— Да я вроде того, что ничего, — пожал плечами Пафнугьев. — Я вроде того, что молчу.
— Вот и молчи! — рявкнул Шаланда и снова припал к прицелу.
«Мерседес» шел метрах в пятидесяти, и Шаланда, на какой-то миг замерев, нажал курок.
Это был промах. Шаланду нельзя было винить — дорога делала небольшой поворот, и снаряд пронесся рядом с «мерседесом», ушел куда-то вниз, в чащу деревьев и там взорвался.
Похоже, Бевзлин не понял, что произошло, не мог он допустить, что за ним начнут охотиться с помощью гранатомета, иначе бы скорость «мерседеса» резко возросла, невзирая на состояние дороги. Но все осталось по-прежнему, и «мерседес» теперь шел уже метрах в сорока.
— Где вы там видели заряды? — обернулся Шаланда. — А ну, пошарьте! Да поживее!
Оперативник откинул кресло и, вынув один заряд, протянул его Шаланде. Тот в две-три секунды перезарядил орудие, и снова ствол гранатомета устремился в ночную темноту. На этот раз ему повезло — дорога шла прямая, без перепадов, «мерседес» начал даже увеличивать скорость, «джип» немного отстал, но это не имело слишком большого значения. Снаряд, выпущенный твердой шаландинской рукой, устремился вперед, вошел в заднее стекло «мерседеса» и взорвался, вскрыв машину, как консервную банку.
Андрей с трудом успел затормозить перед пылающими остатками «мерседеса».
Все вышли и молча приблизились, освещенные языками пламени. Два развороченных тела лежали тут же, вряд ли их кто-нибудь сможет опознать. Но самое удивительное, страшноватое впечатление ожидало подошедших, когда они приблизились к человеку в белом плаще.
Бевзлин был жив.
Он из последних сил попытался встать, оперся на руку, поднял окровавленное лицо, искаженное страшной предсмертной мукой... Похоже, он хотел что-то сказать, в его глазах была мольба понять...
Подошла Надя.
— Тебе плохо, Толик? — спросила она.
— Плохо, Надя... Я умираю.
— Надо же... А ты знаешь, Толик, что такое контрольный выстрел в голову?
Знаешь?
— Да... Знаю... — прохрипел Бевзлин, и в глазах его нельзя было ничего рассмотреть, различить, кроме маски страдания. У него был разворочен живот, и он второй рукой пытался придерживать окровавленные лохмотья белого плаща.
— Нет, Толик, ты не знаешь, что такое контрольный выстрел в голову... Ты вот только сейчас узнаешь, что такое контрольный выстрел в голову, — проговорила Надя негромко, но все ее услышали.
— Я умираю, Надя...
— Подожди, Толик, подожди немного, не умирай... Мне будет очень жаль, если ты умрешь, — Надя вынула из сумочки небольшой пистолет, поднесла его к голове Бевзлина, коснувшись коротким стволом его лба. — Ты помнишь нашу девочку, Толик, из которой собирался делать выжимки?
— Не надо... Я прошу...
— И я помню, Толик... Пока, дорогой! Не скучай...
И Надя нажала курок.
Голова Бевзлина дернулась, и он опрокинулся навзничь, разбросав руки, раскрыв сочащиеся раны на животе. За ее спиной было молчание.
Молчал, ссутулившись, Пафнутьев, молчал Шаланда, только сейчас, может быть, осознав все, что произошло, молчал потрясенный Андрей, оперативники, сгрудившиеся кучкой.
— Может быть, я говорю что-то не то, может быть, меня некоторые осудят,Пафнутьев помялся. — Но нам надо сматываться.
— И побыстрее, — добавил Шаланда. — Видимо, у них в машине что-то взорвалось... Нехорошо возить взрывчатку в машинах.
Это не было просто бормотание потрясенного Шаланды. Это была уже грамотная, профессиональная, убедительная версия, которую никто никогда не сможет опровергнуть.
Не прошло и пятнадцати секунд, как «джип», объехав пылающие остатки «мерседеса», мчался, вспарывая ночь и гудя выбитыми окнами.
Андрей в зеркало заднего обзора еще некоторое время видел костер из «мерседеса» — пламя пожирало лучшую в мире обшивку, самые надежные в мире шины, удобные, анатомически вычисленные кресла, человеческие тела, которым не помогли все эти совершенства...
— А мне казалось, Шаланда, — проговорил медленно Пафнутьев, — что тебя с этим хмырем что-то связывает...
— Петля на горле связывала.
— А теперь?
— Теперь? — шало спросил Шаланда. — Теперь? — переспросил он. — Я вечерами снова с друзьями, некуда спешить мне больше... — вдруг запел он голосом тонким, но сильным. — Счастлив я, меня пьянит свобода!
— Пьянит? — переспросил Пафнутьев. — Это хорошо. Я вот подумал сейчас...Пафнутьев замолчал, пережидая, пока мимо пронесется громыхающий самосвал.
— Ну? — настороженно спросил Шаланда. — Что ты там опять подумал?
— Как же мы с тобой сегодня напьемся! Я даже знаю, где...
— В моей кладовочке ты ничего не найдешь!
— Какая кладовочка... Мы поедем в такое место, где стол уже накрыт, хозяин хлопочет, расставляя рюмки и время от времени заглядывая в холодильник — достаточно ли остыла водка.
— Так ты что, все это знал заранее?! — возмутился Шаланда и тут же обиделся, потому что в словах Пафнутьева уловил намек — он-то, Шаланда, ничего не знал.
— Да нет, все проще... Мы поедем к человеку, у которого всегда в холодильнике холодная водка и домашняя колбаса, — Пафнутьев вздохнул. — Как же я напьюсь сегодня, Шаланда, как же я сегодня напьюсь...
— Только без нас, — сказал один оперативник. — Завтра служба.
— Мы с Надей тоже сойдем раньше, — добавил Андрей. — Она по одному человечку соскучилась.
— Заметано! — охотно согласился Пафнутьев. — Подбросим вас к центру...
