«Не слишком ли красив он оказался для себя самого? — подумал Гайд. — И не следы ли слабости отразились в форме его челюсти, не терпимость ли к своим грешкам — в рисунке его полных губ? И если говорить откровенно, не было ли это лицо лицом испорченного ребенка, чьи приятные черты и отсутствие характера затянули его в глубокую трясину? Или все это — результат моего больного воображения?»
Он нахмурился и нажал кнопку звонка.
Изнутри донесся стук каблучков по лестнице, и мгновение спустя дверь открылась. Ему улыбалось удивительно хорошенькое личико с зелеными глазами.
— Инспектор Гайд, если не ошибаюсь? Я видела вашу фотографию в журнале. Я — Рут Сандерс, секретарь мистера Хольта. Прошу, входите.
Она провела его вверх по короткой крутой лестнице и, хотя инспектор был счастлив в браке и очень серьезно относился к своей работе, он не мог не восхититься грациозной формой ног, мелькавших перед его глазами.
Минуя распахнутую дверь, он обратил внимание на хорошо оборудованную фотостудию, просматривавшуюся в глубине. Филипп Хольт был не один. В нише, у огромного окна с прекрасным видом на Биг-Бен, Темзу и часть зданий парламента, стоял коренастый солдат. В обезьяноподобной фигуре Гайд признал капрала Энди Вильсона, лучшего друга покойного Рекса.
— Надеюсь, я не помешал? — вежливо спросил инспектор.
Солдат повернулся от окна, а Филипп Хольт приветствовал Гайда, привстав из-за стола:
— Нет-нет, инспектор. Это — Энди Вильсон. Мне кажется, вы встречались?
Гайд и капрал кивнули друг другу, а Рут, наблюдая за ними, отметила почему-то вдруг возникшую атмосферу отчужденности.
Капрал тут же собрался уходить.
— Я, пожалуй, отвалю, Филипп, — бросил он и потянулся к армейской сумке на «молнии».
— Прошу вас, не уходите из-за меня, — торопливо сказал Гайд. — Я зашел всего на минутку и лишь для того, чтобы вернуть вам книгу, мистер Хольт.
Он вынул поэтический томик из потрепанного портфеля и положил на стол, заваленный счетами, негативами и фотоснимками.
— В лаборатории его проверили и не обнаружили ничего примечательного. Теперь, когда дело официально закрыто, мы обязаны вернуть вам книгу.
— Вы тоже считаете дело закрытым, инспектор? — резко спросил Филипп. — Власти, разумеется, могли назвать это самоубийством — надо же что-то сказать в конце концов, — но у меня такой уверенности нет. А что вы сами думаете о причине смерти моего брата?
Гайд понимал, что все напряженно ждут его ответа. В глазах прелестной девицы угадывался интерес, смешанный с состраданием; от Филиппа Хольта исходил прямой вызов; а капрал Вильсон — крупный, нескладный, смахивавший на обезьяну, у которого на голове под редкими светлыми волосами выступили предательские капельки пота — капрал Вильсон явно чего-то побаивался.
Гайд решил, что время откровений ещё не пришло. Устремив пристальный безучастный взгляд на Энди Вильсона, он обратился к Филиппу:
— А что вы, мистер Хольт, об этом думаете?
— Вам чертовски хорошо известно мое мнение, инспектор. Рекс не пускал себе пулю в лоб, какая-то свинья сделала это за него!
— Если вы располагаете уликами, подтверждающими ваше мнение, мистер Хольт…
— Разумеется, никаких улик у меня нет, инспектор, иначе я бы тут же отправился к вам. И тем не менее я настаиваю на своем: никто не заставит меня поверить, что он не был убит!
Энди Вильсон прочистил горло и старательно сглотнул слюну, смахивая на начинающего актера, собирающего всю волю в кулак перед первым выходом на сцену.
— Филипп хочет сказать, инспектор, что Рекс был свой парень, гуляка, любил пожить. Парни вроде него не стреляются, — голос капрала постепенно набирал силу. Обращаясь к Рут, он уже отважился ухмыльнуться: — А каков он был с девицами! Правда, Рут? Не испытывал никаких проблем…
— Ради Бога, Энди! — зло оборвал его Филипп.
Взгляд Гайда вновь скользнул по всем троим и остановился на фотографе. Его раздражение было очевидным.
«Чем же оно вызвано? — подумал Гайд. — Конечно, не одной вульгарностью Вильсона. Но чем?»
Взяв портфель, инспектор нарушил молчание:
— Боюсь, мне пора идти, мистер Хольт. — Подойдя к открытой двери, он обернулся, словно некая идея неожиданно пришла ему в голову. Пристально глядя на Энди Вильсона, он спросил: — Вы абсолютно уверены, что никогда не встречались в армии с Шоном Рейнольдсом? Я знаю, что уже спрашивал вас об этом…
— Не встречался, инспектор, — Энди Вильсон, казалось, успокоился. — Я считаю, этот тип — Шон Рейнольдс — просто миф.
Гайд задумчиво кивнул.
— Боюсь, что вы правы. Все наши запросы о нем ничего не дают. Абсолютно никто не подтверждает рассказ о несчастном случае в Гамбурге и жене, играющей на аккордеоне.
— Бог ты мой! — сердито воскликнул Филипп. — Я своими глазами видел фотографию. Здесь, в этом кабинете! Вы, что же, считаете, что я выдумал всю эту историю? Вот на этом месте Рекс вынул бумажник и показал фотографию женщины, с аккордеоном и её мужа, улыбающегося из-за её плеча. И зачем, черт побери, я стал бы такое выдумывать?
Гайд упрямо покачал головой.
— Сожалею, сэр, но мы не нашли в вещах вашего брата ни бумажника, ни фотографии. Более того, армейское командование ничего не знает ни о Шоне Рейнольдсе, ни о несчастном случае в Гамбурге. Мы должны с этим считаться.
— Похоже, что вы уже готовы чертовски легко согласиться с таким решением, инспектор. На наведение справок о моем алиби вы потратили гораздо больше времени. Видимо, вы полагаете, что это я, возвращаясь из Марлоу, прокрался в «Королевский сокол» и убил своего брата? Не забывайте, какую кучу денег я получу в наследство!
— О, Господи, Филипп! — не удержалась расстроенная Рут. — Вам не следует так говорить!
По непроницаемому лицу инспектора ничего прочесть было нельзя.
— Мне нужно идти, сэр, — сказал он спокойно. — Всего хорошего, мисс Сандерс. Рад был познакомиться с вами. Всего хорошего, джентльмены.
Рут проводила инспектора вниз до двери, а Энди Вильсон извлек из кармана мундира огромный носовой платок и вытер пот со лба.
— Фу!.. Никогда не любил полицейских, и этот — не исключение.
— В чем дело, Энди? Совесть заговорила? — весело поинтересовался Филипп, направляясь в темную комнату за фотографиями.
— Можешь считать как хочешь, — громко отозвался Энди, — но я не люблю людей, сующих нос в мои дела, вот и все.
Рут услышала это замечание, поднимаясь по лестнице.
— А ты не думаешь, что другие тоже имеют право на личную жизнь, Энди? — едко заметила она, возвращаясь за свой стол.
— Извини, моя прелесть, но я не знал, что ты такая чувствительная.
Рут поджала губы и сделал вид, что занята делами. А когда Филипп вернулся в комнату, сдержанно добавила:
— Ты учти на будущее, Энди, что у нас с Рексом ничего серьезного не было, ты же знаешь, да и все прошло давным-давно.
Энди был слишком простодушен, чтобы понять, что замечание это на самом деле адресовалось не ему. Он ухмыльнулся Филиппу, погладил по плечу Рут и, держа в руках свою сумку, заковылял по лестнице, бормоча под нос, что ему до смерти захотелось выпить пивка.
* * *
Вышло однако так, что в перерыве между двумя кружками пива он едва избежал смерти. Два часа спустя полиция подобрала его тело, распростертое на тротуаре на полпути между двумя пивными. В него кто-то всадил три пули. Стреляли, очевидно, из машины на ходу. Свидетели честно признали, что они думали, как бы укрыться от пуль, а не о том, чтобы запомнить марку машины и находившихся в ней людей.
Инспектор первым сообщил новость Филиппу и Рут. Та осторожно поинтересовалась:
— Он не умер?
— Нет, мисс Сандерс, но находится в критическом состоянии и пролежит в больнице довольно долго.
— Ох, какой ужас! Мне так стыдно…
— Это не ваша вина, Рут, — спокойно заметил Филипп. — Не вы же в него стреляли.
— Мой язык хуже пистолета. Я так резко разговаривала с ним и теперь сожалею об этом. Это все оттого, что Энди всегда гладил меня против шерсти, даже когда в доброе старое время бывал здесь с Рексом. Я считала, что он дурно влияет на Рекса и…
— Мистер Хольт, — прервал её инспектор, — вы можете вспомнить, когда Вильсон ушел отсюда?
— Да. Буквально через несколько минут после вас.
— Так. Теперь могу я узнать, оба вы весь день оставались в студии?
— Думаю, да… Нет, погодите минутку, я выходил на полчаса, просто подышать воздухом. В этой темной комнате слишком долго не просидишь. Я прошелся по улице до моста и обратно. Рут выходила отправить письма и доставить пачку контрольных отпечатков в палату общин. — Инспектор поднял бровь, и Филипп пояснил: — Когда членам парламента требуется эффектный портрет, они приходят сюда.
— Понимаю.
Инспектор вынул изо рта трубку и начал её набивать. Филипп ждал, что на него обрушится лавина вопросов о точном времени каждого сделанного им шага — так было с его алиби в ночь убийства Рекса, — но они не последовали. Казалось, Гайд не проявляет особого интереса к случившемуся, и потому его очередной вопрос оказался полной неожиданностью.
