Он не встал когда мы вошли. Едва взглянул в нашу сторону, когда мы столпились у двери.
Его офис был шесть на восемь и стены украшены цветными изображениями клеток в разной стадии мутаций и деления. Я была не совсем уверена.
Хименес не стал ждать вопросов Гальяно.
— Мужчина интересовался стволовыми клетками. Я дал описание и ответил на его вопросы. Это все.
— Олаф Нордстерн?
— Не помню. Он сказал что расследует какую-то историю.
— Что он спрашивал?
— Он хотел знать об исследованиях, разрешенных Президентом Бушем.
— И?
— Я рассказал ему.
— Что вы ему рассказали?
— Согласно НИЗ…
— Национальный Институт Здоровья, — перевела я.
— …существует семьдесят восемь разработок.
— Где? — это уже спросила я.
Хименес выудил лист из стопки на столе и подал мне. Я пробежала глазами по именам и номерам, Гальяно предстоит солидный тур по лабораториям.
BresaGen Inc., Афины, Джорджия, 4;
CyThera Inc., Сан-Диего, Калифорния, 9;
ES Cell International/Мельбурн, Австралия, 6;
Geron Corporation, Менло-Парк, Калифорния, 7;
Göteborg University, Гётеборг, Швеция, 19;
Karolinska Institute, Стокгольм, Швеция, 6;
Maria Biotech Co. Ltd. — Медицинский Институт женского бесплодия, Сеул, Корея, 3;
MizMedi Hospital — Национальный Институт Сеула, Сеул, Корея, 1;
Национальный Центр Биологических наук/Институт фундаментальных исследований Тата, Бангалор, Индия, 3;
Pochon CHA Университет Сеула, Корея, 2;
Институт здравоохранения, Мумбаи, Индия, 7;
Технический Университет, Хайфа, Израиль, 4;
Университет Калифорнии, Сан-Франциско, Калифорния, 2;
Исследовательский фонд Висконсина, Мэдисон, Висконсин, 5.
Тут мое внимание вернулось к пункту 3. Молча я показала это Райану. Наши взгляды встретились.
— Семьдесят восемь достаточно? — спросил Гальяно.
— Черт, нет.
У Хименеса оказалась странная привычка склонять голову на бок при разговоре. Наверное его зоб давил на голосовые связки и он пытался скрыть это.
— Некоторые из этих разработок могли быть приостановлены, или потеряна плюрипотентность или же проект провалился. Четыре из шести колоний созданных американской биотехнической компанией, не скажу какой, оказались нестабильными. — Хименес фыркнул. — Уже огромное количество недоработок.
Он ткнул костлявым пальцем на распечатку в моей руке.
— А вы посмотрите на это — многие из этих разработок в частных руках.
— А, как известно, частные компании не любят делится, — вставил Райан.
— Вы правильно все поняли, молодой человек.
— Американское правительство что-то предпринимает чтобы получить доступ? — поинтересовался Гальяно.
— В НИЗ существует реестр человеческой эмбриональной стволовой клетки. Однако, НИЗ признает, что распределение клеточных исследований остается на усмотрение тех лабораторий что воспроизвели их.
— Клетки могли бы стать ценным товаром, — это сказал Райан.
Смех Хименеса был похож на кудахтанье.
— Запасы стволовой клетки увеличились после объявления Буша.
Мне в голову вдруг пришла очень беспокойная догадка.
— Доктор Хименес, насколько сложная процедура выращивания культур человеческих клеток?
— Второкурсник на биохимии этого не сможет сделать, если вы об этом. Но для кого-то более опытного это не проблема.
— Как это работает?
— Вы получаете свежие или замороженные эмбрионы…
— Откуда?
— Лаборатории ЭКО.
— Клиники для пар, проходящих лечение от бесплодия, — я перевела для своих полицейских друзей.
— Вы извлекаете клетки из внутренней клеточной массы бластоцисты. Помещаете их в культуру с питательной средой, с добавлением эмбриональной бычьей сыворотки…
Мой пульс подскочил до стратосферы.
— …на питающий подслой мышиной эмбриональной фибробласты, гамма-облучённой, для предотвращения репликации. Клетки растут девять — пятнадцать дней. Когда внутренние клеточные массы разделились и сформировали колонии, клетки отделяются от периферии, откладываются обратно в культуру, и…
Я больше не слушала. Я уже знала, что задумала Цукерман.
Взглядом я показала Райану что нам надо выйти.
Хименес гудел что-то об альтернативной технике, включающей инъекцию клеток в яички мышей с ослабленным иммунитетом.
— Спасибо, профессор, — прервала я его.
Райан и Гальано посмотрели на меня так, словно я была сумасшедшей.
— Один последний вопрос. Нордстерн спрашивал о женщине по имени Мария Цукерман?
— Должно быть.
— Что вы ему сказали?
— То же самое что скажу и вам, молодая леди. Никогда не слышал о ней.
* * *
— Цукерман пытается вырастить стволовые клетки.
Мы вернулись в «бэтмобиль». Лицо горело, а в желудке словно какие-то существа устроили странные соревнования.
— Зачем? — это спросил Райан.
— Откуда, черт возьми, мне знать? Может она добивается повышения. Или на черный рынок.
Я закрыла глаза. Рыба, съеденная в обед плавала по внутренней стороне век. Я открыла глаза.
— Но я уверена, именно этим занимается Цукерман. Я видела лабораторию, видела эмбриональную бычью сыворотку.
— Должно быть и другое использование для такого материала, — высказался Гальяно.
— Шесть из существующих лабораторий стволовой клетки находятся в Институте Монаша в Мельбурне, Австралия. — Я сглотнула. — Цукерман провела два года в научно-исследовательском институте в Мельбурне. Если проверить, держу пари, это будет Монаша.
— Но почему? — Райан повторил свой вопрос.
— Возможно Цукерман ожидает что черный рынок теперь, когда американское правительство превратило клетки в ограниченный ресурс и ограничило бюджетное финансирование, значительно вырастет.
Гальяно внимательно посмотрел на меня.
— Ты в порядке?
— Все хорошо.
— Ты вся горишь.
— Все в порядке.
— И добрый доктор планирует сделать себе запас, — сказал Райан.
Гальяно еще раз взглянул на меня, начал было говорить, но вместо этого включил радио.
— А потом комки шерсти попадаются в нелегально проданных донорских органах. — Райан казался менее скептичным. — Твою м…!
Я его прервала.
— И Хорхе Серано помогает ей.
Я выслушала как Гальяно дает ориентировку на Цукерман и Серано. Мой живот издал странный звук. Хоть оба мужчины поглядели на меня, ни один не сказал ни слова.
Мы ехали несколько миль, слушая урчание моего желудка, перекрывающего радио.
Я заговорила первая.
— Куда влезла Патрисия Эдуардо?
— Куда влез Антонио Диас? — Галиано.
— И куда влез Олли Нордстерн? — Райан.
Ни у кого не было ответа.
— План такой, — решает Райан. — Бат едет в суд за ордером.
— И это, безусловно, не будет этот козел Диаз.
— Я заканчиваю прослушивать интервью. Брэннан штудирует остальную часть бумаг Нордстерна.
— Прекрасно, — согласилась я с ним. — Но работать я буду в своем отеле.
Внезапно я ощутила страстное желание оказаться у себя ванной.
— Не нравится моя компания? — и Райан сделал обиженное лицо.
— Нам нужна дистанция, — сказал я. — Мы не поработаем.
К тому времени, как мы смотались в главный офис, взяли папки Нордстерна и возвратились в мой отель, уже был шестой час.
Тротуар теперь был похож на место бомбежки. Четыре отбойных молотка на полном газу долбились в землю, посылая вибрацию сквозь каждую клетку моего мозга. Прожекторы и контейнеры для еды говорили о том, что этот шум не прекратится даже ночью.
Я пробормотала особенно красочное ругательство.
Райан и Гальяно поинтересовались, все ли со мной в порядке. Я заверила их, что мне просто нужен отдых. Про ванную я не упоминала.
Когда они уехали, я заметила что парни смеялись.
Паранойя ожила.
Я снова выругалась.
Наверху я прошла прямо к своей аптечке.
Кэти всегда смеется надо мной. Путешествуя по разным странам, я всегда с собой вожу целую аптеку. Глазные капли. Назальный спрей. Противокислотное средство. Слабительное. Как знать что пригодится.
Сегодня я знала.
Выпила Иммодиум и глотнула Пепто-Бесмола и растянулась на кровати.
И тут же рванула прямо в ванную. Несколько десятилетий спустя я снова легла в постель, меня била дрожь, но все-таки полегчало.
Отбойные молотки загремели.
И отозвались эхом в моей голове.
Я включила вентилятор. Вместо того, чтобы перекрыть шум с улицы, он еще его добавил.
Вернувшись в ванную, я намочила полотенце в холодной воде, положила себе на лоб и опять улеглась на спину, сильно сомневаясь в своем желании жить.
И как только я задремала, мой сотовый зазвонил.
Мат в два этажа.
— Да!
— Райан.
— Да.
— Чувствуешь себя лучше?
