Нине конфликт был совсем ни к чему. Заметив неподалеку переулок, она рванула туда и сразу резко остановилась — это был тупик. Радостно хохочущие парни въехали туда следом за ней, и она оказалась прижатой к стене.
Мотоциклы остановились с работающими двигателями, и один из парней достал нож со щелчком выскочило лезвие, парни засмеялись.
— Будем тебе операцию делать, землячок, — сказал тип с ножом.
— Погоди, Вареный, — балагурили его друзья. — Может, он хороший…
— Пусть прощения попросит, — предлагали другие.
— Пусть на колени станет…
— Пусть землю жрет…
У Нины не было времени на препирательства. Она сунула руку в карман и вытащила «люггер». Перед нею опять было абстрактное зло, и она холодно выбирала цель.
— Ух ты, — сказал тип с ножом. — А дядя упакованный. Ты что же, сучья лапа, думаешь, я так сразу и отвалю?
— Мочи его, сучару!..
Кто-то подобрал кирпич и кинул в нее. Нина увернулась.
— Считаю до трех, — сказала она. — Я шутить не собираюсь.
— Тю-тю-тю… — сказал главарь.
Он безусловно испугался, но перед друзьями не смел это выказать. Нина даже на мгновение пожалела его.
— Раз… два… три, — она выстрелила.
Пуля угодила парню в лоб, и он отвалился на спину. Рядом тарахтели мотоциклы, и звук выстрела едва ли был слышен на этом фоне. Парни на мгновение застыли, не веря в происшедшее.
— Падла! — закричал один, самый нервный. — Да мы тебя…
Договорить он не успел, потому что очередной выстрел «люггера» раздробил ему челюсть, и он упал, истекая кровью. Этого было достаточно. Остальные немедленно повернули мотоциклы и рванули вон из проклятого тупика.
Нина сунула пистолет в карман, перешагнула через труп главаря и спокойно вышла вслед за ними.
В другое время она бы непременно испугалась смерти этих обнаглевших юнцов, кричала или бежала бы от них. Но теперь она не была сама собой, теперь она была безжалостным убийцей Бэби, и горе было тому, кто становился на ее пути. В этот момент она забыла о том, что когда-то была матерью, нежила детей и любила мужа, теперь она была средоточием холодной ненависти. И самое удивительное, ей это нравилось.
Именно в таком состоянии она пришла к дому Люсина и, позвонив из автомата, назвалась представительницей крупной торговой фирмы, которая желает поговорить с ним конфиденциально. Она говорила своим естественным женским голосом, и Люсин даже по телефону принялся с нею любезничать. Наконец он согласился выскочить на несколько минут, и Нина пообещала ждать его в представительском «мерседесе». Положив трубку, она направилась в подъезд.
Сначала было тихо, только кошка где-то наверху жалобно мяукала у дверей. Потом хлопнула дверь, но это оказался какой-то юноша, проскочивший мимо нее, даже не глянув. Наконец показался Люсин.
Она не знала его в лицо и потому должна была спросить:
— Простите, это вы — Люсин Григорий Яковлевич?
— Не совсем, но похоже, — улыбнулся он. — Я так понял, вы водитель «мерседеса»?
Продолжать разговор не было смысла. Нина достала «Макаров» и подняла его для выстрела. Люсин мгновенно стал белым.
— Погодите, зачем же…
Хлопнул выстрел, и он упал. Нина прислушалась, оттащила его в темноту под лестницу и вышла из подъезда.
Ощущения победы не было, на этот раз ей было жаль убитого. Он был настолько благополучен, умиротворен и благодушен, что убивать его представлялось покушением на мировой порядок. Нина возвращалась на вокзал и пыталась отогнать от себя ощущение собственной неправоты. Стреляя в хулиганов, она ни секунды не испытывала сомнений, а вот здесь, в главном теперь деле своей жизни, она вдруг засомневалась. Она представляла, как заголосит та женщина, которая отзывалась по телефону, и это напомнило ей собственные слезы над телом убитого мужа.
В поезде, уже обретя свой женский облик, она попыталась оправдаться. Да, конечно, личной вины за Люсиным не было, но он был там. Он присутствовал при этом ужасе. Пусть сам он не виноват, но Нина верила, что пока она не расправится со всеми, она не найдет настоящих убийц. Теперь список был исчерпан.
Брянская милиция обнаружила трупы рокеров с огнестрельными ранениями лишь наутро, когда в тупичке появились дворники. Приблизительно в то же время нашли и тело Люсина-Луценко. И хотя жившая с ним женщина еще с вечера звонила в милицию с сообщением о его исчезновении, искать его никто не стал. Когда взялись за расследование, выяснилось, что он должен был встретиться с какой-то женщиной, представительницей солидной торговой организации. Было ясно, что там решались дела с таможенными пропусками. Став пограничным городом, Брянск превратился в средоточие криминальных интересов. Дело об убийстве Люсина легло в толстую папку с аналогичными происшествиями. Что же до рокеров, то хотя участковый нашел парней, которые рассказали о стрельбе в тупичке, дело тоже продвинулось не слишком. Местные газеты попытались воспользоваться этим двойным убийством, чтобы в очередной раз поднять тему подростковой преступности, потом состоялись грандиозные похороны, на которые собралась шпана со всего города, демонстрируя свою солидарность, но тем дело и кончилось. Легенда о заезжем убийце еще долго ходила по пивным, обрастая все более невероятными подробностями. Люсин был похоронен гораздо скромнее, и хотя их похороны состоялись чуть ли не в один день, никому в голову не пришло связывать эти преступления.
Феликс Захарович, который ждал от этой акции окончательного провала, был удовлетворен. По Москве шла волна, порожденная смертью Дюка, на стенах домов появились надписи «Не забудем Бэби», «С нами Дюк» и другие. На заседании коллегии Суда Председатель высказал глубокое удовлетворение развитием ситуации и предложил ускорить подготовку новых операций. Из провинции приехали представители региональных организаций, которые говорили о полной готовности к проведению террористических акций. Цели были намечены, оружие заготовлено, люди ждали команды.
— Я против всяких ускорений, — заявил на коллегии Феликс Захарович. — В проекте есть строгая ритмичность, и, нарушив ее, мы можем выбиться из ритма.
— Ритмичность проекта событийная, — попытался спорить с ним Секретарь. — Продолжение предполагается после возникновения стихийного движения. Но мы же видим, стихийные всплески становятся обычным делом. Мне кажется, мы должны поддержать инициативу молодых людей рядом ярких акций.
— Между прочим, — отметил Председатель с улыбкой, — я только вчера слышал по одной из молодежных радиопрограмм песенку про нашего Бэби. Вы не слышали? Очаровательная глупость. Нам бы поспособствовать ее распространению.
Секретарь заулыбался в ответ и кивнул. Феликс Захарович подумал, что тот еще долго не избавится от номенклатурной подобострастности. Старая закалка, хотя самому нет и сорока.
— И все-таки меня пугает неуправляемость стихийного движения, — глубокомысленно заметил генерал Чернышев. — Почему бы нам не внести в это дело элемент организации. Внедрить наших людей, помогать им средствами».
Они ничего не понимали в проекте Синюхина, подумал Феликс Захарович. Трагедия в том, что исполнение безупречного замысла поручено людям, изначально порочным. Пресловутая новая генерация оказалась сборищем карьеристов и эгоистов. В очередной раз поймав себя на обличительных мыслях, Феликс Захарович погрузился в печаль одиночества.
— Я хочу еще раз объяснить некоторым товарищам, — сказал он, — что сутью проекта является именно зарождение стихийного движения. Наша организация — это катализатор пробуждения народных масс, и мы должны заранее расстаться с надеждами возглавить стихию.
Это был вопрос, на котором выявлялись настроения руководителей. Секретарь, к примеру, ненавидел идею стихийности и не упускал случая облить ее грязью. Председатель был более мудр.
— Я не думал, — заметил он, — что с переходом на стихийность нас всех обяжут сделать себе харакири. Вероятно, у нас еще появится возможность найти себя в новом мире, когда волна обновления схлынет.
— Вероятно, — согласился Феликс Захарович. — Может, все дело в том, что я не надеюсь дожить до тех времен, когда волна схлынет.
Заседания коллегии в последнее время участились, и это настораживало Феликса Захаровича. Он, считавший себя одним из главных деятелей первого этапа, начинал подозревать, что на втором этапе ему готовится роль свадебного генерала. Новые люди приходили в структуры организации с новыми взглядами и новыми предложениями, и никакого благоговения перед проектом «Народная воля» у них не было.
В своих донесениях Контролеру он не уставал указывать на опасность ревизии основных положений проекта, призывал усилить контроль именно над вопросами адекватной реализации положений плана, и когда Контролер удосуживался разговаривать с ним напрямую, Феликс Захарович просил провести открытую проверку соответствия последних решений коллегии плану Синюхина.
