Ознакомительная версия.
Когда же разговор наконец плавно перетек с Леонида на его родителей, оба свидетеля заявили, что если следствие, а в данном случае Галю, интересует их отношение к той семье, то тут столь же однозначный ответ, как это было в случае с Воробьевыми, не получится. Родители у Лени — люди ученые, серьезные исследователи, — каждый в своей области знания, к чему они с детства приучали и сына. Они всегда привечали и его друзей, особенно «великолепную шестерку». И, следовало им отдать должное, они делали это всегда искренно. Впрочем, может, так друзьям казалось по молодости, когда ты уверен, что все окружающие тебя любят и восторгаются твоими способностями. Но на самом деле, как видится теперь, с годами, люди они были замкнутые в собственном мире и чужих в него пускали неохотно. И уж, вероятно, тем более — в свою семью. Не исключено, что и по этой причине тоже мог возникнуть конфликт между Зоей и Леней. Поначалу, пока рождалась и крепла у них детская дружба, возражений не было, напротив: дружите, но желательно у нас на глазах. И даже когда свершилось то, что и должно было свершиться между любящими друг друга молодыми людьми — их дружеская привязанность переросла в почти открытую любовную связь, — и это также ни для кого из родителей в обеих семьях не стало чем-то из ряда вон выходящим.
Рассказывая с достаточной откровенностью и с легкой грустинкой зависти об интимной стороне жизни своих друзей, Аня — было видно — говорила правду. С таким выражением лица и с такой интонацией не врут, в этом была убеждена Галя.
Но, вероятно, момент истины в семье Морозовых наступил, когда речь зашла о карьере любимого и единственного сына. И в этом все дело…
С одной стороны — известный на всю державу телевизионный журналист, звезда российского телевидения! Гордость родного города! С другой — обычная, ну пусть старательная, но до мозга костей провинциальная врач-кардиолог с копеечной зарплатой и таким же копеечным общественным положением. Нет, продолжай Зоя учиться дальше, заканчивай она аспирантуру, получай кандидатские, докторские степени и прочее, еще что-то, возможно, и сладилось бы, а так?.. Мезальянс, по их убеждению, получался. И это им не годилось. Не подходило…
Этот термин здесь, в их окружении, похоже, бытовал. Кажется, и в отповедях мадам Воробьевой уже звучало это уничижительное, чрезвычайно, надо понимать, обидное для нее слово.
Олег высказался примерно в духе своей жены, лишний раз подчеркнув родство душ, правда, сделал это более сдержанно и не так категорично. Могло быть, но вряд ли. Морозовы — умные люди, а умным дешевая подлость не к лицу.
Интересные сведения получила Галя и о двоих других оказавшихся в Москве друзьях — Вадике Рутыче и Лиле Бондаревской. Эти двое, по утверждению и Ани, и Олега, были влюблены друг в друга тоже давно, и очень странно, что они до сих пор не соединились в браке. То есть все были уверены, что эти двое только и ждут момента, когда станут на ноги. Но семейная трагедия у Вадима несколько отсрочила заключение их любовного союза. Сперва уехала в Москву Лиля и, по слухам окончив Институт иностранных языков, начала делать успешную карьеру. А затем и Вадик, оставшийся в одиночестве, — друзья не в счет! — ринулся покорять Москву и, само собой, неожиданно оказавшееся строптивым сердце своей любимой. Но слухи об их счастье как-то сюда не доходили, может, трудности бытового порядка мешали, а может… Кто их знает, ребята стали в последние годы скрытными, почти не приезжают в Нижний, а когда бывает Лиля, то ничего от нее толком не добьешься. Оно и понятно, с дипломатической службой работает, там не поболтаешь, это уже привычкой, говорила она сама, становится… А про Вадика она слышала, что тот ушел из банка и устроился в какое-то «хитрое» детективное агентство. Или охранную контору. Сама толком не знала. И это лишний раз подчеркивало, что у них отношения разладились, хотя напрямую Лиля об этом не сказала. Не призналась.
У Гали не было причины не доверять своим собеседникам. Аня, например, сама и сразу прониклась к ней доверием, это было видно. И вообще она выглядела человеком открытым, откровенным и предельно, до щепетильности, честным. А потом, наверняка глаза ее выдали бы ложь. Олег, в свою очередь, как-то глуповато, немного по-юношески, краснел, отвечая на вопросы. Вполне возможно, что ему еще не приходилось разговаривать с такими красивыми и мягко проникающими в мужскую душу следователями, и он, с ходу и полностью покоренный чарами гостьи, постоянно отводил смущенный взгляд в сторону, будто боялся поднять на нее глаза. Но говорил убежденно и тоже искренно.
А их, собственно, и подозревать-то в каком-то сговоре было бы для Гали затруднительно. Если бы они успели созвониться и определить для себя круг вопросов следователя (существенная разница между оперативным уполномоченным и следователем по особо опасным преступлениям для них, как с самого начала выяснила Галя, была неведома), они бы обязательно на чем-то прокололись. Но вранья не было, а присутствовала личная точка зрения, которую они оба твердо разделяли.
Ну что ж, позиция этих друзей, более, как показалось, объективная, нежели у супругов Воробьевых, была понятна. На этом Галя могла бы и точку поставить.
Но был еще один момент, на который Романова, как ни старалась, ответа все-таки не получила. Помнится, Александр Борисович, знакомя ее с протоколами допросов Морозовых, заметил, что у Натальи Ильиничны оставался помимо всяких других горестей еще и один недоуменный вопрос: почему друзья Лени так непонятно холодно и безразлично отреагировали на известие о его смерти? Ну Воробьевых понять еще можно, хоть это с их стороны очень нехорошо, некрасиво, однако ладно, можно оставить вопрос без ответа. А остальные? Все те, кто приходили в их дом и знали, что им всегда рады? Они-то что же? Неужели Леня им всем так стал противен из-за его конфликта с Зоей? Да и конфликт ли? Ну разлюбили, ну что же делать?
Вопрос, как говорится, конечно, интересный. Но ни Аня, ни Олег — каждый сам по себе на него толком не ответил. Почему? Скверно получилось, говорил Олег, надо было хотя бы позвонить им. Но, видно, Зоина боль перевесила все приличия.
У Ани была иная точка зрения: пусть сперва они сами извинятся перед Зоей за те оскорбления, которые нанес ей их сынок, оказавшийся гадом ползучим. Вот тебе, Галя, и весь сказ. А про остальных друзей сама же Зоя говорила подруге, что в Москве виделась только с одним Вадимом. Тот узнал о смерти друга из телевизионного сообщения. Приходил положить цветы на могилу. И Зоя его поняла, он же был не в курсе их с Леонидом разрыва. Объяснила в двух словах. Постояли, помолчали и разошлись. Она не знала, подходил он потом к Морозовым и был ли на поминках. Так и уехала, заметив, что Вадим тоже был какой-то хмурый, словно издерганный, но, вероятно, по своим собственным причинам. Возможно, у них с Лилькой тоже как произошел конфликт, так больше и не наладилось. Кстати, о Лильке она вообще ничего в тот приезд в Москву не слышала, а домашний телефон ее не отвечал. И Вадим ничего о ней не говорил. Короче, похоже было на то, что старые друзья разъехались и… разбежались навсегда. А теперь уже начались и невосполнимые потери…
Вот, собственно, и все…
Галя размышляла, что будет дальше. Допрос Зои захотел взять на себя Александр Борисович, ну и флаг ему в руки. Владик Копытин устанавливал, наверное, прослушивающую аппаратуру в доме Воробьевых и организовывал дежурство. На улице бесилась январская пурга, сбивая с ног и не давая дышать. А Галя именно сегодня, вопреки приказу Турецкого, захотела выглядеть перед своими собеседниками не строгой цербершей из «ментовки», облаченной в серый, полувоенный комбинезон, а обаятельной и милой молодой женщиной, считающей, что любовь — превыше всего. И потому оделась не как оперативник на задании, а как располагающая к себе женщина. Наверное, и поэтому тоже так откровенно смущался бедненький Олег, и так доверительна была Аня. Нет, мужику, даже такому сообразительному, как Саша, думала Галя, не понять женской логики. Хотя она могла бы и промолчать, и не обижать его сегодня саркастически своим «начальничком».
Самым умным, решила она, было бы с его стороны, если бы он поручил ей прямо сейчас, немедленно, с грузом тех знаний, которые уже улеглись в ее голове, с ходу начать беседу — не допрос, нет! — именно доверительную беседу с Зоей. Но, вероятно, должен мир перевернуться, чтобы Александр Борисович отказался от собственных планов… А может, он и прав?..
И словно кто-то там, высоко наверху, услышал ее мысли. Из кармана шубки донеслась привычная мелодия из сериала «Секс в большом городе».
— Ты где? — без предисловий спросил Турецкий.
— Еду из Сормова. В автобусе, с вашего разрешения, господин госсоветник. Замерзла, как последняя собачка.
— А ты что, легко оделась?! — «загремел» Александр Борисович. — Я тебя отстраняю от дела! Если ты простудишься, я что, должен ухаживать за тобой или работать?! Безобразие! Только хотел поручить тебе… а ты!.. Марш домой одеваться!
Ознакомительная версия.
