Ознакомительная версия.
— А вы в курсе, что́ Бернардо Бланко писал накануне гибели? — спросил Кабрера.
— Понятия не имею, что он писал, — пожал плечами репортер. — Это и есть самое главное, верно? Это ключ к разгадке преступления.
Тем временем похоронный кортеж прибыл на кладбище.
— Ага, там отец Фриц. — Гурреро поднялся. — Этот безумный поп меня ненавидит, мне лучше убраться, пока он меня не заметил. — И он пошел прочь, прихрамывая на левую ногу.
— Вы не знаете, кто эта блондинка, которая появилась под конец? — спросил Кабрера у своего молодого коллеги.
— Блондинка? Кристина Гонсалес, подруга Бернардо.
Он рассказал, что с Кристиной журналист познакомился в Сан-Антонио, где они вместе учились в колледже. Потом Бернардо решил вернуться домой, и их отношения прервались.
— А что случилось?
— Не знаю.
«Как странно, — подумал Кабрера. — На его месте я бы никогда не бросил хорошую работу в Сан-Антонио ради того, чтобы вернуться в порт. По крайней мере, ни за что не отказался бы от такой женщины».
— А что еще говорят? — продолжал он расспрашивать Колумбу. — Его правда убили наркодилеры?
— Не думаю, — покачал головой Колумба. — Он был в хороших отношениях с Чато Рамбалем, главой местного картеля, даже пользовался его покровительством. Чато, представьте, нравилась писанина Бернардо, а еще его смелость. Бернардо мне рассказывал, что однажды на рынке на него напали трое грабителей с пушками. Но разглядев его лицо, они мгновенно отстали и ушли, едва ли не извиняясь. Он был под защитой Чато, и ни один дилер не осмелился бы тронуть его.
— Откуда нам знать, как обстояли дела в последнее время? Может быть, он проштрафился, опубликовав материал, который пришелся не по вкусу его покровителю, — предположил Кабрера.
— Это невозможно.
— Почему?
— Потому что Бернардо завязал с работой в газетах. Почти полгода назад.
— Вот как? Отчего же? И чем он занимался все это время? На что жил?
— Не знаю… Наверное, у него имелись сбережения… Признаться, я давно его не видел. А потом узнал, что его убили. Вообще, он был скрытен, имел привычку исчезать и появляться только через несколько недель.
— И вы не знаете, что он писал?
— Нет.
— У него были знакомые с инициалами «С. О.»?
Колумба лишь пожал плечами. Кабрера поднялся, потому что толпа на кладбище зашевелилась, и он хотел посмотреть, что там происходит. Оказывается, что к могиле пробилась крошечная монахиня преклонных лет с гитарой. Когда стали опускать гроб, она запела и заиграла религиозный гимн, положенный на мелодию песни Боба Дилана «Свеча на ветру». Голос был некрасивый, но сильный, и во время припева со словами «Он воскреснет, Он придет, чтобы раздать хлеб бедным» многие плакали, особенно родня Бернардо. Кабрера не был сентиментален, но даже у него стоял ком в горле. Что и говорить, похороны — это событие, способное размягчить душу любого грубияна. Боясь совсем расклеиться, он повернулся к Колумбе и сказал:
— Если бы Бернардо знал заранее, он бы потребовал исполнить другую песню.
— Не уверен. Он любил Боба Дилана и вообще время шестидесятых — семидесятых. От этой музыки он был без ума.
«Ну понятно — герой-романтик, — подумал Кабрера. — Бросил красивую подругу и хорошую стабильную работу в Техасе и приехал сюда писать о местных наркоторговцах. Вот и дописался. Интересно, что у него в действительности было на уме? Теперь уже никогда не узнать».
Мелодия Боба Дилана эхом разносилась по кладбищу. В небе бежали редкие облачка.
— Ох, пора обратно на работу, — пробурчал Кабрера.
Кабрера вышел у автомастерской, где его уже ждал менеджер.
— Пришлось поставить новую покрышку, — сообщил он.
— Почему? — удивился Кабрера. — Разве старая так уж плоха?
— Ужасна. Даже с виагрой не катит. Сами посмотрите. — Он продемонстрировал остатки покрышки. — Как, скажите, это можно заклеить? Вы с кем-то всерьез не поладили?
Покрышка была порезана. Точнее, разрезана по всей ширине.
— Это не порез, это предупреждение, — заметил менеджер.
В ответ желудок Кабреры возмущенно заурчал.
Вернувшись на работу, он сразу отправился к Рамирезу, но Рамирез отбыл на задание. Он сходил еще раз — Рамиреза все не было. Тем временем начал названивать нахальный малолетка, у которого он утром отобрал пистолет.
— Если тебе нужно поменять памперс, то обращайся к своему папочке, — сказал ему Кабрера, но звонки продолжались, и он уже просто бросал трубку.
В половине четвертого он решил пообедать, помня, что на пять у него назначена важная встреча. Вынув из ящика стола потрепанную книгу, Кабрера спустился на парковку (на этот раз все колеса были целы), сел в машину и поехал в ресторан «Фламингос». Там он и застал Рамиреза, забившегося в дальний угол. Кабрера подошел и сел к нему за столик.
— Ага, толстяк, вот ты где! Так что ты мне собирался рассказать?
Рамирез, внимания которого ожидали две порции энчиладас по-швейцарски и тарелка с вяленой говядиной, проглотил слюну, вытер губы салфеткой и вполголоса проговорил:
— Не лезь туда, придурок. Это не дело, а в натуре минное поле.
— Можно подумать, я взялся за него ради удовольствия. Мне его шеф поручил!
— Повторяю: будь я на твоем месте, я бы сделал все, чтобы отвертеться. Это дело Весельчака. Никто в здравом уме не осмелится перейти ему дорогу.
Чавез тоже был здесь. Он сидел поодаль в компании двух новичков, которым втирал что-то, а те слушали и согласно кивали. Кабрере было жаль их, как и прочий молодняк, попадающий в оборот к Чавезу. Вскоре и они пожалеют об этом, но будет поздно.
— Ну так что ты будешь делать? — спросил Рамирез.
Кабрера не ответил. В ресторан проник замызганный мальчишка с кучей рекламных листовок и принялся шнырять между столиками, суя каждому флаерсы. Вскоре добрался и до них. «А вдруг сегодня твой последний день? Проведи его весело в клубе «Чероки мьюзик», — прочитал Кабрера на листовке, протянутой мальчишкой. Раньше этот клуб принадлежал известному бандиту, которого они обезвредили, и теперь там просто диско-бар без криминала.
Человек, сидевший за соседним столиком, ушел, оставив на столе выпуск «Меркурио», и Кабрера взял газету. Колонка Джонни Гурреро была на третьей странице. Этот ушлый засранец уже успел тиснуть заметку. Упомянув «прискорбную» кончину Бернардо Бланко, «перспективного молодого журналиста, вернувшегося из Сан-Антонио», Гурреро писал, что Бернардо, по слухам, «неуважительно отозвался о некоторых влиятельных горожанах», и следствие «не исключает», что его смерть явилась результатом попытки шантажа. А также что «опытный сотрудник полиции» ведет параллельное расследование. Нет, ну не скотина ли? Отбросив газету, Кабрера попросил меню, в котором ему ничего не приглянулось, и он заказал только чашку обжигающего черного кофе.
Было без четверти четыре, когда Кабрера вспомнил о назначенной встрече. На парковке он снова проверил все колеса — кажется, порядок. Он сел в машину и поехал в Культурный центр Паракуана, где находилась иезуитская школа. Когда-то Кабрера учился в этой школе. Все в ней учились, даже Бернардо Бланко! Многие годы иезуитская школа оставалась основным учебным заведением в городе. Обыкновенно в школах при общине многие ученики получают стипендию. Бернардо получал полную стипендию, а Кабрера — половину, потому что для полной ему не хватило отличных оценок. В первом классе его ненадолго исключили за хулиганство, а в остальном воспоминания от школы у него остались самые лучшие: экскурсии на природу, духовные ретриты, споры о социальной справедливости, соревнование по успеваемости и железная дисциплина, укрепляющая моральные устои.
Кабрера знал, что разговор предстоит не из легких. Фриц получил образование в Риме, где изучал теологию и юриспруденцию. По первому назначению он попал в Никарагуа, а затем — благодаря обширным знакомствам в среде либеральных теологов — оказался в Мексике. Но где бы он ни служил, его отличало редкостное рвение в исполнении служебных обязанностей. Сколько Кабрера себя помнил, отец Фриц приходил к ним в полицию, а также в тюрьму с наставлениями и беседами. А еще он помогал вести переговоры. Быть посредником между полицией и преступниками — дело рискованное, и потому, дабы не подвергать опасности иезуитскую братию, было решено переселить Фрица в резиденцию епископа, под круглосуточную охрану. Днем он преподавал в школе — Кабрера знал это наверняка, потому что сам когда-то у него учился.
Свидетельские показания отца Фрица Шанца, иезуитского священника
В тот день после похорон я снова увидел Макетона. Он явился ко мне в кабинет раньше назначенного ему времени.
Ознакомительная версия.