* * *
В саду взвыла газонокосилка, разговаривать стало невозможно.
— Я вас провожу, — прокричал Рязанцев, тяжело поднимаясь.
Можно было, конечно, распорядиться, чтобы агрегат выключили, и продолжить разговор, но у Евгения Николаевича больше не было сил обсуждать с доктором, кто стащил один из его мобильных телефонов, каким образом злодей проник в больницу к Галине, как ему удалось узнать пин-код.
Каждый при желании мог выяснить, где на самом деле находится Галина, украсть один из его мобильных телефонов, узнать пин-код. Последнее совсем просто. Рязанцев всегда пользовался двумя, а то и тремя номерами и аппаратами. Чтобы не путаться, пин-код был одинаковый. Его знали Вика, Егорыч и наверняка кто-то еще из приближенных. Все это было, безусловно, важно и интересно, но Евгений Николаевич вдруг захотел спать, да так сильно, что зевота буквально сводила ему челюсти, а в глазах стоял дрожащий липкий туман.
— Вам надо отдохнуть, хотя бы пару часов! — прокричал доктор на прощанье. — Если будут какие-нибудь новости, я сразу позвоню.
Рязанцев написал ему на визитке тот секретный номер, которым могли воспользоваться не больше десяти человек. Аппарат он держал при себе постоянно и всегда сам отвечал на звонки.
Возвращаясь к дому, Евгений Николаевич вдруг вспомнил, что сегодня вечером он должен быть в Шереметьево-2, встречать делегацию Международного комитета по правам человека при ООН. Но в котором часу они прилетают, в каком составе и какие запланированы мероприятия, он не знал.
В голове закрутились пресс-конференции, презентации, переговоры. Открытие фотовыставки, посвященной жертвам тоталитаризма. Интервью итальянской газете и японскому телевидению. И еще куча всего, мутного, важного, мучительного.
Сквозь рев газонокосилки до него долетел механический голос: “Абонент временно недоступен”, и он понял, что звонит Вике на мобильный. Нет, не потому, что тихо сходит с ума, а просто потому, что больше позвонить некому.
Он брел, как сомнамбула, ничего не видел перед собой, сбился с тропинки и чуть не налетел на садовника. Опомнившись, он ткнул пальцем в сутулую спину и крикнул прямо в лохматое ухо старика:
— Прекратите! Зачем вы это делаете? Садовник вздрогнул, обернулся, долго не мог сообразить, как выключить свой ревущий агрегат, наконец нашел нужный рычажок, повернул его и застыл перед хозяином, вытянув руки по швам.
— Зачем вы косите? Трава еще не выросла! — в наступившей тишине голос Рязанцева прозвучал отвратительно резко.
— Так, это самое, она же, это, ровненько должна расти, гладенько, чтоб как коврик. Ее надо, это, с самого начала, пока молодая, стричь, — забормотал старик с дурацкой виноватой улыбкой.
"Зачем я лезу не в свое дело? Что я привязался к садовнику? Почему он улыбается? Почему не смотрит в глаза? — думал Рязанцев, покрываясь липким потом от нервной усталости и отвращения ко всему миру. — Он тоже все знает, этот старик. Я забыл, как его зовут, а он, оказывается, все про меня знает и смеется надо мной”.
Рязанцев резко развернулся, шагнул к тропинке и услышал позади высокий стариковский фальцет:
— Так это, Евгений Николаевич, мне косить или нет?
"Доктор сказал — голос был высокий, не мужской, не женский, как будто говорило бесполое существо. И аноним говорил таким же голосом”.
— Как хочешь, — бросил он и махнул рукой.
Косилка опять заработала. Рязанцеву показалось, что в спину ему застрочил пулемет.
"О Боже, теперь я начну подозревать всех и каждого! Надо действительно обратиться к кому-нибудь, чтобы разобрались с этими звонками. Хотя бы к тому милицейскому майору. Люди из ФСБ дружат с Егорычем. Не исключено, что вся эта пакость исходит именно от него. А милиционер сам по себе, у него лицо приятное. Он не станет болтать и вести какую-нибудь свою игру, я заплачу ему, и он все сделает тихо”.
Когда он поднялся на крыльцо, маленький аппарат в кармане джинсов неприятно завибрировал. Он открыл крышку и увидел, что на табло высветился один из номеров, внесенных в память. Ему звонил миллионер Джозеф Хоган, глава концерна “Парадиз”. Он поспешил внутрь дома, закрыл двери, чтобы не мешал рев газонокосилки.
— Хау ар ю, Дженья? — пробасил мягкий, сочувственный голос в трубке.
Евгений Николаевич перешел на английский. Когда в комнату сунулась розовая от жары физиономия Светы Лисовой, он раздраженно замахал на нее рукой.
Миллионер выразил теплые и искренние соболезнования, подробно поинтересовался здоровьем и настроением, пригласил через недельку-другую приехать на несколько дней в Ниццу и отдохнуть на его, Джо Хогана, вилле, потому что после тяжелых нервных потрясений необходима разрядка и смена обстановки.
— Представляю, как трудно найти замену такому отличному пресс-секретарю, как Виктория. Есть у тебя какие-нибудь кандидатуры?
— Пока нет, — честно признался Рязанцев и тут же испугался, что Хоган начнет по телефону обсуждать случившееся, заговорит о Томасе Бриттене. Но опасения оказались напрасными.
— Хочу тебе еще раз напомнить о моей протеже мисс Григ, — радостно и таинственно, как о большом подарке, сообщил Хоган.
— Прости, Джо, я совсем забыл. Ее что, нужно встретить?
— Нет. Не волнуйся, это не твои проблемы. С ней вообще не будет никаких хлопот, наоборот, она может временно избавить тебя от многих проблем, в определенной степени заменить Вику.
Советую тебе сразу поактивней привлекать ее к работе. Чрезвычайно толковая и надежная молодая леди, отлично знает русский, умеет общаться с прессой. Кстати, ты с ней уже знаком. Четыре года назад она слушала твои лекции в Гарварде.
— Ну, там было столько студентов, я вряд ли помню. Повтори, пожалуйста, еще раз, как ее зовут.
— Мери Григ. Мне кажется, ты должен ее вспомнить. Она выделялась из общей массы. Вы с ней отплясывали рок-н-ролл на вечеринке в честь юбилея факультета. Худенькая блондинка с ангельским лицом. Запиши номер ее мобильного. Можешь позвонить ей прямо сегодня, часов в восемь вечера.
Рязанцев еще не закончил говорить, а в комнате опять появилась Светка Лисова, вкатила сервировочный столик, и как только он попрощался с Хоганом, принялась совать ему прямо в рот ложку сметаны с малиной.
— Ну Женечка, ну пожалуйста, за мое здоровье.
Он, поморщившись, взял ложку у нее из рук и стал есть, не чувствуя вкуса.
. — Вот молодец, теперь за Димочку, теперь за Коленьку, за Галочку, — Света урчала, как кошка, которую приласкал хозяин, — сейчас покушаем и баиньки, хотя бы на пару часиков.
Давно прошло то время, когда его бесило это приторное, с придыханием, сюсюканье. Он привык принимать людей такими, какие они есть. При всех своих бесчисленных недостатках Светка Лисова была самоотверженно предана его семье. Многие годы, в самых ужасных ситуациях, она оказывалась рядом, и даже очень кстати. Могла накормить, прибрать, сбегать в аптеку, полностью перевалить на себя заботы о детях. Да, это сопровождалось потоком слов, умильных и высокопарных, глупых и до тошноты банальных. Но ни упреков, ни намеков, ни колкостей. Такова была Светка, бестолковая, нудная, но добрая и верная. И было бы жестоко прогнать ее от себя.
— Теперь зеленого чайку. Кофе я уж не стала варить, ты поспишь, через пару часиков я тебя разбужу и сварю крепкого кофе. А что это был за мужчина с седой шевелюрой?
— Так, по делу, — буркнул Рязанцев и глотнул отвратительного, слишком горячего и терпкого зеленого чая, — все, Светка, спасибо, иди, я прилягу.
— Нет, я, конечно, не лезу в твои дела, но мне кажется, он немножко вампир, этот седой мужчина. Он тебя завел и совершенно вымотал. Не понимаю, как так можно, после всего, что тебе пришлось пережить? Ну вот скажи, откуда в людях столько жестокости, эгоизма? Если раньше этого хотя бы стеснялись, то сейчас оно все лезет наружу и стало общепринятой нормой. Никакого сочувствия и такта. Ввалиться в дом к такому известному, занятому человеку, нагло потребовать завтрак, как так можно, не понимаю! Ну вот объясни мне, что ему было от тебя нужно?
