– Как считать, – ответил хозяин. – Цены плавают. И потом: одно дело – купить, другое – продать.
– Как считать! – злобно передразнила женщин-а.
– Отпечатки, пиф-паф ой-ой-ой, снимали? – поинтересовался капитан у коллег.
– Нет отпечатков, – буркнул огненно-рыжий мент-эксперт, у которого всякий раз, когда не было отпечатков, сильно портилось настроение.
– Естественно, – отозвался капитан и пошел по квартире, заглядывая в шкафы. – Неярка? О, еще! А зачем столько шуб? – это он женщине. – Тоже одна – цифровая, а две – переписывать?
– Чо ж я, каждый день в одной ходить буду?
– Каждый день – конечно, – снова сочувственно согласился капитан. – И ни одну не тронули? Как-кие благородные грабители! Как по-рыцарски относятся к дамам! Дубровские прямо!
Хозяйка вдруг встревожилась, встрепенулась, подскочила к шкафу, пересчитала богатство:
– Аж напугали!..
– Откуда, – отнесся Мазепа к хозяину, – не спрашиваю. Все, надо думать, нажито законно. Иначе б не обратились. Верно говорю?
– Верно, – отозвался хозяин. – «Икар». Внедренческий кооператив.
– Неплохие заработки, – откомментировал капитан. – И что к солнцу подлетать слишком близко опасно – знаете. – Вернулся в прихожую, осмотрел входную дверь: быстро, но цепко. – Недавно поменяли? Неужто еще хуже была?
– Лучшая была, лучшая! Бронированная! – подскочила зареванная хозяйка. – Замок ему, видите ли, из Парижа привезли. Электронный. Поставить приспичи-ла! Будто на месте поставить было нельзя!
– Галя! – поморщился хозяин.
– А ты на меня не хавкай! Я на тебя сейчас так хав-кну!
– Давно женаты? – осведомился капитан.
– А какое это, интересно, играет значение? – непонятно на что обидевшись, взвилась Галя.
– Третий год, – буркнул хозяин, и стало окончательно ясно, что каждый из этих двадцати пяти с не большим месяцев недешево ему стоил.
– Вдовец?
– Развелся.
– А родом-то вы откуда? – поинтересовался вдруг капитан, оборотись к хозяйке.
– С Винницы, – опешила та. – А чо, нельзя?
– Можно, можно, – успокоил Мазепа и обратился к ментам. – Ладно, ребята, пиф-паф ой-ой-ой, – продул воображаемый ствол от воображаемого порохового дыма. – Вы тут занимайтесь. А мы с Алиной Евгеньевной пойдем. Вечером дома будете? – отнесся к хозяину. – Я загляну, о'кей?
Хозяин кивнул.
– Пошли? – И взяв Алину под руку, капитан направился к лестнице.
– У тебя что, дела?
– Неотложные, – согласился Мазепа. – Еду обедать с любимой женщиной.
– Обедать? – удивилась Алина. – Тебе что, неинтересно? Или снова – свои?
– На сей раз мне неинтересно, – сказал капитан, – потому что все ясно.
– Поражаешь?
– Отнюдь, – сделал Богдан лягушачьи губы. – Стиль работы.
– Ну и что тебе ясно?
– Маленький секрет. Конан Дойла читала? Надо тянуть интригу. Ты помнишь: Холмс хоть раз раскрыл свои секреты Ватсону, прежде чем довел дело до конца?
– А я у тебя, выходит, за Ватсона?
– За Конан Дойла. Ну расскажу я тебе – и читатели твои на двенадцатой странице помрут со скуки. Станешь преднамеренной убийцею с отягчающими обстоятельствами. Статья сто вторая, пункт «е». Ты этого хочешь?
– Положим, – согласилась Алина.
– Жесто-окая! А я отказываюсь быть в этом массовом убийстве соучастником! – припечатал Мазепа страстно.
Алина пожала плечиками.
– А куда едем обедать? Тоже секрет?
– Отнюдь, – возразил капитан. – В «Трембиту».
– В «Тремби-и-ту»?! – изумленно протянула Алина.
– А что? – сказал Богдан. – Кормят там вкусно… От потери, думаю, уже оклемались. Не государственное же заведение: бабки надо строгать.
– Ненавижу, – выплеснула Алина скопившееся раздражение, – когда менты употребляют жаргон!
– А мне, – отпарировал Мазепа, – наоборот, дико нравится, когда журналистки употребляют слово, например, «менты».
Кормили в «Трембите» точно вкусно. После горячего в ожидании десерта Алина решила подкрасить губы. В зеркальце отразилось, что портьера, скрывающая служебный ход, дрогнула.
– Наблюдают, – шепнула Алина Богдану.
– Нехай, – ответил он.
– А вдруг выстрелят?
– У меня хорошая реакция.
– А если в меня?
– На фиг ты им нужна.
– А если?
– Заслоню своим телом, – произнес капитан торжественно. – Как Александр Матросов – Родину. Как Набоков – Милюкова…
Назад, на место преступления
– Нашли? – с агрессивной надеждою встретила капитана с Алиною давешняя потерпевшая.
– Какая вы, Галя, скорая! – изумился капитан. – У вас в Виннице все такие? Пиф-паф ой-ой-ой – и все, по-вашему? Так, Галя, только в кино бывает. Вы, кажется, забыли, в каком государстве живете.
– Хоть надежда-то есть? – помрачнела хозяйка.
– Надежда, очаровательная Галочка… Ничего, что я вас так? Надежда всегда должна умирать последней, Супруг дома?
– Да вы заходите.
– Летом, летом, – отмахнулся капитан.
– Так и так лето ж! – изумилась Галочка, но капитан уже кивал – выйдем, мол, – появившемуся в прихожей хозяину.
Тот кивнул, в свою очередь, понимающе-согласительно и принялся надевать башмаки.
– Куда это вы? – встревожилась вдруг хозяйка.
– Подышать свежим воздухом, – ответил ей супруг с плохо скрытою ненавистью.
– Я с вами… – Галочка решительно не собиралась спускать с мужа глаз.
– Обчистят, – сказал капитан очень серьезно. – Шубы-то остались. Сторожить надо.
– Верно, – согласилась хозяйка, на мгновенье задумавшись. – Верно. Сторожить надо. Спасибо вам. – И временная дверь закрылась за нею.
– Детей нету? – спросил капитан у хозяина, когда они втроем спускались по лестнице.
– Да если б дети… – вздохнул тот.
– Подали уже на развод?
– Нет, – ответил хозяин по инерции. – Я ей еще ине говорил. А откуда вы знаете? – встрепенулся вдруг весь. – Я никому не говорил!
Они вышли на улицу, в сиреневый вечер. Две дамы гуляли вдалеке с внушительными собачками – больше рядом не было никого.
– Я много чего знаю, – отозвался капитан и обнял Алину за плечи. – Не первый год, слава Богу, на земле живу. В общем, так. Вора я, как вы понимаете, могу найти мгновенно. За руку, так сказать, схватить. И все украденное. А могу, конечно, и не найти. Вы следите, следите за моей мыслью. Или найти, но не все. Часть. Наименее ценное. Где-нибудь, скажем, на вокзале, в камере хранения автоматической. В ячейке, предположим, номер двести восемьдесят три. Она в закутке, практически всегда бывает свободна. А остальное… остальное спишем на первый же труп. Вот так. Пиф-паф ой-ой-ой!
– Да вы в своем уме?! За кого вы меня принимаете! – не вполне естественно возмутился несколько помертвевший хозяин.
– Ах, вы про Алину? – сказал капитан. – Алину вы не бойтесь: я ее люблю. Новость несвежая, но вполне достоверная.
Хозяин помолчал. Собачки тявкнули друг на друга и принялись носиться по газону.
– Ну и сколько я вам за это буду… должен? – робко спросил хозяин.
– Даром, – ответил капитан. – Это будет одним из моих свадебных подарков невесте. Пойдешь за меня, Алина? А?
Та не то не понимала ничего, не то как-то не решалась понимать.
– Но ведь вы знаете… у меня… – хозяин все косился опасливо на журналистку. – Я ведь пятьдесят тысяч потеряю – не замечу…
– Знаю-знаю, – отозвался капитан, – Догадываюсь. Только не надо. Запомнили? Двести восемьдесят три. Привет. – И взяв Алину под руку, резко пошел к «шевроле» не «шевроле».
– Инсценировка, да? – спросила Алина. – Сам у себя украл?
– Видишь, и объяснять не пришлось, – развел руками Мазепа. – Взяла и догадалась. Умненькая потому что. – Капитан запустил двигатель, откинулся на сиденье, сказал с какою-то вдруг тоскою в голосе: – Женился черт знает на ком! Она ведь все на раздел потребует. Глазенки-то, видела, как горят? Я тоже, знаешь, однажды сдуру на такой же… свиннице…
Ревность, что ли, в Алине взыграла:
– А меня зачем потащил? Поразить широтою души? Ну как стукну?
Капитан еще несколько мгновений остался в оцепенелой неподвижности, потом резко – та даже отшатнулась – взял в ладони Алинино лицо, заглянул в глаза в свете неблизкого фонаря.
– Знаешь, милая, – сказал. – Если я снова ошибся – я просто пущу себе пулю в лоб. Если я снова ошибся – значит, я ошибся вообще… Понимаешь? В представлении об этом мире. Онтологически. А тогда – фигли он мне нужен?!
И поцеловал Алину.
Засыпая, Алина все думала о прошлогоднем убийстве в кооперативном ресторанчике – сегодняшний обед освежил впечатления о месте действия. Неудивительно поэтому, что ей отчетливо, как наяву, приснилось нападение: снова подкатила с визгом машина, снова двое в платках и джинсовых кепках ворвались в зал, снова начали полосовать очередями и одиночными. Только вот стекла бара сыпались как-то неестественно медленно, словно осенние листья. Еще медленнее сползал по стене убитый…
