С того дня он начал попивать, нервы не выдерживали осознания содеянного, а тут еще ежедневные репетиции, напоминающие о прошлом. За работу взялся Дудник, и Никита на некоторое время расслабился, полностью сосредоточившись на задаче выяснить, как много известно Артему. Когда Лесогоров уехал на целый день к себе в Шиловск, Никита украл на вахте ключ от служебной квартиры, сбегал за угол в мастерскую и сделал копию, потом влез в квартиру и попытался порыться в бумагах Артема, но не нашел ничего, ни единого листочка, имеющего отношение к делу Леоничева. Тогда он позвонил Ольге и снова попросил ее о помощи, все-таки она системный администратор, для нее компьютер – детские игрушки, пусть приедет и покопается в компе Лесогорова, пока Никита будет развлекать его в клубе «Киномания».
– Купи билет на спектакль, перед первым актом пройди из зрительного фойе через вот эту дверь, – он говорил и попутно рисовал на листке бумаги план, – в коридор, а оттуда на дальнюю служебную лестницу, поднимешься на самый верх, там квартира. Вот тебе ключ. Все посмотришь, если надо – скопируешь, и возвра-щайся тем же путем. Зайди в туалет для зрителей и посиди там до антракта, во время антракта сольешься с толпой и на второй акт пойдешь в зал как обыкновенный зритель.
Ольга послушно сделала все, как он велел, но это ни к чему не привело: в компьютере Лесогорова никаких материалов не обнаружилось.
И тут возникло еще одно препятствие: режиссер Семен Борисович Дудник резко поменял позицию. Теперь он не соглашался с Колодным и всячески защищал автора пьесы. Никита терялся в догадках, он не понимал, почему Дудник внезапно изменил свою точку зрения. И он задал режиссеру вопрос прямо в лоб. Ответ его ошарашил: оказывается, было указание руководства не сердить автора, потому что если он разозлится и уйдет, то уйдет вместе с деньгами, на которые в «Новой Москве» уже запланировано поставить три новых спектакля.
– Так что мне велено пылинки с него сдувать, вот так-то, друг Никита, – заключил Дудник. – И зря ты ерепенишься, зря стараешься, больше никаких переделок не будет. Всякие мелочи мы, конечно, подчистим, но ничего кардинального.
Колодный был в полном отчаянии. Он чувствовал себя крысой, загнанной в угол, и понимал, что зашел уже слишком далеко, и пути назад у него нет. Только вперед. Он готов на все, что угодно, лишь бы Вера не разочаровалась в нем и не ушла. Оставалось последнее средство, которое позволяло переделывать пьесу без риска потерять деньги.
Убить автора.
– Но это же глупо, – недоуменно протянул Камень. – И вообще, все, что делал Колодный, ужасно глупо. Да взять хоть историю с Арцеуловым: наврал сыщикам про его таинственные отношения с Артемом Лесогоровым, сочинил эпизод в гримерке, которого на самом деле никогда не было, навел тень на плетень, а ведь эта ложь проверяется в три секунды. Зачем он это сделал? На что рассчитывал? Глупость невероятная! У меня возникло страшное подозрение, что сыщики на этот раз столкнулись с неумным преступником.
– А что, преступники обязательно должны быть умными? – ехидно прищурился Змей. – Это только в книжках и в кино они умные, хитрые, коварные и жутко предусмотрительные, уничтожают все следы. А в жизни-то… – Он пренебрежительно махнул хвостом. – Мы с вами тут не книжки читаем, а про жизнь смотрим, так что надо быть готовым ко всему, в том числе и к непростительным ошибкам, и к обыкновенной глупости.
– А я не понял, – встрял Кот Гамлет, – это он из-за своей любви так убивался?
– Из-за нее, а то как же, – ответил всезнающий Змей.
– То есть вы хотите сказать, что люди из-за любви способны на такие чудовищные и глупые поступки? – не верил Кот.
– Они из-за любви еще и не на такое способны, – заверил его Ворон. – Ты мало прожил и мало видел, а мы Вечные, мы много чего повидали. Так что я тебе ответственно заявляю: и не такое бывает.
– Бывает, – поддакнул Камень.
И Змей согласно покивал овальной головой.
– А вот еще про Лесогорова я не все понял, – продолжал допытываться Кот. – Для чего он все это затеял-то? Славы захотел?
– Ее, родимой, – подтвердил Ворон. – Тщеславие его одолело и честолюбие, хотя я не уверен, что между этими понятиями есть разница. Он парень-то ведь неглупый был, очень даже неглупый, записки следователя прочитал, потом само дело в архиве посмотрел и увидел, что там, как выразилась наша героиня Анастасия Павловна, дыра на дыре, следы в квартире Леоничева никто не фиксировал и даже не искал, потому что сперва все были уверены, что это суицид, а потом в одну секунду стали уверены, что виновна Светлана, так чего надрываться? Флэшку эту, у Светланы найденную, тоже никто на предмет следов чужих рук не исследовал, в общем, по делу много чего не было сделано, потому что очень хотелось его поскорее в суд отправить. А Артем за флэшку зацепился и придумал свою историю, которая по чистой случайности оказалась довольно близкой к правде, хотя и не совсем. Например, про Ольгу он не знал и догадаться не мог, но про то, что смерть Леоничева и флэшка – дело рук постороннего, он допер. Вернее, сообразил, нафантазировал, но почти попал. И решил, что этот посторонний имеет отношение к театру «Новая Москва», не зря же следователь Тихомиров об этом упоминает. В общем, чистый вымысел, но, как это часто случается, попавший в точку. Артему Лесогорову очень хотелось самому выявить и разоблачить убийцу, он уже мысленно видел заголовки, публикации, премии, вплоть до Пулитцеровской. Ну как же, потрясающий результат журналистского расследования! Журналист сумел то, чего не сумели или не захотели суметь профессиональные служители закона! Он ведь именно для этого и стенограммы репетиций писал: попишет-попишет, а потом у себя в квартирке под крышей театра анализирует каждое слово, каждый жест, каждый взгляд. А вдруг кто-то прокололся невзначай! И поэтому же он никому не говорил о том, что к нему в квартиру залезали посторонние. Он же видел, что кто-то был, но молчал. Сам хотел всех выследить и на чистую воду вывести.
Змей укоризненно покачал головой, дескать, вот до чего молодой азарт доводит.
– Ну, здесь все более или менее понятно. Вы нам лучше вот что объясните, уважаемый Гамлет, – обратился он к Коту. – Для чего ваши театральные друзья туману напускали? Ведь никто из них действительно ничего не знал, а волновались-то! И вели себя так, как будто что-то скрывают. Зачем?
– Дети, – коротко ответил Кот. – Театр – это вообще высшее проявление детства, когда притворяешься и искренне сам веришь. Каким бы сложным и высокодуховным ни был театр, все равно он родом из детства. И служить ему могут только те, кто сохранил детскость в собственной душе. Кстати, в театрах потому и кошек любят.
– Почему это – потому? – не понял Ворон.
– Потому что все дети любят животных, особенно кошек, – авторитетно пояснил Гамлет. – А вы не посмотрели, что там с Львом Алексеевичем?
Ворон грустно вздохнул и опустил голову.
– Скончался, не приходя в сознание, – сообщил он.
Все помолчали, отмерив скорбную минуту.
Первым прервал молчание Кот. Он поднялся, выгнул спину и поставил хвост вертикально.
– Я так понимаю, вы сейчас начнете меня выпроваживать. Историю мы закончили, так что пора мне собираться.
– Подождите, куда же вы, – заволновался Камень, но Змей укоризненно глянул на него, и Камень стушевался.
– Действительно, пора, – каркнул Ворон. – Давай прощайся, и пойдем, я тебя провожу, покажу, где место.
– Не беспокойся, я сам провожу Гамлета, – сказал Змей, медленно разворачивая кольца. – Я все равно собрался в дорогу, мне по пути.
Кот медленно обошел вокруг Камня, потерся щечками о каждый выступ, подошел к лицу и лизнул каменный нос, встав на задние лапы. Потом задрал голову и посмотрел вверх.
– Уважаемый Ворон, я не смею просить вас спуститься вниз, но никаким другим способом я с вами проститься не смогу, – вежливо проговорил он.
Ворон отвернулся и проворчал в сторону:
– Да ладно, чего уж там, спущусь.
Спускался он почему-то медленно, не взлетая, а перепрыгивая с ветки на ветку все ниже и ниже, и пристальный взгляд Камня уловил подозрительный блеск круглых глаз старого друга. Вот и Ворон расчувствовался, а ведь как хотел поскорее избавиться от Кота! Наконец Ворон приземлился, растопырил крылья, и Кот пролез между этими крыльями, покрутился и лизнул птицу в голову.
– Ну что ж, прощайте, спасибо вам за все, век буду с благодарностью вспоминать, как вы меня выхаживали, – произнес он с достоинством. – А с вами, уважаемый Змей, мы простимся позже, уже на месте.
«Вот и все, – с грустью думал Камень, глядя вслед удаляющимся Змею и Коту. – Только что они были здесь, со мной, и вот их уже нет. Змей когда-нибудь вернется, а вот Кот – никогда. Никогда больше я его не увижу. Для меня он теперь все равно что умер. Его больше не будет в моей жизни».
– Ладно, ты не плачь, – донесся до него голос Ворона, – а то я сам тоже вот-вот… Ты меня заражаешь. Кстати, о слезах. Я хотел с тобой поговорить, да все откладывал, ждал, пока эта кишка позорная уметется, при нем не хотелось… Знаешь, я, кажется, понял, почему я на «Дяде Ване» всегда слезу пускаю.
