Я посмотрел на Чейза и вздрогнул. Надо признаться, по большей части меня поразил не столько его вопрос, сколько я сам. Я проработал с Винсом уже довольно много лет и ни разу не задался этим вопросом. Конечно, мне это было безразлично, да и не касалось меня. В конце концов, в свою-то личную жизнь я его тоже не пускал.
– Не знаю, – признался я. – Однако в прошлый Хеллоуин он нарядился Кармен Мирандой. В очередной раз.
Чейз кивнул.
– Характерный звоночек, – заметил он. – Черт, на самом-то деле мне все равно. То есть я хотел сказать, сейчас пидоры на каждом шагу.
Меня слегка удивило использование слова «пидоры». Мне казалось, в относительно либеральных кругах, к каким я относил Голливуд, им не злоупотребляют. Впрочем, вполне возможно, Роберт просто хотел войти в доверие, а, с его точки зрения, я как мачо и сотрудник органов правопорядка Майами должен сыпать неполиткорректными эпитетами. Всем ведь известно, что мы только так и разговариваем.
И в любом случае меня гораздо больше заинтересовала его реакция на Винса, превратившегося в школьницу-фанатку.
– И что, такое с вами часто приключается? – осведомился я.
– Это вы про заикание и подпрыгивание как на пружинках? – без особого энтузиазма откликнулся Чейз. – Угу. Везде, где появляюсь. – Он подтянул к себе лежавшую у меня на столе папку и раскрыл ее.
– Это, наверное, немного затрудняет поход в магазин за продуктами, – заметил я.
– Ну да, – ответил актер, не отрывая взгляда от папки. – Но продукты для меня покупают. И потом, – пожал он плечами, – в Эл-Эй все по-другому. Там все считают, что они с тобой в одном бизнесе, поэтому никому не хочется выглядеть фриком. – Роберт принялся перелистывать страницы рапорта, что начинало меня раздражать.
– Мне тут поработать немного надо, – сообщил я, и он поднял голову с самым тревожным видом, отчего мое настроение сразу несколько улучшилось.
– Что, э… Убийство? – спросил Чейз. – Будете работать с кровью?
– Боюсь, что так, – подтвердил я. – Надо изучить несколько образцов с места преступления. – Признаться, иногда Декстер умеет быть не очень приятным, поэтому я не удержался от уточнения: – Убийца перерезал сонную артерию, так что крови вытекло предостаточно.
Чейз со свистом втянул воздух сквозь зубы. Потом, выпустил его, не разжимая зубов, снял очки, внимательно посмотрел на них и надел обратно. Возможно, это характеризует меня не с лучшей стороны, но я получил некоторое удовольствие от того, как он слегка побледнел под загаром. В конце концов он сглотнул и сделал еще один долгий вдох.
– Что ж, – пробормотал он. – Мне, наверное, лучше понаблюдать.
– Наверное, да, – согласился я.
Чейз еще раз сглотнул, вздохнул и встал, изо всех сил стараясь сохранить решительный вид.
– Ладно, – сказал он. – Я… я просто у вас через плечо погляжу, да?
– Идет, – кивнул я. – Постараюсь не брызгать слишком.
Он зажмурился на мгновение, но послушно пошел за мной.
Я бы назвал это маленьким триумфом; увы, до конца недели он так и остался единственным. Пока я расправлялся со своими повседневными обязанностями, Роберт неотступно следовал за мной. Он не слишком совался мне под руки, но всякий раз, когда я оборачивался, он маячил у меня за спиной – с серьезным выражением лица, а часто еще и с вопросом, что и зачем я сейчас делаю. Почему это так важно? Часто ли я это проделываю? Много ли убийц поймано благодаря этому? И что, все как один маньяки? А вообще много маньяков у вас тут, в Майами? Довольно часто вопросы не имели никакого отношения к тому, чем я в тот момент занимался, что изрядно меня раздражало. Нет, я понимал, конечно, что такому человеку, как он, трудно сформулировать внятный вопрос о, скажем, хроматографии, но, с другой стороны, зачем он вообще тогда тут ошивался? Почему бы ему не сидеть вместо этого где-нибудь в спортивном баре, посылая мне свои вопросы в эсэмэсках, что не мешало бы ему потягивать пиво и смотреть футбол по телеку?
Глупые вопросы уже доставали. Однако в среду он ухитрился поднять свои издевательства на новый уровень.
Мы были в это время в моей лаборатории. Я смотрел в микроскоп: мне удалось обнаружить любопытное сходство образцов тканей с двух разных мест убийства. Я выпрямился, потянулся, оглянулся и увидел, как Чейз, одной рукой задумчиво массируя себе затылок, другой прикрывает рот. Прежде чем я успел спросить, что означают эти дурацкие жесты, до меня вдруг дошло, что я проделываю абсолютно то же самое.
Я резко опустил руки.
– Зачем вы так? – спросил я как мог спокойно.
Чейз тоже опустил руки и торжествующе ухмыльнулся.
– Но вы ведь именно так и делаете, – заявил он. – Когда обнаруживаете что-то важное. Вас руки выдают. – Актер повторил мой жест, прижав одну руку к затылку, а вторую ко рту. – Вы делаете вот так, – он опустил руки, – а потом встаете с задумчивым видом. – Роберт насупился, что наверняка означало, как много мыслей сейчас в его голове. – Как-то так.
Наверное, я всю свою профессиональную жизнь проделывал это и многое другое, даже не осознавая. Если подумать, в моей лаборатории и зеркал-то особенно нет, чтобы я мог видеть себя за работой, и, если честно, меня это вполне устраивает. У каждого из нас есть свои неосознанные привычки… правда, мне всегда казалось, что я гораздо сдержаннее и логичнее в этом отношении большинства окружающих.
Но вот передо мной Чейз, и он наглядно продемонстрировал, что мои ужимки такие же дурацкие, как у любого другого. И то, что он их копировал, бесило меня просто невероятно. Более того, на самый важный вопрос он так и не ответил.
– Но вы-то зачем это делаете? – повторил я.
Роберт тряхнул головой так, словно это я задаю глупые вопросы.
– Я вас изучаю, – объяснил он. – Для своей роли.
– А не могли бы вы изучать, скажем, Винса? – поинтересовался я, хотя даже мне самому это предложение показалось совсем уже странным.
Чейз мотнул головой.
– Мой персонаж – не гей, – совершенно серьезно возразил он.
К исходу четверга я уже начал подумывать, не податься ли в геи, если это помешает Чейзу передразнивать меня. Он повторял за мной абсолютно все, любое бессознательное движение. За это время я узнал, что пью кофе, хлюпая, мою руки невыносимо долго и пялюсь, прикусив губу, в потолок, когда разговариваю с кем-нибудь по телефону. Я никогда не испытывал проблем с самооценкой: Декстер мне нравится таким, какой он есть. Даже очень нравится. Но по мере того, как Чейз продолжал обезьянничать, я обнаружил, что даже самое крепкое и здоровое самомнение может пошатнуться под огнем непрерывного, серьезного напоминания о твоих недостатках.
Я держался изо всех сил. Я напоминал себе, что выполняю приказ, что это часть моей работы и что у меня все равно нет иного выбора, но это не помогало. Всякий раз, оборачиваясь, я словно в зеркале видел все свои действия – только с добавлением аккуратных усиков и безукоризненной прически. Хуже того, время от времени, оглядываясь, я видел Чейза, молча глядевшего на меня с таким отсутствующим выражением лица, что проникнуть в его мысли не представлялось возможным.
День проходил за днем, и его присутствие все больше действовало на нервы. Меня бесило его наблюдение за мной, копирование моих действий и жестов. Но и без этого чувствовать к Роберту Чейзу симпатию я бы не смог. Признаюсь, я редко испытываю к кому-либо теплые эмоции, обычно связывающие людей друг с другом. Но это больше потому, что человеческие чувства мне вообще не свойственны. Однако мне удается вполне убедительно их имитировать; в конце концов, я ухитрился выжить в человеческом окружении, усвоив свойственные ему ритуалы и социальные повадки. В случае Чейза это не срабатывало, да и у меня не возникало особого желания пытаться. Что-то в нем меня отталкивало, а потому, хотя я так и не смог определить, что именно, я его просто недолюбливал.
